Лоханка

Решил рискнуть — всё-таки в случае успеха боевую машину получится просто "размазать" по земле. И еще один момент гвоздём засел в сознании: а нельзя ли вообще обойтись одним-единственным членом экипажа? Дело в том, что автоматические коробки передач я знаю неплохо — не раз в них заглядывал. А решать вопрос управления поворотом машины не обязательно с помощью пары рычагов — можно и педалями рулить. И вообще, если употребить ноги для управления, а руки для наводки и стрельбы — получается офигительно круто.

Как же мне сейчас не хватает самых обычных телекамер, столь доступных в моём родном будущем!

* * *

Вопрос с переделкой старых гранат Дьяконова оказался камнем преткновения. Сами-то они ничего так — хорошо бахают. Тротил внутри, чугуниевый корпус, порождающий убойные осколки. Но к ним нужен другой взрыватель и собственный вышибной заряд — тот, что выталкивает снаряд из ствола и сообщает ему необходимую для полёта скорость. Потому, что винтовка в гранатомёт не входит. Эти проблемы Таубин, разумеется решил. Вопрос тут не технический, а чисто производственный. Кто-то должен делать разработанные им элементы, а потом вынимать из боеприпасов старые и вставлять туда новые. И это — полмиллиона раз. Хе-хе.

Вот и сел я конструировать роторно-конвейерную линию. Шучу. Просто ремонтникам часто приходится делать разные опрессовки, выколотки, зажимы и иные приспособы, решающие достаточно хитрые задачи там, где рукой не ухватишься, или сил не хватает в пальцах. Я на этом собаку съел. Поэтому занялся заменой человеческих рук на самых неудобных и рискованных операциях механическими щипцами, толкателями или... ковырялками назову — не для всех этих измышлений придуманы названия. А до понятия "манипулятор" они не дотягивают — слишком примитивны.

Станки тут нашлись, народ вокруг заинтересованный — как же, замаячил свет в конце туннеля для их никому не нужного детища. Три электромотора отыскали, пяток соленоидов намотали — и пошло дело. Не часовое, чай производство с его прецизионной точностью — вполне разумные допуска, ну и материалоёмкость невелика. Жесть нынче не дефицит, а рецепт лака, того самого, из сказов Бажова, я хорошо помню. Хе-хе. Может и не того самого, хрустального, но без ножа он не удаляется ни с металла, ни с картона, ни с дерева, а уж воду "держит" сколько надо. Впрочем, деревянных деталей в конструкции не применялось, а вот картонную гильзу от воды уберечь было необходимо.

Получился участок на шестнадцати квадратных метрах, где три работника за смену могли переделать до тысячи гранат. Сами эти работники — ребята из КБ, которые и так сидят на окладах и бывает, что не заняты. Кроме того, готовы потрудиться на общественных началах потому, что труба большого диаметра над этой организаций уже чувствительно нависает — не выкрутятся, могут и работу потерять, и свободу — понимают это люди — не было у них ещё никакого существенного признанного начальством успеха, отчего тучи над головой заметно сгущаются. Что же касается затрат на материалы, то они невелики, если работать без спешки, распределяя их по выделяемым на текущие работы ассигнованиям.

Так мне Таубин объяснил — я-то в подобных вопросах разбираюсь неважно. В общем, подзасиделся я в Москве, пока то да сё. Зато определился с вооружением для малого вездехода. Танчоночка моего зайчушечного. Не поверите — снился он мне. То есть замысел превратился в идею-фикс. А тут уж лучше не сдерживаться, а то я за себя не отвечаю.

Ну а идеи наши насчёт наведения, когда ствол повёрнут за спину стрелка, Яша со специалистами в области прицелов будет решать — есть у него связи, есть наработки и опыт. Я скорее как постановщик задачи выступил, чем как воплотитель. Приборы наблюдения у нас с прицелом не совместились даже мысленно — разные поля зрения требуются для них. Мы уж по-всякому прикидывали. Как ни смазывай оптическую ось — не едет эта телега.

* * *

Когда и куда девался Кобыланды, я так и не понял. От нас с Яковом он отстал ещё на вокзале, когда мы возвращались из Коврова. Потом мысли отвлекли меня вообще ото всего, и спохватился я только вечером. Заглянул к нему домой, но Софико сказала, что он не появлялся. И посмотрела на меня хитрым глазом.

Так он что? Скрывается? Формы военной больше не носит, а ведь никогда раньше из неё не вылезал! Но тогда непонятно поведение моих "хранителей" — они даже не подумали его ловить и арестовывать. Ничего не понимаю. И вообще — у меня появилась такая уйма идей! С тех пор, как два года тому назад придумывал самогонный аппарат соседу Никите Фомичу, не испытывал я подобного творческого подъёма. Там хитрость была, чтобы не кипятить брагу и вообще — точно держать довольно важный режим, известный мне от деда.

Словом, помаялся я пару дней бездельем, а потом отписал Иосифу Виссарионовичу:

"Отпустите меня пожалуйста домой, а то деньги кончаются и дела на работе простаивают"

Ответ мне передали на следующий день: "Можете уезжать".

Анна обнимала меня так, будто я вернулся живым с того света. Заметил — притерпелась она к моим свойствам, привыкла. Даже вот обрадовалась душевно, а не потому, что положено, потому что муж. Нравится мне она, не стану скрывать. Тепло с ней и радостно.

На заводе же ничего не изменилось — заказы, объёмы, сроки. Вот только, кроме меня появился ещё один скучающий — наш главный конструктор инженер Федотов — нечем ему заняться при нормально стоящей на производстве серии. А сплошным потоком шёл малый вездеход без пулемётной башни и без рации — чисто грязепроходная плавающая полуторка, именуемая в среде военных странным словом "бранзулетка". Более ничего нам не заказывали.

Вот и занялись мы с нашим придумщиком реализацией моей идеи масепусенького танчонка — благо с вооружением всё ясно, мотор и трансмиссия как раз от крупносерийного образца, фанеры и реек в достатке, а козлы для экспериментальных моделей пустуют. После того, как я выговорил всё, что взбрело мне в голову, коллега поглядел на меня озадаченно и развёл руками:

— Вань, я просто ума не приложу, с чего начать.

И начали мы с приборов наблюдения — делали зеркальные перископы и крутили их по-всякому, глядя на окружающий мир из положения лёжа. Всё-таки практика — критерий истины. Несколько дней экспериментов — и всё встало на свои места. Оказалось, что смотреть вперёд и назад нужно через по-разному устроенные приборы. Для вождения вообще достаточно переднего широкого перископа с парой дополнительных перископов, повёрнутых вправо и влево так, чтобы поля зрения частично пересекались — в сумме на сто двадцать градусов по горизонтали — я такое еще на бронетехнике будущего встречал, но заняться ими вплотную как-то руки не доходили. А тут как раз самое время.

Зеркала, понятно, не стеклянные — металл, электрополировка. Наверху легкосъёмные триплексы — они теперь доступны. Сносно получилось, неплохой обзор. Захотелось и пары скромных аналогов зеркал заднего вида, но только левое получилось без особых изысков. Вернее, вышли оба, но правое потом не заработало — показывало только башню.

Башенный перископ выполнил по этой же схеме, только задний обзор сделал в полном варианте, не перевёрнутом, а прямом — по другому организовал отражения. Причём, поскольку тело наводчика располагается неподвижно относительно корпуса, а не вращается вместе с башней, то и крепить к этой самой башне перископ нельзя, а то просто крыша у человека едет вместе с поворотом орудийного ствола.— настолько теряется чувство направления. Поэтому "объективы", хоть и выведены сквозь крышу поворотной конструкции, но вместе с ней никуда не едут, а только немного перемещаются стрелком относительно корпуса, по которому он и исчисляет положение в пространстве — относительно ориентации собственного тела. Немного — это насколько поворачивается голова, чтобы без особого зверства.

Мы с Федотовым быстро поняли: одному стрелку-водителю с машиной не справиться хотя бы потому, что он элементарно запутается для чего куда глядеть и как трактовать два отражённых изображения, одно вывернутое справа налево, которое сзади, и одно прямое. Двух членов экипажа пришлось располагать рядом друг с другом ногами вперёд, причём водитель сдвигался к носу так, что голова его оказывалась за пределами башни.

Соответственно, система наблюдения для него делалась отдельно и не изменяла ориентации относительно корпуса. Широкая низкая горизонтальная панорама вперёд и слева перископическое окошко назад. Хотелось бы ещё и вправо-влево глядеть, но это уже никак не лезло в наши габариты. Назад обзор у водителя получался вдоль движения в растворе градусов десять влево, но никак не круговой. Впереди же поле зрения было вполне приличным — почти как на автомобиле через лобовое стекло..

Стрелок же мог вращать перископ во все стороны руками настолько, насколько шея позволяла ему крутить головой, но заднюю и переднюю полусферы обозревал через разные стёкла. И, поскольку сам не мог крутиться вокруг окуляра, как капитаны-подводники, то окуляр ездил по дуге вокруг его головы. То есть элементы двигались по периметру башни внутри неё, огибая человека и опираясь опять же не о башню, а о корпус. Наизобретались мы до осточертения, пока добились того, чтобы приборы наблюдения не задевали макеты пушки и гранатомёта. И, чтобы всё это не свернуло голову наводчику. Вот после этого я и вызвал телеграммой Якова Таубина, потому что нужно было решать вопросы с заряжанием и прицелами.

К счастью, наши разговоры по дороге из Коврова и потом в Москве не прошли даром — он оказался готов к тесноте, в которой это всё размещалось и даже наработал кое-что. Во всяком случае рукоятка перезаряжания пушки и спусковое устройство были перенесены туда, где к ним удобно присоединялись тяги от педалей, а пространство для присоединения магазина мы расположили верно. С пушкой совсем быстро управились — она всё-таки более привычно устроена, и тоже с магазинным питанием аж на восемьдесят один патрон. И теперь уже совсем автоматическая, но палить одиночными из неё можно, потому что темп стрельбы невысокий. Ну, или двойка получается, если подзадержался "отсечь" очередь — не так уж и плохо.

Только после завершения размещения оружия, приборов наблюдения и головы башнёра, стали мы "описывать" танк вокруг смакетированного комплекса и обоих членов экипажа..

Знаете!? Опыт — великое дело. Двигатель встал впереди справа перед стрелком, трансмиссия, а она короче, разместилась левее перед водителем — как раз удобно для присоединения органов управления. Центробежный насос на валу отбора мощности, загонял воду в два сопла с заслонками, чтобы управлять тягой по каждому борту и менять, таким образом, направление движения. Башня практически в самой корме чуть не нависает над прямо срезанной задней стенкой. Через низкий, но широкий лаз в ней экипаж и проникает на свои места независимо, не мешая друг другу. Словно в тубус прямоугольного сечения ногами вперёд приходится "вставляться" в машину, сразу распластываясь на спине. Уклон у ложа, конечно есть, но совсем небольшой. Опора под плечи и затылок тоже имеется, однако её приходиться выдвигать снизу уже потом, когда сам пролез..

Нос мы слегка заострили, а гусеницы выбрали самые узкие от танкетки Т-27 — их давно уже сняли с производства, но траки пока выпускали для ремонта находящихся в войсках машин. Когда это всё обозначилось в очевидном виде, пришла пора рассчитывать массу машины и её давление на грунт. Вот тут и ждало нас "открытие". Танк этот никак не мог нести брони, потому что перетяжелялся, если делать обшивку толще тех же "волшебных" шести миллиметров. В общем даже от пистолетной пули такая "защита" может спасти не каждый раз — зависит от пистолета. Зато для конструктивной прочности этого было более, чем достаточно. А ещё верхняя точка машины в районе башни отстояла от земли немного меньше, чем на метр. Ширина оказалась заметно больше — метр тридцать. В длину мы проиграли той же самой Т-27 около полуметра — получилось три десять вместо два шестьдесят.

Образец собрали за месяц и начали испытания. Удивительно, но по ходовой части, двигателю, трансмиссии и корпусу доделок оказалось немного. Бегала наша машина со скоростью сорок километров в час и по воде легко делала десяточку. Основную проблему составило привыкание к лежачему вождению и стрельбе из положения лёжа на спине. Кроме того, всплыла необходимость серьёзной амортизации ложементов, иначе езда вынимала из людей печёнки-селезёнки. Что же касается собственно вооружений — вот уж где получил я по сусалу!

Гранатомёт на поверку оказался отнюдь не столь безотказен, как показалось мне спервоначала при демонстрации под Ковровом. Он не перезаряжался при попытках стрельбы по близким целям, когда я направлял ствол почти горизонтально — отдача не "доталкивала" ствол до места. При высоком же, близком к вертикальному, подъёме ствола пружина не каждый раз возвращала его в положение для выстрела.

Только с орудийной автоматикой я ещё не разбирался! Нет, устранить задержку было нетрудно — рукояткой дёрнуть — и дело в шляпе. Но кому это нужно в бою, отвлекаться на то, что перестало работать? Сразу вспомнилось, что на штатном станке углы подъёма ствола были ограничены и сверху и снизу, но мне это не понравилось, и в башне я механизм сделал на все возможные углы, которое позволяло внутреннее пространство.

Поковырявшись в гранатомётной автоматике я вроде как всё понял, но никак не мог сообразить, что с этим делать — ведь не могу же я отказать танкис... бранзулетчику, конечно, в возможности лупануть по цели в упор! Захотелось набить Таубину морду. Так я ему и отписал в телеграмме. Он быстро ответил, что сам приедет.

Приехал. Привёз новую пружину и гранаты. После их замены всё заработало.

— Понимаешь, — оправдывался он, — это всё из-за старания сохранить старые гранаты. Вернее — наибольшее количество их компонентов. В общем, мы в качестве вышибного заряда использовали дополнительный картуз от Дьяконовской конструкции. Ну а как твоя телеграмма пришла — плюнули на экономию и увеличили навеску. Ну и пружину навили пожёстче.

Не, ну я понимаю — интеллигентный человек пытается удовлетворить наибольшее количество требований, выдвинутых каким-то бережливым специалистом из артиллерийского управления, но если от экономии техника плохо работает — то все затраты напрасны. Плюшкинизмо-Гобсечество какое-то, право слово.

Однако, теперь, после усиления заряда, граната летела на километр.

* * *

Весной тридцать девятого года мы завершили три уже не опытных, а боевых образца, о чем я отписал Иосифу Виссарионовичу с просьбой направить их на войсковые испытания в район Халхин-Гола. Дело в том, что военная приёмка, бравшая серийные бранзулетки, искренне сочувствовала нашим усилиям, можно сказать, болела за нас. Но в их номенклатуре этих машин не было и никто их не заказывал. Директор завода смотрел на наши усилия, трату материалов и отвлечение сил работников — на всё это "баловство" — со смирением философа. Во-первых, не так уж много мы затратили и отвлекли, а во-вторых, после моих с Федотовым подобных "заездов" завод всегда оказывался в выигрыше, начиная выпускать весьма востребованную продукцию. Ту, на которую многое удавалось выменять или сделать неплохую выручку — не вся она учитывалась, не вся стояла в плане... не знаю, как уж он там хитрил, наш директор, но ящики с мазутными котлами или конвекционными печками часто отгружали маленькими партиями или даже поштучно через багажное отделение станции Ахтуба.