...не повод для знакомства

— Говори, проститутка дешевая, от кого нагуляла? — и мать в очередной раз огрела палкой по спине. — Говори, шлюха, от какого кобеля понесла?

Безмолвие блудной дочери доводило Валентину Ивановну до исступления, она готова была убить порченую девку:

— Что молчишь, сука? Почему не сказала, когда можно было аборт сделать? Кому ты теперь со своим ублюдком нужна, кто тебя возьмет, суку продажную?

Избитая до крови, Тамара продолжала неподвижно сидеть на стуле. За время грозы она так и не произнесла ни слова, так и не поняла, что происходит. Даже ни разу не попыталась увернуться от удара. Только устав от собственного крика мать обратила на это внимание и уже спокойнее спросила:

— Чего молчишь, шлюха подзаборная? Я с тобой разговариваю или со стеной? К кому за алиментами обращаться? — но вновь не получила ответа. Избитая дочь как ни в чем не бывало продолжала разглядывать движущиеся картинки на экране телевизора.

— Я к тебе обращаюсь, между прочим. Ответь хоть что-нибудь, мерзавка. От кого тебя раздуло?

В очередной раз не получив ответа, мать пригляделась к дочери. Как странно она отреагировала на скандал — ни слез, ни попытки оправдаться, ни мольбы о прощении. Ноль. Она вроде и не слышала материного крика!

— Тома!

Ничего. Мать подошла вплотную, дернула за плечо:

— Эй, ты жива?

Тома на мгновение повернула голову в сторону матери, посмотрела на нее пустым безумным взглядом и снова отвернулась к телевизору.

— Эй, девка, ты в порядке? — но Тома уже не поворачивалась.

— Ты тронулась, что ль? — тревога сквозила в голосе матери. Кликнула на помощь мужа. — Эй, Саш, погляди-ка, что с ней такое? Она, никак, рехнулась?

Гинеколог определил двадцатичетырехнедельную беременность (мать ужаснулась — это ж почти шесть месяцев!). Психиатр — временное помутнее рассудка, вызванное стрессом. Предупредил:

— Собственно, это не совсем безумие. Видимо, она перенесла очень сильный шок. И, чтобы не сойти с ума по-настоящему, она полностью ушла в себя. Это как пробки предохраняют от замыкания в сети — при малейшей перегрузке в целях защиты они отключаются. Так и у человека. При сильном стрессе срабатывают своеобразные предохранители. Она просто живет в своем мире, застряла где-то на перепутье. Может быть, какое-то яркое событие сможет вернуть ее в нормальное состояние. Может быть, повтор той ситуации, стресса выведет ее из заторможенности. А может, наоборот, после повтора она как раз и утратит возможность вернуться к нормальной жизни. Видите ли, психика — очень тонкая материя, ничего гарантировать нельзя. Может быть, ее затворничество — временное явление, а может быть и нет... Могу порекомендовать покой, покой и еще раз покой. Медикаментозного лечения пока назначать не буду ввиду интересного положения пациентки. Плод и так развивается в неблагоприятной обстановке, а сильные лекарства его определенно изувечат. Вы же не хотите внука — урода? Если не придет в себя самостоятельно, после родов начнем лечение.

Уже гораздо бережнее родители продолжали водить Тамару на работу и встречать по вечерам. Оставить ее дома с больничным из психдиспансера — на всю жизнь навесить ярлык сумасшедшей. А так, может, еще и оклемается? Работу свою она выполняет, в отделе никто не догадывается о ее душевной хвори. Конечно, некоторые странности не укрылись от коллектива, но "странная" — это еще не диагноз... Пусть работает, пока получается...

Не пытались больше при помощи сподручных средств выпытать у блудницы имя соблазнителя. Правда, совсем обойтись без упреков они не могли и периодически таки награждали беременную дочь затрещиной: у, шлёндра, потаскуха бесстыжая!

По-прежнему частенько в обеденный перерыв ее похищал Влад, набираясь энергии для последующих сексуальных оргий на стороне и в супружеской постели. Беременность Тамары его уже не тревожила. Его никто не разыскивал, не предъявлял моральных и материальных претензий. Он совершенно успокоился и вел привычный образ жизни. В сексуальном плане беременность Тамары ему не мешала. Напротив, было нечто душещипательное в занятиях сексом с умалишенной беременной партнершей — этакую изюминку не каждому дано попробовать! К тому же Тамара была так хороша и необычна в беременном виде — маленькая, тоненькая, с аккуратненьким, таким ладненьким и аппетитным животиком. И так приятно было положить на него руку и чувствовать, как там, внутри Тамары, шевелится маленькое существо — его ребенок...

Вот когда в конце марта Тома ушла в декрет — Влад взвыл. В обеденный перерыв ее больше не "оприходуешь", домой соваться страшно — как бы ее родители не вычислили и не предъявили претензии соблазнителю дочери. Но, опять же, голод — не тетка, да и Любаша, сука ненасытная, вряд ли будет ждать, пока Тамара родит: не получит свою порцию десерта — живо из дома вышвырнет, как нашкодившего котенка. И, промучившись три недели, таки рискнул. Удалось! Дальше действовал по той же схеме, сильно не наглея, только когда уж совсем приспичит. Выжидал у подъезда, когда мать вместе с младшей дочерью выйдут из дома (обжегшись со старшей, мать теперь водила Надю в школу и обратно) и быстренько наверх, на четвертый этаж. Неразумная Тамара открывала дверь, ну а дальше — все как обычно... Подлецу даже в голову не приходило поберечь будущую мать. Ни разу не задумался, мерзавец, что своим огромным Монстром может спровоцировать преждевременные роды. Это все мелочи, ему надо получить свою дозу, НАДО! Иначе как же он обслужит супругу, и чем ему заниматься по вечерам, если не сможет коллекционировать девочек?!

Первого июня, в международный день защиты детей, Тамара родила сына. Роды были тяжелые, так как роженица не совсем понимала, что с ней происходит и не могла выполнять команды акушерки. Однако кесарева сечения удалось избежать и ребенок появился на свет естественным путем.

К счастью, опасения докторов и новоявленных бабушки с дедушкой не сбылись — несмотря на заторможенное состояние роженицы, мальчик родился здоровеньким и довольно крепким: целых три килограмма двести граммов и пятьдесят один сантиметр ростом, что для хрупкой узкобедрой роженицы очень даже немало.

Мама же, казалось, и не заметила появления на свет ребенка. Почти сутки она лежала, равнодушно разглядывая потолок в палате-боксе. Но все изменилось, когда нянечка принесла кроху на первое кормление. Правда, безумная мать не понимала, что делать с пищащим комочком, и нянечке пришлось усадить ее поудобнее, приготовить к кормлению грудь и самой приложить к соску голодного младенца. И, как только теплые крошечные губки захватили грудь и начали сладко причмокивать, в глазах мамы сверкнула искорка сознания. Она уже осмысленно стала разглядывать аппетитно чмокающее существо: кто это? Откуда ты взялся, малыш?! И вдруг словно разорвалось что-то внутри — слезы брызнули из глаз, скороговоркой посыпалось: детка, деточка моя, сыночек, кроха моя ненаглядная!

В больнице Тамаре пришлось пролежать гораздо дольше, чем обычным роженицам. Ее внимательнейшим образом обследовали и гинекологи, и невропатологи, и, главным образом, психиатры. Не менее тщательно обследовали и малыша на предмет возможных отклонений от нормы. Однако такие отклонения не были выявлены и в детской карте появилась запись — по десятибалльной шкале ребенку было присвоено восемь, и то только из опасений "что позже что-то может проявиться". Маму тоже признали вполне здоровой и абсолютно вменяемой. Теперь уже ничто не напоминало о том, что все девять месяцев беременности несчастная провела в глубинах собственного сознания. Ужасный сон закончился. Тамара проснулась.

Влад

Вновь энергия на исходе. В очередной раз нужна подпитка. Делать это стало все сложней. Живот у Малышки уже здоровый, того и гляди — разродится. Скорей бы уж, наелся изюму, в глотку не лезет. Пресытился сексом с беременной сумасшедшей, уже хочется нормального, как раньше. Да только будет ли когда-нибудь как раньше?

Влад уже пару месяцев мучился вопросом, что будет, когда Тамара родит. Нет, его не волновал вопрос: кто будет растить ребенка, кормить, воспитывать, коль уж мать практически в невменяемом состоянии. Об этом пусть ее родители беспокоятся. Он переживал лишь о том, не возникнет ли дополнительных трудностей в вопросе пополнения энергии. Ведь вряд ли ненормальную мамашу оставят наедине с младенцем, наверняка постоянно кто-то будет рядом. И как тогда ему воспользоваться ее телом? С работы ее теперь не похитишь, домой не ворвешься. И как быть, как добиться желаемого?

Он постоянно убеждал себя, что ему не нужна эта сумасшедшая, он не нуждается больше в ее услугах. И вовсе не такое уж сладкое это маленькое тело. Даже напротив — фу, как неестественно раздулся ее живот! Этакое чудо-юдо на тоненьких ножках с огромным безобразным брюхом. Он старательно кривился, вырабатывая в себе отвращение к Тамаре. А в паху ныло сладко-сладко: не-ет, она вовсе не противная, моя Маленькая... Ну ладно, пусть не противная, но какое можно испытывать удовольствие от секса с бесчувственным телом? Это же все равно, что куклу резиновую иметь. Кукла и кукла — никакого удовольствия! А Монстр свое гнет: э-э, не скажи — она-то, может, и кукла бесчувственная, а удовольствие от обладания ею еще никто не отменял, удовольствие-то как раз несказанное и ни с кем более не испытываемое...

И, несмотря на уговоры, чем больше времени проходило после последнего "сеанса получения энергии", тем менее слышим был голос разума, заглушаемый ревом Монстра: пора! чего ты тянешь — пора! уже очень пора!!! С трудом выдержав месяц без Тамары, Влад отправился "на свидание".

Июнь близился к концу, но было не слишком жарко. Как раз в меру — достаточно тепло, чтобы можно было обходится без ветровок и свитеров, но без изнуряющей жары. Приятный ветерок баловался молодыми листьями, разбрасывал белые парашютики одуванчиков. Около знакомого дома прогуливалась младшая сестра Тамары, неумело разворачивая на поворотах голубую коляску. Сердце забилось учащенно: сын! у меня сын! Монстр заворчал недовольно: а я как же?

Посидев в машине, поглядев издалека на коляску, в которой лежал его сын, так и не решившийся выйти Влад развернулся и поехал обратно на работу. По дороге купил выпивки и закусона, накрыл поляну в отделе. На закономерные вопросы, мол, за что пьем и что обмываем, весьма туманно, но многозначительно отвечал: "Считайте, что за меня, за большую мою радость".

... Много времени провел Влад в ожидании встречи. Практически каждый день два-три часа просиживал в машине около Тамариного дома, сам не зная, на что надеется. Одну ее на улицу не отправят, дома с младенцем тоже не оставят. Неизвестно, на работе ли родители, но даже если так, то все равно под ногами болталась Тамарина сестричка, как там ее зовут? Уж ей-то никуда спешить не надо — каникулы продлятся еще целых два месяца. Ему столько не продержаться — Монстр уже воет, требует: дай! Что же делать, как подобраться к Тамаре?

В очередной раз дождавшись появления во дворе сестры с коляской, Влад подъехал к ближайшему телефону и набрал заветный номер. После нескольких гудков в трубке раздался такой родной, такой восхитительный, такой возбуждающий голос:

— Алло?

Горло вдруг перехватило и Влад не смог говорить.

— Алло, говорите, Вас не слышно. Алло!

С трудом восстановив дыхание, хриплым от нахлынувших чувств голосом Влад сказал:

— Здравствуй, Маленькая!

Тишина. После непродолжительной паузы равнодушные слова:

— Вы ошиблись номером, — и противные короткие гудки.

Влад взбесился. Пожалуй, больше всего на свете он ненавидел, когда бросают трубку. Тем более, если это делала Тамара. Он еще раз набрал номер, но на сей раз абонент так и не ответил.

Все последующие дни Влад неоднократно названивал Тамаре. Если отвечала сестра — Влад давал отбой. Если отвечала Тома, Влад слышал все те же равнодушные слова: "Вы ошиблись номером" и каждый раз эти мерзкие короткие гудки...

К радости Влада, Любаша в очередной раз на целое лето умотала к бабке в Москву. Иначе Владу пришлось бы несладко... Но как обидно было ему не воспользоваться временным одиночеством! Ведь ах, как он мог бы разгуляться в ее отсутствие! На пляже хорошеньких полуголеньких девочек — тьма тьмущая, и почти все безотказные. А он, как столетний старик, мог поедать их только голодным взором — на большее он не был способен, ведь последняя "подпитка" была в конце мая, а на дворе уже конец июля! Его тамарозависимость прогрессировала: если раньше он, хоть и с трудом, но мог обходиться без нее около трех месяцев (больше ни разу не удалось выдержать), то теперь уже до месяца дотянуть не мог. Уже месяц он — практически евнух. Только у настоящего евнуха желание отсутствует напрочь и он спокойно существует без секса, а Владу дикое желание не давало жить, Монстр днем и ночью орал благим матом: хочу! Но мог только с Тамарой, а подобраться к сладенькой теперь не получалось.

И все-таки судьба смилостивилась над Владом. В очередное свое "дежурство" под Тамариным домом на прогулку с коляской вышла не опостылевшая уже сестра, а сама Тома! Счастливый уже от одной возможности видеть свое маленькое драгоценное сокровище Влад живенько выскочил из машины и подошел к ней:

— Здравствуй, Малыш!

Он не знал еще, как сможет использовать этот шанс, ведь не увезет же он ее одну, бросив младенца в коляске на произвол судьбы. Да и с коляской тоже не похитит. Но, может, по ходу дела что-нибудь придумается, может, ненормальная сама подскажет выход. Но в глазах "ненормальной" увидел не привычное непонимание и неузнавание, а совершенно отчетливую неприязнь и брезгливость:

— Не смей больше приближаться ко мне. И прекрати звонить. Я тебе уже все сказала — я тебя ненавижу и презираю. Все кончено, Влад.

Влад опешил. Вот тебе и ненормальная! Это что же, она девять месяцев придуривалась, что ли? И как она с ним разговаривает? Опять забыла, кто есть кто? Но голос, что с ее голосом?

— Маленькая, ты видимо чего-то недопонимаешь. Ты — моя женщина, это, — указал на сопящего младенца, — мой сын. Ничего не кончено, Малыш. Все только начинается. Только надо придумать, как...

Тамара резко прервала его:

— Ты ошибаешься — это не твой сын.

Влад засмеялся:

— А чей же? Ветром надуло, или от святого духа? Малыш, хватит баловаться. Я дико соскучился и...

— Это мой сын. Только мой. Сушков Юрий Александрович, в графе "Отец" — прочерк. Это не твой сын, Влад — снова перебила Тамара.

— Не понял. А почему "Александрович"?

— Потому что я Александровна. У него отчество от деда. И фамилия дедова. А ты уходи. Ты умер, Влад.

— Я умер? Это я — умер?!

— Да. Тот Влад, которого я любила когда-то по глупости, умер. Его больше нет. А ты — чужой. Уходи.

Тамара аккуратно, стараясь не разбудить кроху, наклонила коляску, поворачивая колеса, развернулась и пошла в сторону от Влада. Тот догнал, схватил за плечо:

— Нет, постой! Я не умер, и я докажу...

Ледяной убийственный взгляд прервал на полуслове, не дал договорить. Сейчас перед ним стояла не привычная послушная рабыня, а сильная маленькая женщина: