Рукопись из Тибета.

Потом я сходил к реке, где совершил утренний моцион, а когда вернулся, жены вождя накормили нас завтраком. Он состоял из жареного угря, бататов и дикого меда.

Когда женщины, убрав "со стола" отправились в лес за дичью, хозяин угостил меня сигарой, оказавшейся весьма недурной, и поинтересовался дальнейшими планами.

— Хочу добраться до Каракаса, а оттуда в Бутан, — ответил я. Сделать свою работу.

— В настоящее время это нереально, — сказал, почесав пятку, Кайман. — Туда от нашей деревни больше четырех сотен километров, а сейчас сезон дождей и подниматься вверх по реке опасно. Нужно ждать осени. А тогда мы сможем доставить тебя до Матурина. Это такой город на половине пути. Оттуда на Каракас летают самолеты.

Да и чего тебе спешить? — дружески толкнул меня в бок. — Поживи на природе отдохни. А работа не Алитет. В горы не уйдет (скорчил уморительную рожу).

Так я остался до времени у индейцев пираха.

Они занимались охотой, рыбалкой и сбором лесных даров, а еще выращивали тыквы, маис и некоторые другие овощи на разбитых за деревней огородах.

Орудия жизнедеятельности были самыми примитивными, но, отдельные из них, а также способы применения, заслуживают описания.

Например, в охоте на крупных зверей, вроде оленей, пекари, муравьедов или пумы, помимо луков со стрелами и копий, пираха использовали духовые трубки, стреляющие отравленными ядом курару* иглами.

Причем делали это с достаточно большого расстояния и виртуозно.

Рыбу, кроме битья острогой, а также ловле сетками, маленькие люди добывали отваром из побегов лиан, который попадая в воду, усыплял ее, и та всплывала на поверхность.

Но самой удивительной была поимка обезьян с использованием кокосового ореха. В нем проделывалась дыра, после чего содержимое убиралось, а внутрь добавлялся вареный маис или тыква. Затем этот "капкан" привязывался к дереву, на котором резвились приматы, люди же затаивались поблизости.

В стаде всегда находился самый любопытный, который спустя некоторое время спускалась вниз, бежал к кокосу и начинал его изучать. А обнаружив внутри еду, совал туда руку, зажимая добычу в кулак, после чего пытался его вытащить. Однако это не удавалось, а разжать пальцы обезьяна не догоняла, начиная орать и бесноваться.

Тут из укрытия появлялись охотники, пленяя собрата со всеми вытекающими последствиями.

Впрочем, поедание дальних предков, новый вождь пираха запрещал, чему они особо не противились.

Дни полетели своей чередой, принося массу ярких впечатлений. Я, шутя, освоил язык индейцев и даже стал задумываться, а не остаться ли здесь навсегда. В этом земном Эдеме.

Время в сельве текло по своим особым законам, размеренно и неторопливо, мелочная суета отсутствовала, каждый день был наполнен новым и необычным.

Но, как и должно быть у каждого, уже отравленного цивилизацией, не хватало ее прогресса и сопутствующим ему амбиций.

Вскоре они проявились.

Как-то после одной охоты мы возвращались с Кайманом и его бессменными спутниками Кокои с Орахой, добыв только небольшого тапира*.

При этом вождь заявил, что неплохо бы навестить одну из торговых факторий на реке, где прикупить патронов к его дробовику, закончившихся еще весною.

Когда же он сказал то же самое индейцам — оба радостно зачирикали, изобразив на лицах восторг и умиление.

— Хотят кашасы, — пояснил Кайман, сплюнув за борт.

— А что это за напиток?

— Ром из сахарного тростника. Крепкий и губительный для пираха. Эту гадость я им пить запрещаю. Но все равно, как услышат или увидят, просят. Дурное влияние бледнолицых.

— Это да,— согласился я, вспомнив историю американских индейцев. Как северных, так и южных. — А у тебя есть, чем платить торговцам? — поинтересовался у вождя.

— Раньше пираха вели с ними натуральный обмен. Дары сельвы на необходимые товары. Сейчас мы чаще берем деньги, и я покупаю их сам. Так меньше обмана.

— В таком случае, хочу помочь племени, — заявил я. — У меня для этого есть средства.

Такое решение возникло не спонтанно. Волобуев, он же Этьен Готье, уже три месяца провел с индейцами, пользуясь их гостеприимством, при том, что пираха жили небогато. Умением в охоте и рыбалке не отличался, являясь фактически нахлебником и ему, как бывшему гражданину страны Советов, а также коммунисту, было стыдно.

— А вот это зря, — сказал Кайман. — Ты наш гость, а пираха бескорыстные ребята.

— В таком случае хочу сделать им подарок, — продолжал настаивать я. — От чистого сердца.

— Ну, если так, то тогда другое дело, — согласился вождь. — Что-что, а подарки дети природы уважают.

На факторию мы отправились спустя два дня, в том же составе. В качестве даров леса, предлагаемых на обмен, Кайман захватил шкуру анаконды*, которая высоко ценилась, а также корзину бразильских орехов.

Известные со времен Колумба и названные испанцами "миндаль", они считались средством молодости и долголетия.

Я по такому случаю прихватил свой европейский костюм с рубашкой и штиблетами, которые бережно хранил, ограничиваясь тем, что носили индейцы. С собой же прихватил пятьсот франков, а также алмаз из своей заначки. Заодно соскоблил щетину на лице, воспользовавшись бритвой вождя, оставшейся в числе других его вещей из прошлой жизни.

Ранним утром, погрузившись в лодку, мы выгребли на еще туманную Ориноко и направились по ней вниз. В сторону разветвленной дельты.

С каждым километром река становилась все шире, туман исчез, и по берегам открылись многочисленные протоки, а на вторые сутки стала чувствоваться близость океана. Вода стала мутной, потеряв прозрачность и солоноватой.

— Так вот она какая, дельта, — восхищенно оглядывал я бескрайнюю гладь с синеющими вдали лесами.

Затем неутомимо работавшие веслами индейцы приблизились к правому берегу, от которого вверх поднималось скальное плато. Наш челн прошел рядом с низвергавшимся оттуда величественным водопадом, пираха, к которым присоединился Кайман, удвоили усилия, и он вошел в довольно обширную лагуну с пологими берегами.

На одном из них раскинулся живописный поселок с многочисленными, крытыми красной черепицей и гофрированным железом домами, несколькими причалами у которых стояли катера с лодками и католической церковью на пригорке. На другом виднелись несколько ферм с загонами, в которых бродили парнокопытные.

— Да тут целый город, — поцокал я языком, взглянув на Каймана.

— Местные племена называют его факторией, — ответил тот. — По старой привычке. И весьма любят навещать. Для обмена и торговли.

После этого мы пришвартовались у самого дальнего безлюдного причала, где я переоделся, оставили индейцев охранять лодку и вместе с Кайманом, прихватив корзину, отправились на берег.

На нем, по случаю визита, были армейского образца панама, шорты с такой же рубахой и легкие сандалии.

В городке было немноголюдно, все занимались своими делами, по улицам лениво трусили сонные от жары собаки.

Для начала, по предложению вождя, мы зашли в небольшой прохладный бар, где у потолка месил воздух допотопный вентилятор, а у стойки скучал черный хозяин с зажатой в зубах сигарой.

-О-о! Кайман! — выпучил он белки глаз. — Давненько тебя не было! — сказал на испанском. Этот язык я уже знал (научил вождь), что после китайского было совсем не сложно.

— Привет, Боб, — ответил Кайман, и мы опустили корзину на пол. — Вот, заехал с приятелем кое-что прикупить. Как у вас тут сейчас с товарами?

— Все о'кей, — зачмокал тот сигарой. — В лавках и магазинах всего полно. Чего желаете выпить?

— Пиво у тебя холодное?

— Как всегда.

— Налей две кружки.

Пока мы тянули ледяное пиво, хозяин пожелал купить орехи.

— Мои клиенты их очень уважают, — подмигнул мне. — Хорошее средство для любви и поднятия настроения.

Далее состоялся торг — пачка ярких боливаров* перекочевала в руку вождя, а вызванный из подсобки курчавый мальчишка утащил туда корзину.

— Так, — вернул Кайман одну купюру африканцу. — Пусть твой бой* доставит кока-колы с мороженым моим ребятам. Они в лодке у последнего причала.

— Будет сделано, — расплылся в улыбке тот. — Можешь не беспокоиться.

Потом мы распрощались с Бобом и двинулись дальше по тенистой части мощеной булыжником улице.

Изредка по ней медленно проезжал автомобиль или громыхала тележка, везомая ослом местного аборигена.

Вскоре Кайман остановился у приземистого здания, на котором красовалась исполненная на английском вывеска "Колониальные изделия", и мы вошли внутрь помещения.

Оно представляло собой что-то вроде склада с самыми различными товарами: промышленного, сельскохозяйственного, бытового и прочего назначения.

Для начала направились к целой выставке охотничьего оружия.

За прилавком тут же возник служитель, предложив свои услуги.

— Мне нужны патроны, для дробовика "Симсон" двенадцатого калибра, приятель, — сказал Кайман. — Полторы сотни штук.

— Один момент, сеньор, — ответил тот, сняв с витрины три картонные коробки.

Кайман расплатился, а я поинтересовался у торгаша, принимают ли они иностранную валюту.

— Безусловно, — ответил тот. — По наличному курсу.

— В таком случае обменяйте мне пятьсот франков, — вынув из кармана, протянул я ему зеленую купюру.

— Пожалуйста, сеньор, — пощелкав калькулятором, отсчитал мне продавец нужную сумму боливаров

— А теперь покажите вон ту модель, — указал я на карабин знакомого образца. Советский СКС* последней модификации

— О! Это отличное оружие из России, — изрек бизнесмен, подавая мне оружие. — Рекомендую.

Я осмотрел товар, он был в отличном состоянии.

— Сколько стоит?

Цена оказалась невысокой, и я прикупил еще изрядное количество патронов.

— Это подарок племени, — вручил карабин Кайману. — Пригодится на охоте.

Кстати, а как тут с правом ношения оружия? — кивнул я на дверь. — Нас не загребут в участок?

— Насколько знаю, участка здесь нет, — рассмеялся Кайман. Полная демократия.

— Точно, сеньор, — хитро прищурился продавец. — Был один полицейский, да и тот спился.

После склада мы зашли на почту, с запахом бумаги и сургуча, откуда вождь кому-то позвонил насчет шкуры анаконды.

— Хорошо, сеньор Мигель, — сказал, выслушав ответ, в трубку. — Завтра в восемь мы к вам зайдем. Будьте, пожалуйста, на месте.

— Наш постоянный клиент и весьма уважаемый здесь человек, — объяснил мне Кайман. — Сейчас ненадолго отъехал. Так что придется немного задержаться.

Поскольку приближалось время сиесты*, мы купили в ближайшем ресторанчике горячих лепешек, жареных кур с зеленью, а также круг сыра, после чего отправились на пристань. Подкрепиться и отдохнуть от полуденного зноя.

Кокои с Ораха мирно дремали в тени настила. Рядом, в картонном ящике, поблескивали бутылки. В основном, пустые.

Их обрадовал новый карабин — пираха знали, что такое оружие бледнолицых, а еще больше горячая еда. Парни здорово проголодались.

Когда небесное светило стало клониться к закату, вождь с индейцами отправился в местный кинотеатр (те очень любили искусство). Я же остался на берегу, созерцая лагуну с парящими над ней чайками и уплывающий вдаль парусник. Словно из картины великого Куинджи*.

На следующий день мы навестили сеньора Мигеля.

Тот проживал в не хилой фазенде на берегу и со слов Каймана был контрабандистом.

Один из его людей проводил нас на обширную, окружавшую дом террасу, где гостей встретил сам хозяин — старый седой португалец. Во всем белом и с классическим профилем конкистадора*, завоевавших Новый Свет*.

Для начала пригласив присесть, сеньор Мигель угостил нас оранжем* со льдом, и они побеседовали с вождем о сельве, вслед за чем Кайман продемонстрировал хозяину товар, который тому весьма понравился.

И было отчего. Семиметровая шкура анаконды отливала бирюзой с золотом, поражала великолепием узоров, и, насколько я знал, высоко ценилась в Европе.

Фазендейро без торга выложил названную вождем сумму, отметив высокое качество товара, и обе стороны остались весьма довольными сделкой.

Она тут же была закреплена виски со льдом, после чего латинас* предложил купить у него катер.

— Совсем новый, — протянул нам коробку с сигарами. — На нем можно поймать много анаконд. Уступлю недорого.

— У нас нет таких денег, — понюхав сигару, откусил щипчиками конец вождь.

— Могу дать в долг, под будущую добычу, — щелкнул перед ним серебряной зажигалкой фазендейро.

— Нет, пойдет, — прикурив, решительно покачал головой Кайман. — Долг, сеньор Мигель, это кабала. А мы свободные люди.

В это время, не иначе возбудившись от спиртного, у меня внутри завозились составляющие.

— Купи им судно, — прошипел моряк. — На кой черт тебе столько алмазов?

— Точно, купи, — подпрягся шахтер. — А то сожрет крокодил или та же анаконда. И пиши, пропало.

— Типун тебе на язык, — обеспокоились оба силовика, а потом завякали. — Давай, соглашайся. Не то хрен отстанут.

Поскольку консенсус внутри был достигнут, Этьен Готье во вне принял решение.

— Сеньор Мигель, я бы хотел взглянуть на катер.

Кайман покосился на меня, но ничего не сказал. Поскольку обладал выдержкой индейца.

— Ну вот, слова не юноши, но мужа, — значительно изрек контрабандист. — Прошу, уважаемые, следовать за мною.

Вслед за этим мы встали, спустились по каменным ступеням вниз и проследовали через окружавший фазенду сад, в котором орали разноцветные попугаи, в сторону лагуны.

Там, где она примыкала к усадьбе, у причала стояла моторная яхта, на которой два смуглых, похожих на пиратов, моряка драили палубу, а рядом — катер с рубкой и стремительными обводами.

— Вот, прошу. "Пилот -900", — сказал кабальеро. — Длина девять метров, ширина три, мелкая осадка. Мотор двести двадцать лошадиных сил, грузоподъемность семь человек или полторы тонны груза.

— Да, — отличное судно для реки, — заявил Кайман, после того как мы осмотрели катер внутри и снаружи.

— И сколько вы за него хотите? — повертел я красного дерева штурвал. — Если в американских долларах?

— Семнадцать тысяч меня вполне устроят, — чуть подумал контрабандист. — А в придачу даю две бочки горючего.

Я выдержал паузу (вождь безразлично смотрел вдаль), вслед за чем извлек из потайного кармашка алмаз, ярко сверкнувший на солнце.

— Вот, — протянул его дону Мигелю.

— Г— м — со знанием дела обозрел камень тот. — Здесь не менее полутора каратов*.

— Два, — улыбнулся я, растопырив два пальца. — Ну, так как? Это вас устроит?

— Вполне. Но я хочу пригласить ювелира, — вернул мне бриллиант старик. — Надеюсь, у вас не будет возражений?

— Нисколько.

Спустя полчаса приехал солидный ювелир (как везде, сын Моисея), который после тщательного осмотра подтвердил, что камень чистой воды, мерой в два карата и стоит двадцать тысяч "зеленых".

— Получается, я вам должен три, — спрятал алмаз в замшевый кисет хозяин, после чего направился к несгораемому сейфу, стоявшему в углу его рабочего кабинета.

Когда расчет был завершен, ювелир, приподняв шляпу, убыл, а мы снова отправились на причал, где состоялась приемка катера.