Комендант Транссиба

— Иди в баню, Серёжа, — Набоков собрал посуду. — Погрейся, попарься чуток, кваску похлебайте и пора уже и о делах поговорить. Скоро апрель, а мы ещё только Омск прошли. Давай уже, двигай.

Вечером, освежившиеся, пришедшие в норму, высокие договаривающиеся стороны решили, что Казахское Ханство и Евразия будут дружить. С уральских заводов приедут инженеры для наладки промышленной добычи угля и пуска ТЭЦ Экибастуза. Степняки брали на себя охрану границ и торговых поездов, которые Ложкин в ближайшее время собирался запустить на юг.

— Не знаю, что получится, — закачал головой Батырбай. — Мы-то далеко туда не ходили, что делается, толком не знаем. Но поможем.

Также, по просьбе хана, ежегодно двести жигитов должны были нести службу на западных границах Евразии. ("Стажировка с практическим уклоном", — сказал Батырбай). Ещё степняки собрались поставлять мясо, шкуры, уголь в обмен на технику, транспорт, оружие и боеприпасы.

— Может, с нами, на восток? — Ложкин отхлебнул чаю. — Пройдём до океана. Оттуда кто-то сигналы шлёт. Ты как, Батырбай?

Хан хмыкнул и оскалился.

— Не надо ходить в сторону Новосибирска, — произнёс он медленно. — Там непонятные вещи происходят.

— Какие вещи? — насторожился Набоков.

Все молчали, соратники Батырбая сидели с каменными лицами, походники, прищурясь, смотрели на них. Хан почесал затылок.

— Очень плохо там, — он простучал пальцами по столу. — В общем, никто оттуда не возвращается.

Первый раз на восток отправились лет десять назад. Около двадцати всадников. Никто не вернулся.

— Мы тогда осваивались, кто, где, что делает, — пояснил хан. — На севере Омск с Хмариным, вроде так сяк. На запад страшно было соваться, как только увидели железную дорогу развороченную. Дошли мои разъезды до Тобола, в городах пусто там. Кокчетав, Атбасар, Астана. Есть люди. Даже много. Не все согласились подчиняться, но договорились не воевать. А дальше, за Тоболом, как отрезало. На железной дороге рельсов нет, шпал нет. Точнее, они есть, но разбросаны. И видно, что их не разбирали, а вырывали из земли. Доехали мои жигиты до Троицка, до станции Золотая Сопка, а там. Ержан, расскажи, что видел.

Родственник хана откашлялся. Неторопливо, тихим голосом Ержан поведал, как увидели стаи птиц, кружащих над степью. На берегу реки Уй горой были навалены человеческие тела. Головы отрублены и сложены в десятки пирамид. Мост через речку сломан, и с берега на берег натянуты множество тросов и проводов. Как паутина, только железная, очень густая.

— Метров на пятьсот вдоль над рекой всё заплетено, — Ержан смотрел перед собой пустыми глазами, вспоминая. — И толстая эта паутина, с трехэтажный дом высотой. Кругом птицы кричат, мертвечину клюют.

Всадники обратили внимание, что в большинстве куч начисто обглоданные зверями и обклёванные птицами скелеты, но и есть сравнительно целые. Значит, не так давно их здесь сложили.

— Ты понимаешь? — не утерпел и влез в рассказ Ержана хан, глядя на Ложкина. — Ладно, скелеты, они, может, с самой катастрофы там лежат. А другие-то люди, почти через пятнадцать лет, откуда взялись?

Со слов Ержана, они подъехали поближе, осмотреть паутину, а там, в земле, стальные петли. Лошади стали падать, люди побежали обратно. Никто не погиб просто не понятно как. Из двадцати коней почти все остались там. Шестерых парней покалечило. Железные тросы, ржавые, растрёпанные, изорвали кому спину, руки, ноги. Донесли всех раненых до стоянки в Тогузаке. Там были запасные кони. Через пару недель добрались до Экибастуза. Поразмыслив, хан решил разведки прекратить, и в сторону Атырау, до места впадения реки Урал в Каспийское море, не пошёл.

— Ну, нам про странные дела с Южным Уралом, в районе Челябинска, Кургана, ещё в Ёбурге сказали, — Набоков налил себе в стакан брусничного отвара. — Однако, пока оттуда ничего не ползёт. Потом разберёмся, без нужды не сунемся. А Новосибирск-то что?

Хан вздохнул.

— Я сам там чуть не пропал, — он посмотрел на своих. — Вот Саян, Балтабай, Данияр были со мной. Буркит, Жылкыбай, Олжас из Баянаула погибли. А где Данияр?

— Он с учёными нашими всё общается, — Набоков отпил из стакана. — Что-то они решают.

— Ну ладно, — хан вздохнул и облокотился на стол. Опустил голову и снова вздохнул: — Там что-то непонятно страшное. Вампиры какие-то.

Примерно в то же время, что Ержан ходил на запад, Батырбай с сотней жигитов разведывал восток. Из Павлодара, где хан, собственно, и устроил свою столицу, они двинулись на Кулунду, оттуда планировали на Барнаул, Новосибирск, Абакан. Не вышло. От Кулунды до Барнаула никого не встретили, ни единого человека, ни единого зверя. Только птицы и очень пуганые. Прошла сотня Барнаул, встали табором на правом берегу Оби. И тут ночью на них вышел мужик. Задрипанный, со старинным армейским вещевым мешком, в лаптях. Появился, вышел к костру, молча стал есть из котла. Потом Данияра позвал, отошли они в сторонку и мужик что-то ему наговорил.

— Он же шаман, наш Данияр, — хан снова набил свою трубку самосадом. — Он понимает много, хотя пьёт больше меня.

Данияр тогда сказал, что надо уходить прямо сейчас, ночью. Убегать. На левый берег Оби. Но в хане взыграла гордыня. Кого он должен бояться? Бродягу в лаптях? Батырбай велел задержать его, но мужик уже исчез. Тогда шаман предложил никому не спать и быть настороже. Однако, это не помогло. Через несколько часов на сотню напали странные звери. То ли собаки, то ли лисы. Шерсть короткая, серая, общаются меж собой, как визжат. Кидаются сразу на шею и рвут горло. Целая лавина выплеснулась из ночной тьмы. Стрельба, гранаты рвутся, звери визжат, лошади носятся, костры почему-то загасли. От сотни уцелели человек пятнадцать, те, кто успел добежать до реки. Девять были искусаны очень сильно. Они заболели через сутки, когда беглецы пешком добрались до Барнаула. Раны нагноились, их почистили, промыли кипячёной водой, перевязали. Но это не помогло. Больные жаловались на резкие боли в суставах, начались отёки покусанных рук и ног, они стали синюшными. Вскоре, через два-три дня покусанные не смогли даже двигаться. Четверо из них умерли в Барнауле, остальные выжили, но пальцы и суставы стали разгибаться с трудом. Локти и колени частенько болели, особенно в сырую погоду.

— Про Барнаул скажу, что там были люди после катастрофы, — хан выпустил струю вонючего табачного дыма в потолок. — Есть убежища, склады с продуктами, но никого нет. Но, что интересно, скелетов или покойников мы тоже не видели. Уборка мертвецов, наверно, везде была самым первым делом после катастрофы. Все боялись эпидемий. Вы тоже так делали?

Ложкин кивнул.

— В Барнауле всё было чисто, — продолжил Батырбай. — Ощущение, что люди прожили там несколько лет, немного обустроились и не торопясь ушли из города. Куда, зачем, неясно. Но я сейчас держу конные разъезды от Кулунды до Сёмска и Кокчетав, до Аркалыка. Только летом. Зимой никто не сунется в степи. А на юг уголь возим эшелонами. Формируем их в Караганде и на юг, до Кок-Тебе. У меня восемь тепловозов на ходу. Ими и таскали. Кстати, Хмарин топливо поставлял для них.

Походники помолчали.

— Что-то непонятные новости ты рассказал, — Набоков глянул на Левицкого и Галимова. Те сидели, явно обдумывая известия от Батырбая.

— У тебя до Карасука разведка бегала? — повернулся к нему Ложкин.

Комендант кивнул.

— Ну что же, станем думать, — президент посмотрел на хана. — Батырбай, не будем мешать солдатам. Надо собираться. За два дня подготовишься? В Казань надо ехать, вопросы обговаривать. Ты своих людей не дашь для нашего похода на восток?

— Только добровольцев, у нас свободные люди, — хан пожал плечами. — Я, конечно, скажу, объявлю, но хочу предупредить, что буду их отговаривать. Очень страшно было той ночью на Оби. Но я и вам не советую. Может, потом, лет через десять-двадцать, когда многое узнаем, накопим сил, тогда и разведаем всё, как положено. Не хочу, чтобы вы погибали.

— Никто не хочет, — Ирек Галимов улыбнулся. — Даже я не хочу.

Хан ничего не сказал, а только вздохнул и загасил свою трубку.

Через два дня он вместе со свитой из двадцати жигитов отбыл в Казань. Вместе с ними поехали жёны и дети. Для их перевозки понадобились три "Фантомаса".

Ложкин решил также создать в Омске опорный перевалочный пункт для торговли с югом. Вскоре сюда должны были прибыть специалисты из Перми, Ижевска, Самары, Казани наладить работу. Омичи уже оценили появившиеся возможности. Появился закон, порядок, забота. Однако, это не всех устроило. Но потихоньку люди привыкли к новой жизни.

При очередной поверке стрелков пехотный начальник Гилёв обнаружил двух стариканов из Новой Станицы — Альбертыча и Закидона. Они решили вступить в ряды бойцов похода и уже перетащили свои немногие вещи в вагоны. После небольшого скандала, где больше всех шумел Вася Лицигер, в ситуацию вмешался Набоков и разрешил ветеранам ехать. Альбертыча определили к тыловикам, смотрителем бани, Закидона назначили конюхом к лошадям. Деды остались довольны новыми должностями.

Сейчас эшелоны готовились к броску на Новосибирск. Ожидали возвращения "Фантомасов", после прибытия их должны были осмотреть механики, оружейники, и затем конвой собирался выходить. Запасы за время стоянки пополнились до нормативных. К сожалению рыбаков, походы на Иртыш пришлось прекратить под угрозой отправки нарушителей обратно домой. Лёд стал тонким и хрупким. На Западную Сибирь обрушились солнечные дни и снега исчезали на глазах. В день прибытия "Фантомасов" на реке прошёл ледоход. Альбертыч заявил, что это хорошая примета. Впрочем, у него любые события должны были приносить удачу. А Закидон, обучая Васю вязать рыбацкие сети, заявил, что ВДВ всегда начинали атаки только после ледохода. У матёрого десантника среди кип сена в лошадиных вагонах уже притаились три сорокалитровых фляги с брагой. По его расчётам, она должна была "поспеть" аккурат к времени выхода эшелонов на Байкал.

— А там, Вася, омуль! — Закидон цокал языком. — Так что вяжи сети, отметим Байкал-батюшку хорошим уловом и качественной выпивкой. Ты, главное, меня держись. Не пропадёшь.

Вася кивал и вязал сети.

Часть вторая

Немного отдохнуть

Эшелоны растянулись от Слюдянки до станции Байкал на путях старинной Кругобайкальской железной дороги. После труднейшего перехода, с боями и потерями в Бердске, Кемерово, Тайге, Междуреченске, Новосибирске Набоков решил дать отдых бойцам. Почти два месяца они бились в Кузбассе с неизвестными злобными животными, перекрывшими путь на восток. По мнению ветеринаров и биолога, вскрывавших убитых зверьков, это были очень изменившиеся лисицы.

Лаврентьев припомнил, что когда-то, очень давно, в новосибирском институте цитологии с ними ставили эксперименты, пытались очеловечить, привить навыки общения с людьми. Сейчас они полностью властвовали на территории в четырёхугольнике Барнаул — Новосибирск — Юрга — Артышта. У них были даже свои фермы, где содержались захваченные ими животные. Их бывшие лисы откармливали, видимо, на убой. По всем признакам, на Земле появился новый разумный, но чуждый человеку вид. Но разбираться с ними было пока некогда.

Сейчас, в июне, на южном берегу Байкала, походники приходили в себя. Около двух сотен раненых в боях с лисицами грелись на солнце, успокаивали нервы. У всех проявились симптомы болезни, в марте описанной ханом Батырбаем — болели суставы, отекали руки и ноги. После многих исследований врачи конвоя пришли к выводу, что это симптомы чинги — зверовой цинги. Покусанных кололи антибиотиками, укутывали повязками, пропитанными содой. Про компрессы им подсказали абаканцы. В благодатной минусинской котловине, несмотря на соседство с опасными лисами, вполне процветали местные жители, и те, кто успел убежать к ним от боевых зверьков. Они нашли достаточно простой способ охраниться от них. Лисы не переносили электричество. Даже находиться вблизи от проводов и кабелей под напряжением они не могли. Лет пятнадцать назад, когда звери ещё только набирали силу, проволокой, с пропущенным через неё током, опутали границы. Поставки электроэнергии шли с Саяно-Шушенской ГЭС. Вообще, на востоке за адским квадратом Новосибирска шла вполне нормальная, спокойная жизнь. Походники даже позавидовали местной благодати.

В Красноярске им рассказали, что они было наладили общение с Братском и Иркутском, но последние года четыре оттуда никто не приходил. По мнению красноярцев, тамошние жители перебрались на Дальний Восток, поближе к океану. Такое мнение бытовало. После переговоров и они, и абаканцы, и тувинские нойоны дали добро на заключение союза с Евразией. Всего, по примерным подсчётам штаба Сибирской Экспедиции, здесь проживало около ста тысяч человек.

Чтобы не обременять их нежданным постоем, Набоков увел эшелоны в Иркутск. Сейчас, в прибайкальских сосновых борах, походники поправляли здоровье. Два "Фантомаса" пробежались до Улан-Удэ. Людей там, как и на линии Тайшет — Иркутск, не было. Везде царило полное безлюдье. Хотя следов пребывания человека было множество и сравнительно недавних. Вертолёты несколько раз проходили над южным берегом гигантского озера, но так никого и не заметили. Потом комендант запретил полёты, чтобы экономить топливо.

В конце июня решили заканчивать с отдыхом и собираться в путь. Двадцать поездов готовились к последнему, как полагали походники, маршруту на Дальний Восток. Первого июля "Кама", "Чёрный бык", "Фантомас-1", "Крупа-2", "Спальник-2" и "Мотор" выдвинулись на Улан-Удэ. Вечером к ним прилетели "Горыныч" и "Дракон". Остальные эшелоны должны были тронуться через неделю.

Разгром

Слева плескались байкальские волны, справа поднимались горы Хамар-Дабана. Свежий после ночного дождя воздух врывался в открытые окна эшелонов. Поезда шли рядом, по параллельным путям, проложенным почти на берегу Байкала, поэтому и потери стали практически двойными. Железнодорожные мосты взорвались, когда эшелоны проходили по ним. Стальные фермы, разорванные могучей силой тротила, разлетелись в стороны. На переезде от Байкальска до Мурино эшелоны попали в засаду. Справа сверху, с бывшей автострады "Байкал" внезапно обрушился плотный пушечно-пулемётный огонь. Снаряды безоткатных орудий корёжили вагонные бока, невидимые потоки пуль стегали по тепловозам, по бойницам. Грохот взрывов, дробный стук свинца о сталь разнеслись над Байкалом. Кусты, подлесок и множество ветвей на деревьях, отделявших трассы от железной дороги, мгновенно выкосило. Лес в одночасье стал голым. На эшелоны как будто дунул кто-то могучий и бросил на них бурю из обломанных веток, листьев, иголок, снарядов и пуль. Прижатые к озеру, лишённые всякого манёвра, составы оказались в тяжелейшей ситуации. На поезде тяжёлого вооружения "Мортира" бросились было к системе залпового огня "Прима", но командир закричал: "Всем залечь! Огонь!!!". Развернуть установку никто бы не успел, тем более спустить на землю "Тюльпаны". Артиллеристы прятались за вагонами, рельсами, камнями на берегу. Они попытались вести ответную стрельбу из автоматов, пулемётов, но были быстро подавлены превосходящей огневой мощью неизвестного врага. Спрятаться всем тоже не удалось. С близкого расстояния, сверху, их закидывали гранатами. Вскоре вагоны загорелись. Дважды раненный, в ногу и голову, Иван Иванович, командир "Мортиры", с трудом выбросившийся на насыпь, приказал всем бежать подальше. Его заместитель, самый старый артиллерист Евразии, мёртвый, лежал рядом. Взрывом гранаты ему оторвало руку по плечо. Пламя охватило вагоны с боеприпасами. Тепловоз, отброшенный взрывом тротила в озеро, тоже загорелся. Выскочить из него машинист с помощником и кинологом так и не успели.