Изами Учиха. Наследие Индры

— Понятно, но где меня так помяли? — недоуменно спросил юный Учиха.

— Ооо, это особо интересно. Ты, кажись, рассудком повредился, решил, что сможешь при помощи Хирайшина нагнать тех шиноби Кумо, что отступили с поля боя, как и наши, не мешаясь под ногами сильнейших. К счастью, тебя отговорил Сакумо, но сам выдал идею собрать команду посильнее, которую ты перенесёшь с собой. Ты, конечно, в своей великой "мудрости" согласился... — От яда в голосе Наваки можно было бы отравить всю страну Огня. — Нажрался чакровосстановляющих таблеток, из-за чего после Цунаде три дня латала твою систему циркуляции чакры и чакроочаг, и кинулся исполнять ваш с Сакумо план, предварительно собрав чуть более сотни джонинов!

— И что дальше? — тихо спросил Изами у сделавшего паузу, чтобы отдышаться, Наваки.

— Да ничего. Ками-сама был на вашей стороне. Так же, как Шинигами и демоны всех миров. Иначе я не могу объяснить себе, что этот авантюрный план увенчался успехом. Ты сам послал десяток клонов, которые хватали добровольцев и перекидывали их в лагерь врага. Причем ты не нашёл ничего умнее, как в одиночку пробить себе путь в середину лагеря и туда уже телепортировать наших...

— Мда... Не очень... Умно... — смущаясь, выдавил из себя Изами.

— Да ну нафиг? Ты признаёшь свои ошибки? Ками-сама, завтра Шинигами сорвёт занавесу мира и заберёт наши душонки себе! — театрально схватившись за сердце, высокопарно заявил Наваки.

— Не юродствуй.

— Хех, что?

— А, тьфу ты. Не измывайся надо мной.

— Мда, тебе надо будет сходить к ирьенину по черепно-мозговым травмам, что-то с тобой не то. Странные слова говоришь, смущаешься, извиняешься... Ещё подумаю, что Изами Учиха умер, а в его тело вселился дух, ха-ха, — весело рассмеялся Наваки понятной только ему самому шутке.

— Угу, говори, что там в лагере дальше было.

— Да ничего. Порезали вы огромное количество. Ты вообще там бушевал. Пока не нарвался на того, как ты там сказал, негла? — спросил Изами Наваки, коверкая слово, так как не смог выговорить "р".

— Негра, но не суть. Продолжай, пожалуйста.

— Пожалуйста? Да завтра мир во всём мире настанет, ведь даже Изами Учиха может что-то просить.

— Говори уже, шут. Тебе не наследником клана Сенджу надо быть, а первым шутом при дворе Дайме.

— Да я бы с радостью, но позиция уже занята, да и родственники против будут, — улыбаясь, заявил Наваки.

— Знаешь... — задумчиво протянул Изами. — Я тебе даже верю...

— Ха-ха, ну да. Так, всё, я рассказываю. А то я у тебя здесь до ночи просижу. А я, между прочим, почти что не спал из-за тебя.

— Пф. Не моя вина. Сам виноват. Я тебя не перебивал, — ответил Изами Сенджу, не дав Наваки перебросить стрелки на себя.

— Вот сейчас ты больше похож на Изами Учиху, которого я знал... — улыбнулся Наваки. — Видимо, в форму приходишь... Ах, на чём я остановился? — спросил самого себя Сенджу.

— На негре, — подсказал ему Изами.

— Ах да. В общем, вышел злой негр и накостылял тебе. Ты уже никакой был, а он только с отдыха, да и рану ему залечили... В общем, накостылял он тебе очень сильно. Так сильно, что ты правый глаз потерял, — внимательно смотря на своего лучшего друга, рассказал страшную новость Наваки.

— Ясно... Я это, если честно, уже понял. — Натянуто улыбнулся Изами.

— Кхм, Изами, с тобой всё хорошо?

— Нет. Но поделать я ничего не могу, так что не бойся, сходить с ума и крушить всё, что попадётся под руку, я не буду, — чётко выговаривая, выдал Изами, улыбнувшись, когда увидел, как Наваки, расслабившись, выдохнул.

В разговоре между двумя друзьями повисла тяжёлая пауза.

— Наваки, есть ещё плохие новости? — прервал тишину Изами.

— П-плохие? — переспросил его Наваки.

— Да, нутром чую, что это не всё.

— Может, ты сейчас лучше отдохнёшь, а мы завтра договорим? — попытался выкрутиться Сенджу, не желая испытывать терпение друга.

— Наваки, пожалуйста. Я выдержу. Просто хочу всё узнать и принять это, — необычайно спокойно для себя попросил Учиха своего друга. — Бежать от плохого нет смысла. Всё равно нагонит. — Когда Изами говорил это, на его губах была усталая улыбка, словно он за этот месяц в коме постарел на лет двадцать.

— Ммм... Ну ладно... Только поклянись мне, что хотя бы попытаешься держать себя в руках, — умоляюще взглянул на Изами Наваки. Он понимал, что это всё, о чем он может попросить.

— Конечно. Я клянусь, что буду стараться держать себя в руках, — легко согласился Учиха на его условия.

— Ладно, в общем... Твои родители мертвы, — тихо поведал Сенджу своему другу. Да, он знал, что у Изами не самые хорошие отношения с родителями. Но всё же родители — это родители.

— Ну что же. Они тоже Учихи. Я рад за них, что они умерли достойно, на поле боя, — спокойно выдал Изами, после чего кивнул самому себе или каким-то своим мыслям. — Дальше, — потребовал он от Наваки.

— Ну, уфф. Подожди, — попросил время Наваки. — В общем... Цунаде больше не твоя невеста. — Посмотрев на застывшее лицо Изами, он начал быстро рассказывать, как и почему это произошло. — После смерти Рен-доно и его наследника совет старейшин принял на себя управление кланом, он и расторг помолвку. Наши старики были этому только рады, так как Цунаде вновь возвращалась в наш клан, даже не устроили сцен о забранной невинности и тому подобное... Хотели Цунаде женить на ком-то из своих отпрысков. Но я, зная Цунаде, мог сказать, чем такое может закончиться, она просто плюнула бы на всё и ушла из клана. Ты знаешь, какая она упёртая. Так что мне пришлось принимать титул главы клана Сенджу. Так я смог отмазать Цунаде, я даже пытался договориться со старейшинами клана Учиха, но они наотрез отказались слушать меня... А Мито-ба-сан, после того как узнала, что ты потерял свой правый глаз, и не пыталась хоть как-нибудь помогать мне, — на одном дыхании выпалил всё юный глава клана Сенджу.

— Спасибо, что так откровенен со мной, — тихим, замогильно спокойным голосом ответил ему Изами. — Я и вправду ценю это. И верю тебе... Пожалуйста, оставь меня одного. Мне нужно всё обдумать.

— Кхм, хорошо. Но только если пообещаешь, что никуда не уйдёшь, твоё лечение не окончено, и я не хочу волноваться, что придётся бегать и искать тебя по всей Конохе. Хорошо?

— Обещаю, — только и сказал Изами, откидываясь на кровать и бездумно смотря в потолок.

— Хорошо, я тебе верю, — улыбнувшись, сказал Наваки. — Ну, я тогда пошёл. А то уже почти восемь вечера, а я всё ещё не сдал свою смену.

— Да, иди.

— Если что-то понадобится, обращайся к медсёстрам, — сказав это, Наваки быстро вышел из комнаты, после чего, найдя глазами старшую медсестру, он целеустремлённо двинулся к ней.

— Сакура-чан, ты можешь сделать мне одолжение? — как можно добрее и шире улыбнувшись, спросил её Наваки.

Миловидная женщина лет двадцати пяти-тридцати на вид, с яркими тёмно-зелёными волосами и такими же глазами, развернувшись, тут же покраснела от вида Наваки. Высокой, красивый брюнет, очень талантливый ирьенин и глава целого клана, мягко и красиво улыбаясь, шёл прямо к ней.

— В-вам что-то нужно, Наваки-доно? — запинаясь, выдала зрелая медсестра, покраснев.

— Ох, какой я доно. Просто Наваки, Сакура-тян. Ты же не против, что я зову тебя так? — спросил её Наваки, приблизившись к ней чуть более, чем было принято в обществе.

— Да! То есть нет, я не против, — улыбнувшись, сказала Сакура, чуть опустив голову, пытаясь спрятать своё раскрасневшееся лицо в своих волосах.

— Ты такая милая, Сакура-тян. Но у меня к тебе небольшая просьба, могла бы ты поставить к палате 403 пару наблюдательниц? И, если произойдёт что-то неординарное, сразу же сообщить мне? — мягко улыбаясь, попросил Сакуру Наваки, забавляясь смущённым видом зрелой женщины.

— К-конечно, Наваки. Будет сделано, — всё ещё заикаясь, выговорила медсестра.

— Заранее тебе большое спасибо, Сакура-тян. Теперь я твой должник, — выдал Наваки. — И не забудь, чуть что — сразу же направь кого-нибудь ко мне.

— Хай, — бойко ответила женщина.

— Ну, тогда я пойду. Ещё увидимся, Сакура-тян, — сказал на прощание Наваки, хитро улыбнувшись.

14.

Первый воздух в лёгких, первый шаг, первое слово, первый класс, первая любовь, первая работа, первая свадьба... Вся жизнь Александра Старинова пронеслась пред моими глазами.

Папа, который был всегда для меня опорой. Мама, которая всегда была рядом, чтобы утешить меня. Брат, который всегда меня поддерживал. Лучший друг, с которым я прошёл через многое. Моя жена. Мать моих детей. Дети, которых я любил больше своей жизни.

Вся моя жизнь. Гражданин России, любящий отец, миролюбивый человек. Но это только моя бывшая жизнь. Прошлое исчезло, растворилось во времени...

Это стало понятно, как только я вновь начал видеть воспоминания. Но в этот раз другое прошлое. Моё прошлое как Изами Учихи.

Первый вздох, первый крик, первый шаг, первое слово.

Воспоминаний из этой жизни было меньше, но в то же время они были намного насыщеннее.

Первый урок. Первое слово. Нянечки, которые внимательно следили за мной, неустанно наблюдая за моей персоной.

Первый раз, когда я после долгого времени увидел Ото-сана, когда он вернулся с той дипломатической миссии.

Первый разговор с ним. Желание доказать ему, что я достоин называться его сыном,

что я сильный, что он может мной гордиться.

Первая тренировка. Довольное лицо отца. Дома впервые на моей памяти я увидел и довольную мать.

Тренировки. Бесконечные тренировки. И, конечно же, пробуждение шарингана.

Именно в этот момент моя голова начала не просто болеть, а раскалываться, словно кто-то заливает в мою черепушку раскалённый свинец.

Боль. Ещё больше боли.

Которую сменяет ярость. Нет, не так, Ярость!

Та самая Ярость, которую я испытал, когда пробудил своё додзюцу.

Злость на самого себя. Досада на слова Ото-сана. Обида. Всё это срослось вместе, смещалось и стало Яростью. Чистой и незамутненной.

Странной. Непонятной. Из-за чего? Почему?

Не знаю. Это и не важно. Всё это я. Это моё. Нужно просто принять.

Медленно боль успокаивается.

И воспоминания двигаются дальше.

Коноха. Величественное зрелище. Сказочное. Нереальное ощущение. Странные люди. Из прошлой жизни я знаю, что люди ведут себя по-другому. Но это оказалось не так. Мои знания не годятся для этого мира. Я должен их отбросить.

Воспоминания тянутся дальше. Но я не хочу.

Я боюсь. Боюсь того, что я увижу.

Момору-сенсей.

Первый его урок. Раз за разом увеличивающаяся нагрузка. Моя упрямость. Я должен. Ради рода, ради клана.

Дом. Отец недоволен. Он кричит, чтобы я упорнее тренировался. Говорит, что я разочарование.

Мать. Вмешивается. Кричит на неё. Она виновата.

Она кричит в ответ. Говорит, что я показываю невероятные результаты.

Но отцу всё равно. Отсылает меня в комнату с напутствием завтра вложить в тренировку всю свою душу.

Момору-сенсей недоволен. Всё время ворчит.

Не сдерживаюсь, упав, начинаю плакать. Я не хочу. Не важно, что я делаю, все недовольны.

Большая шершавая рука треплет голову. Поднимаю взгляд. Момору-сенсей. Улыбается. Говорит, чтобы я не принимал всё так близко к сердцу.

Говорит, что всегда ворчит. Это не моя вина. Это он такой странный, сумасшедший, старый ворчун.

Улыбаюсь. Встаю. Решаю тренироваться для себя.

Тренировки стали труднее. Но я не сдаюсь.

Упорно, выжимая из себя все соки.

Первый выход за границы Конохи. Интересно.

Нужно убить.

Нет, нельзя. Они ведь не виноваты.

Моя старая часть вскинулась против этого.

Александр Старинов против такого. Это же не по-человечески!

Но Изами Учиха за. Я должен. Чтобы стать сильным. Чтобы развиваться.

Чтобы быть воином.

Для себя. Не для кого-то ещё.

Но обе части равны. Ни один, ни другой не могут перебороть друг друга.

Перевес пришёл от третьего. Момору-сенсей подталкивает меня. Помог мне принять правильное решение. Правильное для этого мира.

Правильное для шиноби — воина, палача, убийцы.

Жалость, стыд, решимость. Всё это переплелось.

Вновь голову разрывает невероятная боль.

Глубоко дышу. Слышно голоса. Не из моих воспоминаний. Из реальности.

— Изами-сан, очнитесь! Изами-сан! — Женщина. Писклявый голос. Схватила за плечо. Трясёт меня. Досада, злость, ярость. Боль усилилась.

— Пошла прочь. — Отталкиваю её. — Оставь меня, — сказано было тихо, без крика. Но она поняла, что лучше уйти. Я еле сдерживался, чтобы не смять её горло. Лишь бы вновь оказаться в тишине, не слышать этот писклявый голос. Он мешает мне. Я просто знаю, что мне нужно вспомнить, просмотреть все мои воспоминания.

Кто-то с кем-то говорит. Больше голосов. Боль всё больше усиливается.

— Прочь из комнаты! — не выдержав, прорычал я, сдабривая мой рык просто огромной дозой жажды крови.

Замолкли.

Люди поспешно покидают комнату.

Хлопок двери.

Я вновь один.

После пробуждения второго томоэ тренировки лишь усилились.

Но мне было всё равно. Пока я не встретил Майю.

Троюродная племянница Рен-доно.

Моя первая детская любовь или, лучше сказать, влюблённость?

Стал меньше стараться на тренировках.

Пытался отлынивать.

Момору-сенсей отпустил. Сказал, что если я не хочу, то толку не будет.

Отец в ярости. Мать говорит мне, что я разочарование. Думаю только о себе. А не о роде и клане.

Боль.

Но вскоре стало больнее, я наскучил Майе.

Было не просто больно. Очень больно, невыносимо.

Я не понимал почему.

Момору-сенсей был рядом со мной, поддержал. Объяснил всё. То, что это всегда больно. Я знал это с прошлой жизни. Знал, но не понимал.

Сенсей объяснил, что для меня это ещё трудней. Из-за додзюцу.

Сказал, что, если я хочу убрать боль, мне нужно больше тренироваться.

Вернулся к тренировкам. Тренировался как одержимый.

Момору-сенсей объяснил мне.

Мы, Учихи, не созданы для любви. Мы созданы для войны. Воины от ступней до кончиков волос.

Мы рождены забирать жизнь. Лить кровь. Каждый Учиха — клинок. Клинок, защищающий Коноху и обагряющий наш клан славой.

Я понял это. Стал стремиться к перфекционизму в ремесле убийства подобного себе. В искусстве разрушения.

Момору-сенсей стал гордиться мной. После каждого дня, полного крови, пота и боли, он говорил мне, что сделает из меня величайший клинок.