Анус Дранус

Я выпустил из спальни пару довольно пышных ведьм. Не скажу, что стал жирноёбом, однако разнообразие вещь иногда просто необходимая. А то, знаете ли, глаз замыливается. Да и не только глаз. Кисти рук болели ужасно, спина ныла. Я почувствовал приближение старости. Так близко, будто бы она стояла прямо за моей спиной

— Гхм, гхм — кашлянул сзади капитан Кариус

-Вивек всемогущий, вы меня напугали — отбросил я гнетущие мысли

— Тут, на Солстхейме, уместнее было бы "Талос всемогущий", да не суть. Ну как, их поразил твой длинный ЧИМ? — и капитан, с нарочито кислой миной покосился на мой увядающий стручок.

— Фаллос всемогущий. Спроси любую — весь ЧИМ в ширине, а не длине, н'вах— прикрылся я ладошкой.

— Вы всё шутите. А у нас, между прочим, контрабандисты орудуют. — посерьезнел Кариус.— так что, Анус Контрабандус, давайте поскорее с этим покончим.

— Конечно, конечно. Теперь — в любое время — вслед за стручком увял и я.

Пришлось снова приставать к солдатам, запинающаяся речь которых привела меня, о боги, в арсенал.

И чего я сразу туда не пошел? Браня себя за тупость, я открыл бронированную дверь и оказался внутри.

Кузнец начал ломаться, однако неприкрытое взяточничество решило ситуацию. Молодость и пылкость кузнеца была мне на руку. Хотя, я стараюсь быть рассудительным, но как там говорится... Кто в молодости не был радикалом — у того нет сердца, кто в зрелости не стал консерватором — у того нет ума. Зрелость, старость. Чего-то меня опять на возраст переключило.

-..и вот та пещера и будет Гондонг

-Как-как? — я опять вернулся в окружающие реалии.

-Гандрунг — повторил крепыш.

Пусть будет так. Я взял с собой Гею, раз уж напросилась охранять, и мы двинулись в путь.

— Тактика такова — рассуждал я вслух — если мы проиграем — я толкаю тебя им в руки, с криком "ебите как хотите, только не трогайте меня". Но ты не ссы, мы потом с Кариусом за тобой вернемся.

Гея шла молча и сопела, показывая своим видом, как доебали её мои шутки. К счастью для неё, она и не догадывалась, насколько в тот момент я был серьезен.

Вход в пещеру был наполовину затоплен, позволяя удобно подгонять лодку для сбыта левого барахла. Чокнувшись орудиями — я отрывисто динькнул острием стрелы о лезвие меча Геи — мы вошли внутрь.

Смрад как...в поместье Гораков! Ну точно — орки. Срут прямо в помещении, пот не хуже отравленного касания. Кончено, кто-то спишет срач на нестерпимый холод, но не надо пиздеть, мой дорогой орк, разшоркивать говно по полу не подстрекает даже лютая зима Скайрима. А я побывал не в одном оркском домишке и прекрасно знаю, что суть в вашем тупом обонянии и природном скотстве, уж простите за прямоту. И сейчас, два зеленых обмудка, только что посрав, возюкали сапогами по земле. Их веселое похрюкивание и гыгыканье никак не разделял худощавый имперец, обреченно наблюдавший за вакханалией.

Смысла договариваться с орками не было ни септима — что ж, контрабандисты, пора искоренять вас самым решительным образом.

Переглянувшись, Гея молниеносно перерезала глотку имперцу, ровно в момент попадания стрелы в глаз одному из орсимеров. Его собрат не очень понял что к чему, однако среагировал и бросился бежать. Поскользнувшись на собственном дерьме, его обрюзгшее тело с хрустом осело на вовремя подвернувшемся мече.

В глубине пещеры нас встретила пара крыс и новая порция контрабандистов. Притупев от вони и меда, они никак не ожидали нападения. Кровавая расправа заняла минут двадцать от силы. И десять от ловкости.

Покончив с бандитами, мы решили поскорее вернуться в форт. Запах орков смешался с запахом крови, отчего меня начало мутить. Я побледнел и выскочил на воздух быстрее ветра. Гея едва поспевала за мной. До форта шли молча, хотя я спиной чувствовал, как имперка оценила во мне лучника. Еще бы. Я не напрасно зачитывал в библиотеке Урок Искусства Стрельбы. Алла Ллалет очень толково все расписала.

Наконец показался форт. Сощурившись, я приметил странную возню на улице. Мы ускорили шаг и раскрыли рты от удивления. Стены раскурочило, в колодец насрано, все в крови и дерьме. Кровь и дерьмо. Это прям как две половинки, мать его, Вивека — неразделимы во всем и во вся. Расспросить, что же тут произошло, оказалось довольно трудно. Полчаса причитаний и сетований выстроились в рассказ о волкоподобных чудовищах, утащивших Кариуса, аки принцессу. Наиболее внятно всё изложил юноша по имени Саэнус Люсиус. Его план был таков: Я внедряюсь в местное племенное поселение полудиких нордлингов. Живу с ними, морожу задницу, хожу в их убогий сортир. На ум сразу вспомнилась шутка. "Нордов туалет — две палки. Одна чтоб ветром не сдуло, а вторая от волков отмахиваться". Меня передернуло. Срать на холоде — омерзительно. Другого плана, к сожалению, не нашлось. Мне всучили какой-то череп. Эта костяшка должна была сделать меня "своим парнем" в компании диких бородатых мужиков. Это даже звучало как бред, а выглядело и того хуже.

— А у нордов жопотрахи не считаются за экзотику. — задумчиво протянул Саэнус.— Их даже в церквях семьей объявляют. И Талос это поощряет.

— Это именно то, что я хотел услышать — покачал головой я. — зачем рассказывать про культуру, про нормы поведения в незнакомой среде. В жопу ебут — а большего и не надо.

— Да это как-то само вспомнилось — улыбнулся имперец. — Обычная деревенщина. Радуйся, что не эшлендеры. Там точно ебу дать можно с их заебами.

— Это да, это да. — согласился я, вспомнив Уршилаку.

— Что ж, надеемся, Кариус жив. Нет времени медлить — выходи на связь — спровадил меня Саэнус.

Попрощавшись со ставшим родным фортом, я упаковал череп и пошел вперед, к самому концу морозного острова.

Глава 29.

Спустя пару часов блужданий я вспомнил, что не взял ни крошки сахара. Стоило только мне об этом подумать, как колючие хлопья снега посыпались с небес, стремительно укрывая белеющую под ногами землю. Ветер свистел, будто спрашивая разрешение на буран. В голове что-то кликнуло, и я понял: шансов вернуться в такую пургу практически нет. Я даже сомневался, дойду ли я до скаалов. Надеяться на барыгу в деревне было так же наивно, как, будучи хаджитом, верить ординатору, что бить не будут, а только возьмут показания. Кстати, о хаджитах. Пробираясь сквозь вьюгу, я ступил несколько шагов и вдруг споткнулся обо что-то, с размаху рухнув в снег. Я поднялся и посмотрел, что за коряга сбила меня с ног, однако, от увиденного я завопил, будто юная босмерка в постели с орком. Прямо передо мной из снега торчал оледенелый труп хаджита. Полузакрытые глаза, замерзшие слюни. Скрюченные конечности. Он просто валялся в сугробе, в зеленом банном халате, и даже дикие звери не обглодали его. Я ринулся прочь, как вдруг наткнулся на дверь избы, которую не разглядел из-за вьюги. Наверное, это и есть дом несчастного хаджита, подумалось мне, когда я повернул ручку и вошел переждать снегопад. Однако, внутри оказалась совсем не берлога одинокого зверолюда. Горел свет. Большое помещение обставлено столами с различной перегонной техникой. Пахло сахаром, скумой, спермой и уютным теплом камина. Посреди всего этого убранства выплясывал полуголый мужик. На нем был распахнутый банный халат, как у мертвого хаджита, только песочного цвета и дурацкий белый колпачок. Увидев меня, он немного оторопел. Узнав знакомый сладковатый запашок, я тут же представился и невзначай хвастанул, что сам нет-нет, да повариваю на материке. Нордлинг улыбнулся, взял от меня листок с адресом точки в Балморе и прозвищем "Дядюшка Сладкая Доля". Увидев мой псевдоним, он вдруг заулыбался еще шире и принялся рифмовать своеобразный нордический рэп, плотно приправленный битбоксом.

"Конфетки, конфетки — какой аромат! Дядюшка Сладкая Доля просто маг! Он уходит, уходит в свой домик в снегах! Где фонарики светят и горит очаг! Хе хе! Ха хо! Хи хи хи ха ха хо!"

— Неплохо. Но это моя идея — начал было я, хлопая обледенелыми ресницами.

— Мои сладости очень вкусные, клянусь! — продолжал вещать норд, проигнорировав мою ремарку. — И они наполнены особым сахаром и любовью! Они приносят радость! Радость всем на Солстхейме! Вот чем я занимаюсь, понимаешь?! — и мужлан резко подскочил ко мне — Я раздаю мои особенные сахарные конфетки и несу радость людям на этой земле!

Пока что ты несешь лютую хуйню, наркоман — думалось мне, но я старался не подавать виду и держаться вполне естественно. Кто его знает, наркомана этого. А лечь рядом с хаджитом за дверью мне не хотелось.

— Это сложная работа, но такая благодарная, — самозабвенно продолжал наркоша. — Мой отец начал всё это, он был бретоном, звали его Дед Мороз! На мне до сих пор его красный колпак! Ах, колпак! От стирок и сахарной пыли он весь побелел! К несчастью, моя мать бросила папу, когда он чрезмерно увлекся сладостями! Я взял его колпак и его имя, чтобы продолжить дарить людям радость! Но я еще так молод! Какой же я дед! И тут появляешься ты! С таким интересным прозвищем! Я возьму его себе! Лучшее что есть на свете — это дарить сладкую радость! М'наши тоже так думал, — лицо нордлинга вдруг исказила боль и он продолжил, уже навзрыд:

— Ах! М'наши, дорогой друг! Он был долбоеб, но с ним было так тепло! Я никак не мог научить его фразе "свои", когда он скреб лапкой в мою дверь. Он лишь жалобно мяукал "наши"... Так я его и назвал... М'наши... Наши!!! — ревел норд, сжав мне плечо. — М'наши был моим помощником! Он помог мне сделать мои леденцы! Он так любил свой сахар, ох, М'наши! Любил его немного слишком сильно, боюсь! Он умер, понимаешь?! — вцепился норд еще сильнее. — Его, ах, сладкий зуб, взял верх над ним. Я похоронил его тут, неподалеку. Была такая милая маленькая церемония. Пришли хоркеры и пели для него, да. Хе хе хе! Ха ха ха ха ха! — упоротый кретин снова принялся хохотать.

Я кое-как высвободился из его цепких рук. Похоронил? Да епту, небось, дрочил в сахарном приходе и не услышал, как его тупой мохнатый земеля скребет дверь лапкой, тихонько выводя "ммм нааааашииии". И если "похоронил" теперь означает "выкинул окоченелый труп в ближайший сугроб", то я однозначно за кремацию.

Обрадованный своим новым прозвищем, нордлинг-Дед Мороз младший набил мне полные карманы сладкой скоростью. Я максимально быстро распрощался с сумасшедшим плагиатором и, причмокивая леденцом, выскочил на улицу.

Снег, летящий прямо в лицо, раздражал гораздо меньше. По всему телу прошла знакомая легкость, и я уже думал о том, как охуенен мир вокруг меня, когда неожиданно понял что хочу срать. Не просто хочу, а мне, блядь, необходимо посрать. Причем не просто так, а, скорее всего, зловонной бурой жижей, потея как шлюха у алтаря. Живот начал болеть так, будто кишки вяжут узлом. Ебаные леденцы. К счастью, на горизонте замаячил силуэт медового зала Тирска. Чтобы снизить боль, я съел еще пару-тройку леденцов. Подумав еще немного, въебал остальные. Сердце молодое, выдержит.

Боль сразу же отступила, снег стал игриво переливаться радугой, а мозг наполнился эйфорией так же быстро, как мои штаны говном. Ебать-колдовать.

Последние пару шагов к воротам медового зала я проделывал в плотно зацементированных замороженным дерьмом портках. Спасибо сахару, отчаяния во мне не было ни капли. А потому через несколько секунд во мне было две кружки меда, а в руках ключ от сауны и плотная медвежья мантия. Обосранные штаны я выкинул по-тихому в окно, а сам забрался в горячую бочку и ждал, покуда каменные пласты кала отвалятся и всплывут. Заранее позаботившись о том, чтобы бочек в сауне набрали две, я предвкушал менее копрообильное купание. Находясь в той же бочке, дристанул несколько раз, неожиданно для себя. Что поделаешь? — побочный эффект дядюшкиных сладостей. Я вылил мерзкую жижу в то же самое оконце. Выливал аккуратно, вычерпав полбочки ковшиком. Когда, наконец, бочка стала приподъёмной, и я смог выплеснуть остатки, с улицы донеслась разномастная брань.

— Блядь, да в этом ебучем Тирске совсем синяки охуели! С сауны срут, падлы! Норды ебучие, ничего святого! Чтоб ваш Скайрим сгорел к херам! — вопил какой-то данмер.

Присмотревшись через оконную щель, я узнал в нем одного из рабочих Фалко, с Вороней Скалы. За бухлом, значит, бегает, пиздёныш. Вот и поделом, сообщим руководству! — злорадно оскалился я и пересел в бочку почище.

Как следует отмывшись,я взял мед с собой и решил скорее добраться до скаалов. Алкоголь меня не брал, а потому замерзнуть до смерти я не боялся. Обдристаться ненароком — вот в чем весь ужас.

Остаток пути я думал о том, поднимают ли оборотни лапу, когда ссут. В конце концов, придя к выводу, что все-таки поднимают, я набрел на деревню.

— Вы кто такие? Я вас не знаю, идите нахуй... — услышал я зычное обращение в свой адрес из окна ближайшего дома.

— Простите, — блеснул я ускореными глазами бородатому выскочке.

— Ты не из скаалов. Поговори с Тарстеном Клыком Сердца в Большом Зале, если у тебя есть причины находиться здесь. Он наш предводитель, и он разберется с тобой.

На этом бородач скрылся, захлопнув за собой ставни. Не став зацикливаться на грубости, я направился к самой большой избе в этой небольшой деревеньке. К слову, домики у них были очень даже уютными, стражники крепкими, а девки красивыми. Жаль только, чураются шибко. На меня смотрели как на обосравшегося. Помня недавний инцидент, пришлось даже пару раз завернуть за угол ближайшей избушки и проверить, так ли это. К счастью, не так. Причина была только в отсутствии скаальности моей личности. До чего же может дойти расизм. Достаточно лишь не срать с человеком в один горшок, чтобы дать ему повод считать тебя второсортным. Ну да хватит на сегодня сранья. Меня ждал Большой Зал и туалет. Все же стоит сходить, для профилактики.

Клыком Сердца оказался хмурый бородатый расист, для смеха повесивший в большом зале чучело скального наездника. Надо признать, оно навеяло легкую ностальгию по пустынному и серому Морровинду.

Я вручил главнюку выданные мне кости и долго слушал о том, как скаалы никому не желают зла, но мечтают чтоб все имперцы умерли в мучениях.

Говоря "все имперцы" мне недвусмысленно давали понять, что если не все — то хотя бы один. И как-то так вышло, что один здесь — только я.

Из долгой и нудной лекции о тупых чужаках, аналог которой мне уже ссали в уши в Лагере Уршилаку, я понял, что тут осел точно такой же агрессивный и ленивый сброд. Только бородатый и светлокожий, а не красноглазый и серый. И само собой, за то, что я дефективное говно не из их тусовки, мне предстоит поработать на них. Доказать, что я правда человек и искупить несуществующую, но активно приписанную общими фразами вину. Даже в сахарной эйфории мне захотелось продырявить поганцу бошку и написать его кровью на каждой хибаре "скаалы сосут".

Поскольку единственный, кто знал, кто я и почему я тут, был Капитан Кариус, я готовил себя к новым порциям моральных унижений. Меня сразу же отправили к местной бородатой Нибани Месе. Уже представляю, как она посмотрит на меня, попричитает, поцокает языком, дескать, я, конечно, хуйня из под коня, но есть одно средство. Перемыть все местные толчки. И тогда все меня зауважают.