Критический эксперимент 2033

А затем Квинт сказал:

— Там, где я учился, учитель считается вторым отцом. Отец даёт душу, мать даёт тело, учитель даёт знания, без которых душа и тело обречены. Когда кто-то из вас почувствует, что мои занятия направляют его на Путь свой, он должен будет назвать меня вторым отцом, и лишь тогда я назову его своим учеником. После этого в духе мы станем одной семьёй, а в мире будем по-прежнему членами родов своих. Я запрещаю вам называть меня так ранее, чем через год.

Это привело учеников в состояние остолбенения: второй отец! Ведь отец в Риме имел право даже казнить сына. Имущество сына считалось пекулием, уступленным ему в пользование отцом семейства. Но семьёй станут лишь в духовном смысле, что чуть-чуть успокаивало.

А Порция, как и было оговорено, поставила короб:

— Сюда складывайте плату за месяц учения. Давайте не больше десятой месячного дохода вашего семейства, и каждый столько, сколько ему подскажут честь, совесть и справедливость.

Вечером, пересчитав серебро в коробе, Квинт вздохнул:

— Если бы я раньше стал учителем, я с этим пауком Аппием за два месяца расплатился бы.

— И тогда на мне не женился бы, — улыбнулась Порция. — Так что Судьба вела тебя правильно.

Порция замолчала, серьёзно глядя на Квинта, и вдруг спросила:

— А женщины могут служить Богу Единому?

— Могут, — ответил Квинт. — Но тогда тебе нельзя будет просить ни о чём твоих привычных богов и богинь. А ты ведь не мужчина. Хватит ли у тебя сил идти самой по Пути своему?

— Опираясь на твоё плечо и будучи поддерживаемой твоей рукой, смогу! — решительно сказала Порция и принесла клятву Богу Единому.

После присяги ученики разошлись строить свои хижины, а их слуги стали помогать строить домики Квинта с супругой, амбар, сарай для скота. Снаружи поставили под навесом очаг. Порция была вне себя от радости: своя земля, свой дом, а что далеко по понятиям тех времён от города (почти целый день в пути) — сейчас даже лучше, нет этих змеюк-женщин, шипящих от зависти при одном её виде и нагло стремящихся отбить её мужа.

Когда спустилась ночь, Квинт вновь собрал учеников, усталых, но радостных:

— За два дня слуги помогут нам достроить всё, и после этого мы их отпустим. Вы должны всё делать своими руками.

— Слышали и готовы! — загомонили ученики.

— А теперь посмотрите на это ясное небо в звёздах! Вы думаете, что это твердь? Нет, это как горизонт: идёшь к нему, а он уходит. В бесконечной дали в нашем времени множество миров. Каждая звезда — как наше Солнце, и она даёт свет и жизнь мирам около неё. А Млечный Путь — это мириады мириад звёзд, ещё более далёких. Смотрите и поймите, насколько велик мир Бога Единого, насколько он больше pax Romana и даже нашей Терры-Земли.

— Учитель, и все эти миры ходят вокруг нашего главного мира, нашей Земли? — спросил Авл Теренций.

— Нет, Авл. Земля ходит вокруг Солнца и служит ему. Ведь не бывает так, чтобы высший служил низшему. Земле свет и тепло даёт Солнце, и она обязана ему служить.

— А почему же мы видим, что Солнце ходит вокруг Земли?

— Когда ты плывёшь в лодке по тихой реке и уснёшь, в первый момент, проснувшись, ты видишь, что берега плывут мимо тебя. А Земля так аккуратно и прилежно служит Солнцу, так плавно движется, что её движения для нас неощутимы.

Аргумент о высших и низших более или менее убедил учеников. Но Теренций продолжал:

— Если бы Земля двигалась, на ней дул бы страшный ветер и все мы падали бы с неё. Почему же этого нет?

— Ходит вокруг тебя рабыня, соблазняет тебя. А на ней вши. И почему-то с неё не падают, — ответил Квинт.

— Так что же, мы не хозяева Земли, а вши на её теле?

— Да! — отрезал Евгений. — Вы слышали, что один, несравненно более могущественный, чем олимпийцы, попытался быть хозяином и поплатился! А если люди вообразят Землю рабыней, а не матерью, их ждёт беспощадная справедливая кара.

У Евгения возникли сомнения: он разрушает геоцентрическую систему, но ведь древние мудрецы неоднократно её опровергали! И предупреждения нет. Значит, культурное эмбарго не нарушено.

— 23. Краткая передышка

Два месяца удалось спокойно пожить в горах Евгению, если, конечно, называть спокойствием каждодневные, весь день от восхода солнца чуть ли не до полуночи, занятия с учениками, а когда ученики получают передышку или должны справляться сами, с Авлом. Порция вместе с рабыней Клулией готовила всем похлёбку, рабы Квинтипор и Авлипор ходили за дровами, убирали нечистоты и делали грязную работу. Муку ученики сами мололи на ручных зернотёрках, хлеб и мясо пекли себе тоже сами. Регулярно трое-четверо учеников и один из рабов, возглавляемые Порцией, отправлялись на рынок в Пренесте и докупали провиант. В первый раз пошёл с ними и Авл, но затем стал оставаться на Склоне:

— Тут интереснее! И военные занятия, и учебные бои, и боевые танцы, и молитвы, и твои рассказы, отец! А там скучные торговцы да неумелые плясуны и мимы.

Пару раз устроили охоту, Квинт настоял, чтобы отошли подальше от Склона, и зверей, которые живут рядом, не распугивали. Пару раз видели волков и один раз медведя. Затем волки задрали одного из ослов. Хотели поохотиться на ближних волков, но Квинт запретил: "Около своего логова волки никого не трогают. Это пришли дальние мародёры. А мы ещё не научились читать следы так, чтобы догнать виновных и наказать их. Пусть рабы возьмут себе столько ослятины, сколько захотят, а остальное отнесём туда, где видели волков. Соседи поймут, что мы их не виним. И ещё одну вещь сделаем. Пометьте границу нашего лагеря так, как это делают собаки: мочой на деревья и камни".

Посмеиваясь, ученики весь день старательно помечали границу. Квинт и Авл тоже в этом участвовали. А вечером заметили тень волка, который помечал те же предметы с другой стороны:

— Волк принял наше предложение мира и тоже устанавливает границу! — зашушукались ученики, радостно подталкивая друг друга.

— Вы уже догадались, что испытанием на высший ранг воина будет сдружиться с семьёй волков или с медведем, — сказал Квинт. — Не всем это удастся. Надо будет уважать своих соседей, не унижаться и не надмеваться перед ними, понять их язык и их обычаи, научиться немного говорить на их языке, а решающим испытанием будет, чтобы они пригласили тебя к совместной охоте и честно поделили добычу.

— Трудно будет! — заулыбались ученики, и кое у кого загорелись глаза: побрататься с волками или с медведем! Это же наверняка верные друзья. Хоть завоевать их доверие очень сложно, но как это будет почётно и славно!

Ученики уже привыкли, что благородные поступки учитель называет "волчьими", а хитрые, но честные, либо решения проблем грубой силой — "медвежьими".

После месяца учёбы ученики на три дня разошлись по домам. Квинт тоже вынужден был на пару дней съездить в Рим. В частности, он, поскольку тонкую сталь ещё плохо умели ковать, а бронза уже была отличная, потратил полдня, чтобы объяснить мастеру-литейщику Нумерию Туску, какие звёздочки из бронзы ему отлить. Евгений собирался их использовать вместо сюрикенов: получались потяжелее и намного дороже, но тоже достаточно убойные. У камнерезчика он заказал сорок камней одинакового веса и размера со сквозными отверстиями, на нескольких из них должно было быть вырезано изображение волка. Это были заготовки для боло. Словом, своих учеников Гладиатор собирался оснастить достаточно смертоносным оружием.

Во время поездки он побывал на незапланированном народном собрании. После того, как трибуны получили власть, в Городе стало намного спокойнее. Если кого-то забирали в кабалу, сразу звали трибуна, он разбирался на месте и во многих случаях освобождал должника (от кабалы, но не от долга). Все приговоры о порабощении за долги немедленно отменялись трибунами, и их перестали выносить. Но в последние дни заимодавцы стали действовать по ночам. Вваливались в жилище должника и уводили его побыстрее. А трибуна затем просто не пускали в свой дом, где содержался кабальный: имели право.

Ночью на должника Статия Герия напали рабы и клиенты Гая Аквиния. Статий сумел ускользнуть, добежал до дома трибуна Луция Альбина, но тот оказался заперт. Пока в доме обсуждали, что сделать, вооружались и организовывались, должника уже уволокли. Возмущённый народ потребовал собрать плебисцит.

Выступивший на нём Сициний заявил:

— Наши трибуны до сих пор ещё не осознали, что они теперь магистраты, а не частные лица, что их особы священны, и на них никто не может покуситься. Они просят, вместо того, чтобы требовать. Они робеют, когда нужно быть смелыми. Они защищаются, когда нужно нападать. Я предлагаю, чтобы двери домов трибунов были открыты круглые сутки, и днём, и ночью. В любое время плебей должен иметь возможность найти защиту!

Предложение прошло единогласно.

— И ещё к этому я присовокупляю, что надо бы нашим трибунам являться в курию во время заседаний Сената, чтобы они слушали обсуждения и могли немедленно воспрепятствовать глупым решениям отцов-сенаторов.

Против этого предложения выступил и Альбин, и Лициний, они оба отметили, что оно приведёт лишь к раздражению и возобновлению беспорядков. И лишь через десятилетия отцы-сенаторы сами сообразили, что вето, высказанное без лишних ушей и глаз, намного предпочтительнее интерцессии, наложенной публично. Тогда трибунов допустили в Сенат, смирив на время свою сенаторскую спесь.

Квинт несколько опасался, не уйдёт ли кто-то из учеников? Но они все собрались наутро четвёртого дня и привели с собою ещё четырёх молодых плебеев. Павел Канулей, который, хотя его успехи и были весьма средними, пользовался уважением сотоварищей за упорство и волю, сказал:

— Мы показали своё незрелое боевое искусство друзьям и семьям, и те восхищены. Наставник, вот ещё четверо, которые хотят учиться у тебя. Никто из них в ростовщичестве не замешан. Посмотри на них, и разреши идти с нами тем, кого допустит к себе Бог.

Квинт внутри отметил грубую ошибку Канулея, но виду не подал. Поговорив с четырьмя новичками, принял их и сказал: "Поскольку им придётся догонять, двое из старших должны будут заниматься с младшими". Ученики выбрали десятниками Канулея и Ювенция.

Вечером, когда новички ушли строить свои хижины, Квинт выговорил Канулею, но так, чтобы слышали все старые ученики:

— При непосвящённых никогда не говори: Бог. Называй: неведомый Бог, Бог Квинта, можно иногда наш Бог. Нельзя давать даже повода клеветать, что мы сомневаемся в римских богах и пренебрегаем ими. И новые ученики будут принимать присягу Богу Единому лишь через месяц. А вы сейчас поклянитесь, что год будете учиться у меня каждый день, кроме тех дней, когда я вас буду отпускать, и войн.

Ученики радостно поклялись. Они уже чувствовали себя тайным обществом, причём его основателями. Этого ли хотел Евгений? Он пока не мог понять.

Смерклось, и в этот вечер был метеоритный дождь. Пытливый Теренций спросил прямо:

— Наставник, ты говорил, что звёзды — это миры больше нашего. А как же сейчас они падают и сгорают?

— Посмотри на небо. Исчезла ли на нём хоть одна звезда? Двадцать тысяч лет звездочёты наблюдают за небом, и ни одна звезда не пропала. Это на самом деле летящие на нас из необъятных глубин камешки и прочее. Они накаляются и сгорают в воздухе. А самые большие иногда и на землю падают. Вы видели такой небесный оплавленный камешек в стене храма Ромы.

— Это что, наверху воздух такой горячий? Вроде бы, когда на гору поднимаешься, он холоднее становится? — продолжил Теренций.

— Наверху он действительно горячее. Но дело даже не в этом. Когда ты сверлишь палочкой огненную подставку, палочка нагревается, трут загорается и ты раздуваешь огонь. Когда ты бежишь, тебе становится жарко. А эти камни и прочий мусор летят так быстро, что горят.

— Почему же они тогда раньше не сгорают? — спросил Бруттий.

— Воздух — это одежда и броня Матери-Земли. Она им защищается от ударов из глубин других миров. Если бы не воздух, эти камни долетали бы до нас и пронзали бы нас сильнее стрел. А Землю бы безобразили шрамами. Если бы вы знали, какая красивая наша Земля, когда смотришь с ближнего неба! Её одежды голубые, с белыми узорами облаков на них.

— Вне одежд Земли, значит, полная пустота, ужас и страшный холод? — вступил в беседу Альбин. — И кругом камни летят, как будто пущенные богами из пращи?

— Почти что так... — вздохнул Квинт. — И поэтому берегите нашу мать-Землю пуще даже семьи своей и Рима!

— А почему Луна не голубая? Ты говоришь, что Земля намного красивее? — спросил Ватиний и продолжил, не дожидаясь ответа. — Впрочем, я, может быть, сам сообразил. Луна — служанка Земли, и госпожа обычно подбирает себе служанок уродливее себя, чтобы они её господина не соблазнили. Ведь из того, что ты говоришь, видно, что Солнце Землю любит. Только неясно, она дочь его или жена?

— Жена, — улыбнулся Квинт. — Солнце оплодотворяет её, а она порождает, в частности, таких самоуверенных существ, как мы. Но достаточно Солнцу плюнуть или Земле как следует вздрогнуть, как от людей и следа не останется.

— Значит, это правда, что земля дрожит тогда, когда люди ведут себя плохо? — вступил вновь Теренций. Квинт кивнул.

— Всё стало понятно! — воскликнул Теренций. — Мы и Луна служим Земле, Земля — Солнцу, Солнце — Богу, который укрыт за Млечным Путём!

— За Млечным Путём укрыт не Бог, а главный наблюдатель его за нашими мирами. Бог един для всех миров, даже тех, которые мы видеть не можем, и всех времён, — жёстко ответил Квинт.

— А на Луне почему мы облаков не видим, — вдруг ещё раз спросил Теренций.

— Она голая. У неё своего воздуха нет. И она вся обезображена шрамами от небесных камней.

— Всё понятно! Рабыня должна ходить голой, если хозяин или хозяйка прикажут, — улыбнулся Теренций. — А Земля, наверно, своей бронёй защищается заодно от злых дальних демонов и чужих божеств, которые хотели бы её пограбить или завоевать? И они ведь сгорят?

— Ну если такой полетит со всей дури, стремясь атаковать Землю побыстрее, то сгорит дотла, — усмехнулся Квинт.

А когда все уже хотели расходиться, неугомонный Теренций вдруг спросил:

— Наставник, ты почему нас не ругаешь и не бьёшь палкой за вопросы и за споры?

— Попробуй кто-то спросить или заспорить не по делу, а чтобы себя показать, сразу такой палки получит! — сурово сказал Квинт. — Вот если кто-то требует, чтобы всё, что он сказал, принимали без возражений, или ещё страшнее: болтает, что он говорит словами Бога единого, убейте его! Не удастся убить — уходите подальше вместе с семьёй и воюйте с ним и с его приспешниками не на жизнь, а на смерть!

— Значит, мы будем не просто воинами, а воинами Бога, — подытожил Теренций.

— К этому я вас и готовлю! — улыбнулся облегчённо Квинт.

— Мы постараемся стать не просто воинами, а Его легатами!

— До центурионов хотя бы поднимитесь! — расхохотался Квинт.