Абсолютное оружие

— В какой-то мере, — хмыкнул я. — Что случилось?

— Я хотел сообщить тебе, что отправил на планету специальную капсулу, с погибшими. Было бы неплохо её встретить и передать тела родным, которых я тоже проинформировал, — пожал плечами он. — Ещё пилот должен передать тебе всю информацию по ремонту; нам не просто нашли замену для главного калибра, но поставили нас первоочередной задачей, так что через десяток нормосуток можно будет уже вылетать. Ты, говорят, в играх участвовал? — с завистью протянул друг.

— Вето-то с меня сняли, поэтому особых вариантов не было, — ухмыльнулся я. — А ты сиди и работай, — и я с удовольствием осмотрел ровный недовольный оскал сородича.

— А с находкой этой что, которая нам корабль сломала? — взяв себя в руки, переключился Кирш. Теперь пришёл мой черёд изображать негодование и недовольство.

— Будет служить у нас штурмовиком, — пояснил я. — Как полетим, ещё познакомитесь.

— Хм-м... Девушка-штурмовик? Я бы познакомился поближе, — в голосе первого помощника прорезались так раздражающие меня мурлычущие интонации. Всегда хотелось за эти звуки схватить его за шиворот и пару раз хорошенько встряхнуть; не знаю уж, чем они мне так не нравились.

— Я тебе познакомлюсь поближе, — тихо, с нешуточной угрозой прорычал я. Кирш удивлённо вскинул брови. — Увижу — шею сверну, — так же тихо продолжил я. Горячий задумчиво склонил голову к плечу, внимательно разглядывая меня.

— Одна-ако, — с непонятной интонацией протянул он. — Эк тебя раскорячило-то с этой девицы! Тебя Совет не лишит... чего-нибудь нужного за такие проявления характера? — участливо поинтересовался он. Инстинкты, удостоверившись, что на присмотренную добычу больше никто не претендует, с тихим ворчанием расползлись по норам, а я недовольно поморщился.

— Совет всё это полностью одобряет и поддерживает. Как-то так.

— О как! — Кирш подвигал бровями и присвистнул. — Ну, главное, чтобы работе не мешало, — наставительно изрёк он и отключился, чтобы не слышать моего ответа. И эти люди считаются моими друзьями!

Насмешливо хмыкнув, поменял координаты и занялся дыхательной гимнастикой, дабы полностью успокоить разум. Предстояло важное и печальное дело, и подходить к нему надо было с холодной головой.

Мы в целом довольно спокойно относимся к смерти; как своей, так и близких. Зная, что не умрёшь, а станешь частью мирового психополя до самого конца Вселенной, сложно всерьёз переживать о конечности своей жизни. Конечно, мы грустим об ушедших, особенно о родных и любимых, но это никогда не превращается в жизненную трагедию. Как выяснилось после обретения предмета для сравнения, подобное отношение здорово облегчает жизнь. Достаточно посмотреть на тех же клекков, чтобы это понять.

У этого вида вообще очень странное отношение к смерти; впрочем, вполне соответствующее странности самого вида, если его можно назвать видом. Во-первых, каждый из них уверен, что с его смертью закончится Вселенная, и не желает умирать как минимум из альтруистических соображений. Разубедить их в этом невозможно; каждый из вида тесно связан с психополем Вселенной, и каждый считает, что оно — часть его разума. Почему при таком восприятии мира они не только между собой, но и с другими видами с удовольствием контактируют, непонятно. Во-вторых, их ничтожно мало, а живут они долго, поэтому смерть одного из популяции явление редкое, непривычное и пугающее. Причём в прямом смысле: смерть клекка — это вспышка сверхновой, мало кого оставляющая равнодушным даже из иных видов. Ну, и, в-третьих, мертвецы засоряют галактику.

Почему клекки так помешаны на чистоте, доподлинно неизвестно. Предположительно, это как-то связано с процессом их размножения, о котором тоже никто ничего толком не знает. Чистота для них означает отсутствие инородных тел в галактике, тогда как инородными телами, в свою очередь, являются всекосмические тела за исключением звёзд, движущихся по эллиптическим орбитам вокруг них планетоидов и космической пыли. Повторюсь, всетела, включая космические корабли, исследовательские зонды и живые существа. Поэтому галактика обитания клекков для остальных видов — большое белое пятно. Раньше они с пришельцами поступали также, как с астероидами и особенно ненавистными телами, кометами. После того же, как выбрались за пределы галактики и установили контакт с соседями, стали просто выдворять за пределы своего собственного звёздного скопления. Как — никто не знает; просто вот только что ты выпрыгнул из туннеля в карликовой шарообразной галактике, а вот уже висишь за миллионы световых лет от неё, в роднойгалактике. И по субъективному, и по объективному времени перемещение происходит мгновенно и без энергетических возмущений во всех известных спектрах. Примерно так перемещаются в пространстве на дальние расстояния и сами клекки.

В общем, если бы они не умели легко взаимодействовать с психополем, вряд ли получился бы хоть какой-нибудь контакт; они бы не поверили, что крошечные комочки сложных высокомолекулярных соединений могут быть разумны, а мы бы не могли заподозрить наличие разума в столь чуждой форме жизни. Клекки — это нечто вроде разумных звёзд, которые не излучают в инфракрасном диапазоне, слабо излучают в видимом спектре и довольно активно — в ультрафиолетовом. В жёстком ультрафиолете и выше не излучают совсем, никаких пространственных излучений не порождают и не принимают. А ещё на них не действует ни одна из разновидностей гравитационных полей, но сами клекки способны порождать их по собственному желанию. Как они функционируют, тоже неизвестно, но выглядят как тусклые голубые звёздочки размером со средний спутник. Самая малоизученная и непонятная форма жизни из известных нам: пожалуй, то, что мне вспомнилось, — это всё, что про них известно.

Капсула с печальным грузом прибыла как раз вовремя: я успел оформить все документы, договориться с транспортом, перекинуться парой слов с молчаливыми ребятами из Последнего эскорта. Это специальная служба при флоте, занимающаяся организацией похоронных обрядов и решением сопутствующих трудностей; в частности, трое из погибших были родом не с Колыбели, и ради доставки их на родные планеты никто не будет срывать крейсер с боевого дежурства, да и позаботятся о них специалисты лучше. Кроме того, у погибшего штурмовика, по нелепой случайности оказавшегося на оружейной палубе главного калибра в момент столкновения, не нашлось близких родственников.

Не люблю случайности и сюрпризы. И вот он, ещё один повод придерживаться того же мнения. Худшая смерть, которая может приключиться с человеком — несчастный случай. Когда не виноват никто, никто ничего плохого не сделал, но оборвалась чья-то жизнь. Погиб при высадке на неисследованную планету, погиб в бою — эти слова произносить неприятно, но не стыдно. А тут я чувствовал определённую неловкость и вину; как будто мог что-то изменить.

Двенадцать человек погибли нелепо и бессмысленно. Погибло бы и больше, если бы один молодой аналитик, один помощник наводчика и два техника не нарушили бы инструкцию и не покинули рабочие места за пять минут до столкновения с целью прихватить в столовой полдник. Волей-неволей поверишь, что Предки нашептали.

Родственники реагировали по-разному. Кто-то — спокойно и сдержанно, кто-то — тихо и нервно, кто-то — слезами и жгучей болью. Большинство косились на меня с опасливой настороженностью, некоторые — с искренним любопытством: на планете взрослых носителей горячей крови очень мало. Одна женщина всерьёз испугалась, и мне пригодилась вся выдержка; хотя мне показалась, что испугалась она не столько меня, сколько моего подозрительного спокойствия.

Документы, которые мне передал пилот, оказались заключением о полученных повреждениях и паспортом на новую орудийную установку с комплектом настроечных таблиц. Рассудив, что изучить их всё равно придётся, а дома у меня это вряд ли получится, я обосновался в дальнем углу одного из ресторанчиков при космопорте и углубился в чтение.

Это только со стороны кажется, что обязанности капитана сводятся только к координации действий подчинённых. Самой важной и сложной частью нашей работы является постоянный контакт с психополем корабля, представляющего собой полуразумное и довольно привередливое создание. И когда на корабле что-то случается — пробоина, другого рода чрезвычайное происшествие, или появляется какая-то новая важная часть, — именно от компетентности капитана зависит участь и экипажа, и всей команды. От воли капитана зависит, сумеет ли корабль затянуть пробоину, и от неё же зависит, примет ли корабль нового члена команды. Техники смонтируют новый излучатель и обшивку без проблем, но именно мне предстоит убедить корабль, что всё это — части его организма, а не инородные тела. Учитывая, что любая сложная техника (а орудийные установки по сложности не уступают самому кораблю) тоже может начать капризничать и отказываться работать на новом месте, задача каждый раз нетривиальна.

Настроечные таблицы представляют собой, если коротко, списки векторов психополя, энергетических узлов, характеристик излучений и ряда зависимостей данных показателей от внешних факторов.

Результат трёх часов сосредоточенного напряжения расположенного между ушей органа можно было выразить довольно коротко. Командование сговорилось с Советом и решило окончательно меня добить. Ну, или с помощью подобных издевательств они желали превратить меня в идеального человека, не знаю.

Как ещё объяснить своё "везение", я не знал. От щедрот Управления Флота и Совета Старших мне подсунули свеженький прототип. Мощностей моего скромного мозга типичного носителя горячей крови не хватило даже на то, чтобы понять, на каком принципе работает эта пушка. И уж конечно я не представлял, с какого конца надо начинать знакомство с ней корабля. Одна надежда, что разработчики этого безобразия будут присутствовать при установке, и смогут поддержать советом.

Потом я представил, когомне подсунут в качестве орудийного расчёта для столь ценного агрегата. Я почти уверен, что там будет парочка бесконечно далёких от космоса и панически боящихся боевой ветви мирных девочек-ассистенток, привередливое светило науки со своим мнением по каждому вопросу, несколько рассеянных, но гениальных техников. Командовать этим парадом будет неторопливый не от мира сего оператор, знающий свою установку как собственную ладонь, но ни ларга не понимающий слов "срочно!" и "огонь по команде!". И вся, абсолютно вся эта компания будет бесконечно далека от таких понятий, как "воинская дисциплина" и "приказы не обсуждаются". Проще говоря, целая толпа гражданских, которые будут не просто пассажирами, как головастики по пути к аномалии, а полноправными членами экипажа.

Кровавая пелена перед глазами чуть развеялась от жалобного стона сверхпрочного пластика, из которого была изготовлена столешница. Сфокусировав взгляд на собственных руках, я раздражённо оскалился: глубокие борозды от когтей заканчивались сквозными дырками, а край стола, зажатый в кулаках, выглядел помятым и пожёванным.

Быстрым взглядом оценив обстановку — по счастью, поблизости никого из посетителей не было, — я приложил ладонь к терминалу оплаты и без возражений внёс сумму не только за незаметно употреблённый поздний ужин, но и за нанесённый заведению урон.

Стараясь отвлечься на что-нибудь более безобидное, я поспешно покинул ресторанчик. А то ещё покалечу кого-нибудь помимо столика. Надо срочно поехать домой и лечь спать, пока ещё какая-нибудь гадость не случилась.

А дома меня ждал сюрприз. Штурман подошла к вопросу развлечения гостьи из иных миров со всей ответственностью и самоотдачей, не считаясь с личными неудобствами. Или, что вероятнее, они просто подружились, потому что в гаркан резались к обоюдному удовольствию и удивительно азартно для этой логической игры. Меня увлечённые девушки не заметили, а я... в очередной раз залюбовался. Нет, что Тамми — симпатичная девушка, это очевидно и всем понятно. А вот искренне улыбающуюся Экси я видел впервые, и не мог не отметить, что ей это идёт. Со своими странными чёрными волосами, она становилась неожиданно яркой, когда маска искусственного спокойствия и настороженно-затравленный взгляд сменялись чистыми сильными эмоциями. И сейчас, глядя на довольных девушек, я впервые за сегодняшний день позволил себе сознательнуюнадежду на то, что вся эта история может закончиться хорошо. И, может быть, не так тяжело будет убедить девушку отказаться от своих глупостей?

Экси.

Не знаю, кого за это стоит поблагодарить, но после Весенних игр меня в определённом смысле оставили в покое. Нет, капитан исправно выполнял свои обязанности, я потихоньку осваивалась в новой реальности, но стрессы и испытания моих нервов временно кончились. На второй день после игр мы вернулись на корабль, и дни потекли довольно однообразно-спокойно. Утром капитан неизменно выдавал мне задание на день, отвечал на вопросы и пропадал. Насколько я поняла, он контролировал процесс ремонта.

Судя по тому, что я успела узнать об этой цивилизации, все их сложные установки обладали собственным подобием разума, причём не таким, какой стремились вывести у меня на родине. У каждого сложного прибора имелся свой характер, и установка нового оборудования представляла собой подобие дрессировки.

Кроме меня и вечно отсутствующего капитана на крейсере находилось человек двадцать, дежурная смена по стояночному расписанию. Пилот, офицер этой их нулевой службы безопасности, несколько штурмовиков (помимо меня), два стрелка, связист, повар и группа технических специалистов разных направлений. Знакомиться со мной они не спешили; кажется, просто не знали о моём существовании. Но меня такое положение вещей вполне устраивало.

Вечером в поле моего зрения вновь появлялся капитан, неизменно уставший и порой злой как чёрт. В последнем случае мы молча шли тренироваться; точнее, сначала уходил капитан, а потом к нему, чуть спустившему пар, присоединялась уже я.

Я никак не могла понять своей странной реакции на капитана. Мне было приятно на него смотреть; причём не только когда он дрался, а когда просто... был? Горячий обладал удивительно выразительной мимикой, и все его эмоции всегда отражались на лице и в жестах. И я часто ловила себя на том, что эмоции его каким-то непостижимым образом передавались мне. Когда он улыбался, тянуло улыбаться в ответ, когда тихонько что-то недовольно рычал себе под нос, — я ловила себя на стиснутых челюстях и желании кого-нибудь ударить. Наверное, именно так действовала на меня его "воля", о которой говорила Тамми.

Корабль ожил через двенадцать дней. В одно прекрасное утро я открыла дверь собственной каюты, намереваясь по сложившейся традиции добраться до покоев капитана за новой порцией задач к изучению, и нос к носу столкнулась с каким-то незнакомым типом. То есть, не к носу, а к пузу; этот явный представитель нейтральной боевой ветви был выше меня на три головы и в три раза шире.

— Опа! — оторопело сообщил он. — А ты что здесь делаешь?

— На корабле? — на всякий случай уточнила я, с интересом разглядывая боевого. Это был мужчина уже в возрасте, явно старше капитана; наполовину седой, с сеточками морщин в уголках глаз и губ. Правда, до стадии дряхлости ему ещё было ой как далеко.