* * *
Ещё несколько дней ополчение провело в Обплонсе. Того, что бандиты могут зайти с тыла, опасения не было — дорога на север с гор одна и проходит она здесь. На третий день Анхель с десятком людей вышел на разведку. Они вернулись на следующий день вечером — бандиты ушли. Не исключено, что они будут теперь рваться через горы, пока не наступит пик зимы.
Но это уже не так волновало селян. По случаю этой "победы" был организован праздник, на котором в первую очередь чествовали Анхеля Руиза — великого испанца, которого надолго запомнят местные. Как и было обещано, ему подарили добрую лошадь, однако подарок недолго продержался и, как и весь скот, шарахнулся от нового хозяина. Рассудительный герр Герец на это сказал, как обычно, лаконично: "Привыкнет".
Анхель остался до весны в Арцтале. И как бы то странным не казалось, но кобыла, которую кликали Веткой, действительно привыкла к нему. Первые несколько недель были для них весьма напряжёнными, но ежедневное "общение" принесло свои плоды — лошадь перестала от него шарахаться, как от огня. Весной Анхель мог спокойно позволить себе поглаживание, во время того, когда Ветка ела. Почему раньше он не пробовал так усердно приручать к себе скотину? Это оказалось вполне возможным. Хотя лошадь, наверное, за зиму от нервных потрясений сократила себе жизнь на пару лет.
А весной Анхель попрощался с герром Герецем и жителями спасённых деревень и отправился через Альпы. Его снабдили небольшой повозкой, запрягать в которую Ветку пришлось сперва научиться. По понятным причинам, а точнее по непонятым в своё время, Анхелю не доводилось запрягать лошадей. Припасами тоже обеспечили, так что ангелу не следовало задумываться, где найти пищу, примерно недели на три.
Всё это внушало надежду. До Болоньи он доберётся без вынужденных задержек. А если последние и будут, то не для того, чтобы добыть себе пропитание или средства на него.
* * *
Через месяц он уже ехал торной дорогой Венецианской республики. Вокруг были бескрайние зеленеющие поля, чистейший воздух, чуть сырой от близкого моря. Холмы сменяли друг друга. Вздымались над землёй гряды зеленеющих вершин с каменными россыпями. Пусть Альпы уже давно минули, но порой встречались ещё скальные выступы, хищно глядящие вверх. Растения не могли усидеть на голом камне, но тут и там зеленеющие ветки и травы торчали из-под камней и трещин. Земля здесь дышала теплом, было ощущение, что весь зимний холод остался за горами.
Селения поначалу попадались нечасто, но ближе к морю их стало больше. Сначала небольшие, а затем и крупные. К большому удивлению Анхеля здесь феодальный гнёт, в большей степени в Чехии, в меньшей — в Баварии и Тироле, почти отсутствовал. Хозяйства чаще работали не на феодала, а для продажи на рынках, и лишь оттуда, с продаж, часть отдавалась в карман хозяина. Если сравнивать — почти свобода. Хотя, единственным по настоящему свободным, и то нечеловеком, здесь был он сам.
Весьма скоро и наглядно он увидел тех самых кондотьеров, которые решали за деньги чужие проблемы. Причём решали весьма своеобразно: порой до драки дело не доходило, а если и доходило, то драки как таковой не было. Лорды выясняли отношения, грозились кровопролитием, долго-долго обсуждали свои проблемы, в то время как наёмники с обеих сторон не столько ждали атаки, сколько просто создавали массовость.
Нет, конечно, порой доходило до боя, но не часто. Политика была на первом месте. Случалось, что кондотьерам платили за то, чтобы крови было как можно меньше. Это казалось весьма забавным и в тоже время глупым. Если хотите решить проблему раз и навсегда, так решайте её, а не оттягивайте это пустыми разговорами и запугиваниями. Хилиасты в своё время быстро и навсегда поняли, что в Славошовице им делать нечего. Вот что значит — решить проблему.
А меж тем Ветка тянула повозку дальше. Сначала через Венецианские земли, затем флоренские. Путь его тянулся по прибрежной дороге. Ласковый летний бриз нёс солёную свежесть, а пейзажи, порой открывающиеся с возвышенностей, радовали глаз путника как нигде. Даже острые и жестокие клыки Альп не так вдохновляли его, как бескрайняя синяя гладь Адриатического моря. А восходы! Таких восходов Анхель никогда не видел. Это само совершенство.
В городах люди одевались довольно странно, на взгляд Анхеля. После строгих тирольцев и чехов местные наряды вызывали порой улыбку. Да и народ сам был не так прост — верно учил его герр Герец: эмоции правят этой страной. Это точно. Мало знать местный язык, который, надо отметить, весьма различен на севере и южнее. И чем дальше на юг, тем он более менялся. Но, помимо языка, надо было видеть порой руки местных, они работали в такт словам очень эмоционально. Всё, что они ни говорили, казалось, они говорят от души, и не будь у них особых чувств к неведомому страннику, так и не говорили бы с ним вовсе.
С гостеприимством всё было тоже не совсем просто. Порой его просто затаскивали в гости и постой организовывали раньше, чем он начинал говорить об этом. А случалось, что на него и не смотрели даже, указывая на место в амбаре, а то и в скотнике. Но благо ночевать под чьим-то кровом приходилось не так часто. Местная природа была благожелательна к путнику, и лишь порой приходилось проситься на ночёвку.
Прошло около месяца, и он добрался до Папского государства. Подходило время сворачивать вглубь страны, ведь где-то там, на закате, был Рим. Интересно, а закаты на море такие же красивые, как и рассветы? А может ещё красивее?
* * *
Анхеля вновь ждала дорога через горы, на сей раз через Апеннины. Не такие высокие, как Альпы, однако растянувшиеся на весь полуостров, разрезавшие его пополам.
Здесь, в Папском государстве, он услышал фразу, когда узнавал, правильно ли держит путь: "Все дороги ведут в Рим". Этими словами его напутствовали молодая девушка с матерью, шедшие в своё селение с рынка города Сполетто.
Этот город особенно понравился Анхелю. Это был древнейший город в этой области — она называлась Умбрия. После того, что он увидел в Сполетто, ему стало немного не по себе от того, что может он увидеть в легендарном Риме. По пути ему много что наговорили об этом городе. Расписали, насколько он велик и насколько отвратителен. Но основное, что вынес Анхель для себя об этом городе, что он был огромен. А Ватикан — это даже не пригород или район, как он полагал вначале, а закрытый город. Город, вход в который запрещён очень многим, а открыт, по сути, единицам. Означало ли это то, что в него придётся пробираться тайно или идти по трупам? Нет! Второй вариант не годится.
Наверняка в Ватикан есть путь, по которому вполне можно тихо пройти внутрь, найти библиотеку. Вот там, скорее всего, придётся пойти таранным способом, но и это в крайнем случае. "Всегда есть путь в обход, а если нет, то, будь уверен, есть нора" — ещё одна правильная мысль от отца Филипа. Сколько же полезного он преподал ангелу о земной жизни. Надо отдать ему должное — неизвестно, как бы всё повернулось, если бы при падении рядом не оказался он. Даже представить сложно.
Но всё случилось так, как должно было. Иначе, видимо, случиться не могло. И, пожалуй, Анхель рад такому исходу.
* * *
— Мы и впрямь должны допустить его туда?
— Да. Это тоже входит в договор. Он попадёт туда, будь уверен. Узнает то, что должен, и нам всем останется ждать.
— Надеюсь, игра стоит свеч. Аградон, ты ведь понимаешь, чем мы рискуем?
— Разумеется.
— Тогда, если дело обернётся нам боком, думаю, у тебя есть запасной вариант.
— Будь уверен.
Две фигуры застыли на краю обрыва, глядя куда-то в надвигающуюся тьму. Один был высок, сутул и в тёмном драном балахоне. Второй был меньше ростом, худой и на вид выглядел, как утопленник — зеленовато-серая кожа, глаза мутные, но выделявшиеся на лице. У первого же их было не видно, вместо глазниц были тёмные провалы, в которых тонул всякий свет, пытавшийся приоткрыть, что же там.
Где-то там, в надвигающейся на мир ночи, далеко от этого места, разбивал лагерь единственный выживший среди падших в недавней войне. И путь его был, как ни у кого, далёк.
Глава 7
Папское государство, недалеко от Рима, Понте Молле, 1456 г.
...
Господь всем сердцем возлюбил
Творения, что создал.
Людьми назвав, благословил
На жизнь, деяний полную.
Любимец Божий — Люцифер
Их ненавидел страшно,
Не знала зависть его мер,
И с этим начал он войну.
И была битва в небесах,
И был сражён враг всех людей.
В подземном мире он в цепях
Теперь грешивших людей судит...
— Мне кажется, что ты начала писать уже из головы отсюда.
— Ну, Анхель! Почему нет? Никто же не знает, как всё было!
— Я с тобой полностью согласен, но боюсь, кому-то ещё свои стихи не стоит показывать. У тебя, да и у батюшки твоего, проблемы могут возникнуть. А если дойдёт до кардинала Паскуаля — точно беды жди.
— Я знаю. — Кивнула девочка тринадцати лет, черноволосая, как и её мать. — Как хорошо, что тебе их можно читать, не опасаясь ничего.
— Конечно, Зое. Я твой единственный слушатель вот уже четыре года.
— А тебе деваться некуда — ты ведь научил меня писать и читать!
— На свою голову. — Засмеялся Анхель. Зое подхватила, и они долго не могли остановиться. Над крохотным селением Понте Молле сгущался поздний вечер. Осенние ветры стучали по стенам, порой начинал лить дождь. И такая погода стояла уже неделю. Выходить наружу порой совсем не хотелось, но выбора не было.
Анхель Руиз нынче — кондотьер на службе кардинала Паскуаля, он отвечает за безопасность его высокопреосвященства, когда тот находится в своей загородной резиденции — то есть в Понте Молле. Работа вполне по Анхелю, а если учесть, что кардинал тут бывает нечасто и не подолгу, то большая часть работы сводится к тому, что все четыре семьи, которые находились здесь в услужении, были во здравии, им ничего не угрожало и они сами не грозились сбежать. Хотя последнее маловероятно — "жить как у Христа за пазухой" здесь очень верное выражение. Никто ни в чём не нуждается. Не каждые слуги кардиналов так живут.
Здесь Анхель уже шесть лет. По прибытии в Рим он долго не мог здесь обустроиться, но потом его заметил стареющий охранник кардинала, который во время одной потасовки, про которую Анхель помалкивает, заметил отличную замену себе. В тот день у "испанского" путешественника появилась крыша над головой недалеко от Рима. И знакомство, пусть и не вполне приятное, с кардиналом, вхожим в Ватикан. Невероятная удача — по-иному считать было нельзя, ибо сам Анхель такого никак не планировал.
Что касается планов Анхеля быстро проникнуть в библиотеку Ватикана, найти нужные ему документы и убраться отсюда, то они провалились, не успев и начать исполняться. И косвенно все эти планы нарушил новый понтифик Николай V, который с приходом своим начал большую кампанию по преобразованию Ватикана. Заняв пост Папы в 1447 году, он с тех пор множил коллекцию манускриптов, писаний и литургических произведений
А ещё с приходом его началась массовая стройка на территории Ватикана. И это, пусть и приоткрывало путь туда, но не говорило, куда помещены на время строительства апостольской библиотеки все документы из старого здания. Собственно, по этой причине Анхель и не спешил никуда, а спокойно служил кардиналу, не самому важному, но и не последнему — такое ощущение, что он единственный кардинал, которого всё это мало волновало. И эта незаметность добавляла Анхелю спокойствия.
За годы бездействия Анхель не нашёл занятия более интересного, чем научить местную девчонку, которая его с первого дня не боялась, грамоте. Два её младших брата его чурались до сих пор, а вот девочка в самый первый день подошла к нему и протянула сушёный цветок, который носила, судя по всему, не первый день. Ей тогда было семь лет и активности ей было не занимать. А так как и сам Анхель не мог сидеть на одном месте целый день, то они быстро подружились. Родители девочки, Джованни и Агнес Филиппо, которые ухаживали за садом и хозяйством кардинальского дома, на удивление спокойно отреагировали на знакомство старшей дочери с чужеземным кондотьером.
Народ в усадьбе работал местный, даже старый охранник был из Понте Молле. Это было ещё одной причиной довольно холодного приёма, но за небольшой отрезок времени это изменилось. Анхель умел общаться с людьми, быстро находил темы для разговора и пользовался всеми уловками и верными приметами, которые усвоил от общения с отцом Филипом. Ещё раз стоит сказать, что без него жизнь была бы у Анхеля совсем не такой, да и не был бы он никаким Анхелем. Кем бы он был, дожил ли бы до этого дня?..
Но что есть, то есть, и этим надо дорожить. Тем более что в последний свой визит кардинал посетовал, что библиотека, как и многое в Ватикане, будет готова ещё нескоро. А это означало, что у Анхеля ещё несколько лет полного бездействия, которые пройдут здесь, если, конечно, в ближайшее время что-то не изменится. Странно, но ни разу Анхель не попытался расспросить кардинала Паскуаля о том, где могут храниться рукописи и прочее до постройки библиотеки. Пожалуй, это упущение, которое стоит исправить. Но когда сюда наведается его преосвященство, неизвестно, он может пожаловать завтра, а может и через несколько месяцев.
* * *
Зое ушла в свою часть дома, в которой проживала обслуга. Всего было четыре семьи и Анхель. Семья Филиппо была здесь в услужении ещё у предыдущего кардинала, а когда тот ушёл в мир иной, его дом занял Паскуаль. Чета Филиппо осталась, собственно, деваться им было некуда, и только у них были дети. Позже здесь обосновались семьи Фарина и Марин. Последними, уже на памяти Анхеля, были приняты на работу Контадино. За то время, что они здесь, они так и не решились обзавестись детьми, исключением стали Марины — Саломон через несколько месяцев станет отцом, чему были, кажется, искренне рады все остальные. Но пример явно не вдохновлял. Хотя, это была явно не проблема для Анхеля. В отсутствие кардинала он заботился, чтобы тут, в Понте Молле, всё было в порядке.
Он остался в своей комнате, в сравнении с домом священника, роскошной и большой. Даже кровать была. На ней спал прежний кардинал и на ней же и умер, из-за чего она была отдана охране. Вот это была истинная роскошь. Кровать была словно для Анхеля сделана, ибо только на ней он впервые смог вытянуть ноги и не достать до края. Поэтому ему совсем не жаль было времени, отданного службе у кардинала. Благо его время гораздо дольше всех живущих здесь.
Время. За проведённые им в этом мире тридцать пять лет он не постарел ни на день. Сколько ещё он сможет быть вечно сорока лет от роду? Именно столько он обычно называл. Первым это сделал за него отец Филип. Цифра, конечно, из головы, но выглядел он на этот возраст. За, почти, три десятка лет, что он провёл в Славошовице, никто ни разу не упрекнул его за слишком медленную старость. Дети на его глазах взрослели, обзаводились семьями, растили детей, а он так и оставался молодым.
