Полемарх командовал пиратским флотом, когда вожди объединялись для совместных операций. С начала нынешней войны Эргин еще ни разу не вышел в море сам за себя. Митридат был очень щедр. Ни один государь до него не дружил с пиратами столь активно. Причем, для кое-кого из присутствующих это была дружба не за деньги.
Гераклеон-вифинец, по прозвищу Уголек, считался близким другом Неоптолема, старшего из навархов понтийского царя. Уж как они сошлись, на чем сблизились, все Братство гадало. Сложно было представить себе более разнящихся людей. Понтийский аристократ, довольно высокомерно относившийся к большинству пиратов, действительно дружил с одним из них. На полном серьезе. До такой степени, что даже подумывал выдать свою дочь за одного из сыновей страшного на вид Уголька. А более отталкивающую рожу, чем у Гераклеона, в Братстве еще поискать!
Угольком его прозвал, не лишенный чувства юмора Зеникет, еще лет двадцать назад, в самом начале продвижения вифинца от рядового гребца, дравшегося в своем первом бою дубиной, за неимением другого оружия, к педалиону[43] кормчего. Прозвал после того, как молодому тогда пирату опалили факелом лицо в одной из схваток. Хорошо так поджарили, Гераклеон едва не протянул ноги. Приобретенное уродство донельзя испортило его характер, но и способствовало быстрому восхождению, ибо мягкотелые в Братстве долго не живут, а ума Угольку было не занимать. Как, впрочем, и большинству пиратов, выбившихся "в люди". Был Уголек злобной, раздражительной скотиной, а случись совместный поход с митридатовым флотом — совсем другой человек. Вежлив, приветлив, по плечам друг друга с навархом хлопают, смеются чему-то. Что-то их сближало. И ведь молчали оба! А любопытство-то гложет, изнутри точит, как жук-древоядец, корабельная смерть. Чудно.
[43] Педалион — изначально просто рулевое весло на корабле, позднее так стало называться рабочее место кормчего и вся система крепления на корме двух рулевых весел.
Эвдор с Аристидом, нацепив на себя самое лучшее из того, что нашлось в сундуках Филиппа, явились на совет с опозданием, сразу угодив в центр внимания уже разгоряченных вином пиратов.
Кроме Полиада, Эргина и Гераклеона собралась одна мелочь, из которой Эвдор никого не знал. То есть, может и встречал прежде, но не запомнил, не было нужды.
— Мышелов? — дернул уголком рта Эргин, возлежавший во главе стола, вернее столов, составленных вместе в форме буквы "Пи", — ты еще жив?
— Как видишь, — спокойно ответил Эвдор.
— Я огорчен.
— Тем, что я жив? — усмехнулся Эвдор. — И тебе доброго здоровья!
— Я огорчен тем, что меня ввели в заблуждение. А твои люди?
— Все давно уже переправились через Стикс. Теперь у меня новый корабль и команда.
Мономах перевел взгляд на Аристида.
— Вижу. Значит, этот пьяница теперь твоя команда?
Ни Эвдор, ни Аристид ответить не успели, как на вновь прибывших соблаговолил обратить внимание могучий Полиад, до этого сосредоточенно надевавшийся ртом на баранью ногу. Говорят, в Индии есть такие змеи, которые могут заглотить барана целиком. Драконтей в Индии никогда не бывал, но явно собирался проверить достоверность этих слухов.
— Ты посмотри, кто пожаловал! — Полиад сел на ложе, — это ты, Дурное Вино? Или мне мерещится?
— Не мерещится, почтенный Полиад, — улыбнулся Аристид, — радуйся!
— И ты радуйся, Эномай! Возляг с нами и осуши эту чашу, как в прежние времена! Эй, виночерпий, быстро подать вина моему дорогому другу! — потрясал огромным серебряным кубком Полиад.
Эвдор и Аристид-Эномай заняли было свободные места на дальнем от Эргина конце стола, но полемарх решил иначе.
— Эй ты. Да, ты, переляг в другое место. Мышелов, переместись поближе.
Пират, согнанный Мономахом с ложа, безропотно подчинился и уступил свое место Эвдору. Драконтей так же бесцеремонно освободил возле себя ложе для Аристида.
Эвдор смешал вино с водой в медном кратере, зачерпнул чашей-киафом и выпил.
— По какому поводу пир?
— Это не пир, — процедил Уголек, возлежавший по правую руку от полемарха, повернув к Эвдору наиболее изуродованную половину лица, — Змеиный не позавтракал, вот и догоняется.
Стол от яств не ломился, но потешить желудок было чем. Эвдор подцепил кусок мурены под соусом и отправил в рот. Покосился на Аристида и Полиада, возлежавших напротив. Драконтей, в бороде которого застряли хлебные крошки, задрав голову кверху и присосавшись к немалых размеров серебряному ритону, громко булькал, втягивая в себя его содержимое. Аристид старался не отстать.
— Так из-за чего собрание? — вновь спросил Эвдор.
— Митридат зовет, — ответил Эргин.
— Приперло, — добавил Гераклеон.
— А что с ним случилось?
Эргин подозрительно посмотрел на Эвдора.
— Ты, Мышелов, от спячки очнулся? Из какого болота вынырнул?
— Оттуда, откуда не выныривают.
— Ты что-то дерзок стал, — прошипел Уголек.
Полемарх выпад Эвдора не заметил. Или сделал вид, что не заметил.
— Митридата сильно стали бить римляне. Вот и заскулил.
— А Неоптолем чего?
— А это не твоего собачьего ума дело! — окрысился Гераклеон.
— Неоптолем, по слухам, на севере, возле проливов. Если уйдет, Архелаю совсем каюк.
— Где царь-то?
— Сейчас в Пергаме. Пока. Может уже в Питану сбежал. Если римляне Пергам взяли.
— Римляне взяли Пергам?! — удивление Эвдора было неподдельным, — Сулла уже в Азию перешел?
— Не Сулла. Какой-то Фимбрий. Крепко бьет царя, сукин сын.
— Ты верно, Мышелов, как лягух после зимы растаял, — облизывая жирный палец, заявил Гераклеон.
Полиад и Аристид чему-то дружно заржали, им вторили пираты из свиты Драконтея. Эргин поморщился.
— Да, римляне в Азии. Царя побили. Половина вифинцев сразу к ним метнулась, радостно жопы растопырив.
— Да, припоминаю, слышал... — Эвдор вспомнил родосскую рыночную толкотню.
— Вот мы тут и судим, что делать.
— Как, что делать? — неожиданно рявкнул Полиад, обнаружив внимание к разговору, — идем в Питану, вывозим богоравного. Он нам за то — почет и уважение. Правильно я говорю?
— Фу, — скривился Аристид, — служить каким-то царям...
— А что такого? Суди сам, друг Эномай, вот у меня есть все. Ну, почти. Золото? Хоть жопой ешь. Вина — залейся. Бабы? — Драконтей почесал в паху, пострелял мутными глазами вокруг себя и нашарил волосатой ручищей флейтистку, сидевшую возле ложа на полу, — баб столько, что аж конец распух. Ну, вроде все, что душе угодно. Ан нет... Чего-то не хватает. Тоскливо.
Драконтей скорчил плаксивую гримасу.
— Нету почета...
— И уважения, — продолжил Аристид.
— И уважения, — подтвердил Полиад.
— Неужто тебя не уважают и не боятся?
— Боятся. Так и десять лет назад боялись. А я хочу, чтобы... — Драконтей нахмурил брови, подыскивая слова, — чтобы говорили: "Вот наварх Полиад. Он римлян так бил, что ух!" Давай, ухнем, Эномай.
— Давай.
Полиад опрокинул в себя ритон и вновь забулькал. Аристид, последовал его примеру.
Эргин, который во время проникновенной речи Змеиного молчал, процедил:
— Римляне, внезапно, резко усилились. Из-за одного ублюдка.
— Так там не только Ласфен, — сказал с набитым ртом Эвдор, — там еще...
— ...не произноси имени этой критской твари! — вскинулся полемарх.
Эвдор перестал жевать, посмотрел на Эргина, на Гераклеона. Хмыкнул.
— Ну да. Теперь Неоптолем безнаказанным больше не будет.
Уголек гневно сверкнул глазами, но ничего не сказал.
— А вы, значит, дружно под себя наложили, — как ни в чем не бывало, продолжил Эвдор.
— За языком своим, поганым, следи, — посоветовал полемарх.
Один из его телохранителей, каменной статуей возвышавшийся за ложем вождя, положил руку на рукоять кинжала за поясом. Эвдор покосился на него и усмехнулся.
— Ну-ну. Пока вы тут судите да рядите, я сейчас поем, сманю десятка два ваших бойцов, да в море выйду. В Питану. Я вам погоды все равно не сделаю, с моим акатом, а в таких делах надобно поспешать.
— Это как, интересно, сманишь? — спросил Гераклеон, любопытство в котором пересилило неприязнь к Эвдору.
— Просто. Кто первый царю на выручку придет, того не забудут. Пока вы тут все это изобилие переварите, — Эвдор рыбьей костью обвел блюда с закусками, — римляне до Вавилона дойдут.
— Никогда не слышал, чтобы ты, Единоборец, чего-то опасался, — встрял Аристид, — сейчас что медлишь?
— Ты-то куда вылез?! Ты только что кривился, дескать, служить кому-то не по нраву. Ты Лукулла корабли считал? Две сотни! И каких! А тут что? Лоханки по сравнению с триерами Лукулла. Моих тридцать, Полиад с Гераклеоном на двоих столько не добавят. А эти, — полемарх махнул рукой в сторону пиратов, занимавших дальние концы стола, — как тараканы разбегутся, едва на горизонте волчья морда замаячит.
— Я считал корабли Лукулла, — спокойно сказал Эвдор, — тебя обманули, Эргин. Нет у него двух сотен. У него и полсотни не наберется. Так что силы равны. А если еще Неоптолема присовокупить...
— Вообще-то, — уточнил Аристид, — у Лукулла есть пентеры. И пехоту он на корабли посадит. А как римская пехота драться умеет, Митридат бы хорошо поведал. Так что, лично я все же за то, чтобы сходить до Финикии. Там добычи не убудет, а здесь, — Аристид усмехнулся, — благодарные понтийцы тебе, Эргин, даже памятник не поставят.
— Чего-то я никак понять не могу, на что ты его сподвигнуть пытаешься? — недоуменно заявил Аристиду Драконтей.
— Зеникет не откажет в поддержке Митридату, — уверенно заявил Уголек.
— Да плевал я на Зеникета, — буркнул полемарх.
Вифинец даже бровью не повел, продолжил гнуть свою линию.
— Надо спешить, положение царя тяжелое.
— Так то — царя, — подал голос кто-то из эргиновых людей, — а ты, Гераклеон, так переживаешь, будто хвост Неоптолему прищемили.
— Это кто там тявкает?! — вытянул шею Уголек.
— Черен, захлопни пасть, — рявкнул Эргин на своего человека и повернулся к вифинцу, — хорошо, сейчас мы все подобрались, ноги в руки, и понеслись в Питану. Там нас встречает критский ублюдок с превосходящими силами и рубит всех в капусту...
— В соленую! — хохотнул Аристид.
— ...хорошо мы царю поможем?
— Твои речи, Эргин, — поджал губы Уголек, — отдают изменой.
— Да ну? Это когда я присягал Митридату? Или это Зеникет присягал?
Уголек не ответил.
— Плевал я на Зеникета, — громко, с вызовом, повторил Эргин.
В зале повисла тишина. Поднялся один из пиратов за дальним столом.
— Ты, Эргин, конечно вождь уважаемый, но ты сейчас палку не перегнул?
— Это ты что ли за моей палкой следить приставлен? — рыкнул полемарх.
— Вообще-то, общество тебя не поддержит, — сказал враз посерьезневший Драконтей.
— Ты трус, Эргин! — закричал другой пират, — Драконтей, веди нас!
— Драконтея в полемархи! — подхватили несколько голосов.
Эргин сунул руку за спину и выхватил кинжал из-за пояса своего телохранителя. Клинок сверкнул в воздухе и скользнул по неприкрытому черепу первого крикуна. Пират, обливаясь кровью, повалился на пол. Все присутствующие мигом схватились за мечи.
— Ну, давайте, проредите друг друга, — спокойно заявил Эвдор, — то-то порадуется Волк.
Его не услышали. Зал наполнился криками. Трое дружков раненного пирата рвались резать горло Мономаху, но дюжина рук удерживала их от поножовщины. Положение спас Уголек. Вскочив на стол, Гераклеон заорал не своим голосом, перекричав всех:
— А ну, стоять! Всех здесь порешим!
Подействовало. Пираты притихли, оглядываясь по сторонам. Людей самого Гераклеона в зале присутствовало всего пятеро, но на это не сразу обратили внимание. Сам же Уголек обратился к Мономаху.
— Эргин, мы тебя избрали полемархом, но все Братья признают верховенство Зеникета. Так? — он повернулся к остальным.
Те согласно закивали.
— Так. Верно говоришь, Гераклеон.
— А Зеникет поддерживает Митридата. Я это подтверждаю, ручаюсь. Мне общество доверяет?
— Доверяет! — дружно закричало общество.
— Значит, мы тоже поддерживаем Митридата. И придем ему на помощь. Ты с нами? Или ты больше не хочешь быть полемархом?
Глаза Мономаха превратились в щелки. Он обвел взглядом собравшихся и прошипел:
— Никто еще не пережил обвинения Эргина в трусости. Мы выступаем на рассвете. Но вы, ублюдки, все пожалеете, что вынудили меня пойти на это!
Спускаясь по ступеням Царского дома, Аристид сказал Эвдору:
— Далековато отсюда до Питаны. Может статься, что мы не успеем.
— Может, и не успеем.
— Завтра на рассвете?
— Завтра.
— Нам надо бы еще людей себе сосватать.
— Я помню. Придется поторопиться. Отдых отменяется.
— Не думаю, что это сильно понравится нашим, — осторожно заявил Аристид.
— Да уж точно, — согласился Эвдор, — но дело того стоит. Судьбу, Аристид, надо хватать за хвост, а то улизнет.
— Похоже, все получилось, как хотел Койон. Мы отдались под крылышко Зеникета. Тот-то он будет рад. Я Койона имею в виду.
— Все идет, по-моему, — возразил Эвдор, — кстати, а почему тебя зовут Эномаем? Я не заметил, чтобы ты хоть сколько-нибудь захмелел, хотя выпил много больше меня.
— Потому и зовут Дурным Вином, пьяницей. Пью много и почти не пьянею. Похмелья уж точно никогда не бывает.
— Полезное качество, хотя... Иной раз так хочется нажраться...
— Да уж. Страдаю страшно. А почему тебя зовут Мышеловом?
7
— Значит, этот самый Эргин рванулся во главе пиратского флота в Питану на выручку Митридата? И, судя по всему, об этом предприятии кричали в каждом портовом кабаке, раз уж тебе, совершенно постороннему человеку, стало о нем известно, — с нотками недоверия в голосе произнес Лидон.
— И по кабакам кричали, да, — спокойно ответил Аристид, — это же пираты. Разве они способны сохранить какую-то тайну? Знают двое — знают все.
— Допустим. Ты упоминал некоего римлянина. Как он на вас вышел? И почему именно на вас?
— Видать определил, что мы на алифоров не слишком похожи, вот и подошел. Попросил отвезти его на Кос. Щедро заплатил.
— И вас не насторожила подобная просьба?
— Да сразу все понятно стало, — улыбнулся Аристид, — мы даже его ни о чем не расспрашивали. Просто сложили две поломанных монетки, края и совпали. Выходит, это одна монетка.
— Что? — нахмурившись, переспросил Тиберий, — он предъявил вам симболлон? А у вас была половинка? У кого, у Эвдора?
— Да нет, уважаемый, ты все понял слишком буквально. Это просто фигура речи такая. Для красного словца. Дескать, совпало все удачно — пираты выступают в поход, а лазутчик, прознав об этом, спешит предупредить своих. Тут и думать особо нечего.
— Значит, сразу поняли, что он лазутчик? И все равно согласились помочь? Не слишком рискованно?
