То же самое происходило во Франции, где уже давно сложилась своя "тройка": Банк де Пари, Банк де л'Эндошин и Креди эндюстриэль э коммерсиаль. А всего банков во Франции насчитывалось около сотни и с каждым годом становилось все меньше. И в Англии, где имелась своя, пока еще "большая четверка", делящая рынок с двумя сотнями мелких конкурентов ситуация была похожей. И в Италии, где почти две трети банковского сектора контролировалось банками с государственным участием, зато оставшаяся треть управляется практически всего лишь одним коммерческим, возводящим свою историю к Rolo Banca, основанному в середине пятнадцатого века — когда московские Великие князья еще толком от монгольского ига не избавились.

Кому-то может показаться, что в Штатах с их многотысячной группой банков дела обстоят иначе, но не нужно обманываться: наверху горы вся та же группа из трех-пяти банков-монстров, а под нею копошится сонм мелких банков-корреспондентов, выполняющая роль филиалов и создающая иллюзию большого количества независимых конкурентов. Все тоже самое, что и повсюду, но с дополнительным местным колоритом помешанных на конкуренции американцев из глубинки, которые лучше отнесут свои сбережения в банк, который, как они думают, принадлежит соседу, чем доверятся крупным банкстерам, но в итоге деньги все равно оказываются там, где надо.

Банки все время, всю свою историю сливались-сливались-сливались, концентрируя капиталы во все более малочисленных руках своих обезличенных владельцев. Если о некоторых из них вроде Chase Manhattan можно было с определенностью сказать, что это креатура Рокфеллеров, то о владельцах иных мегабанков, таких как Wells Fargo можно было только догадываться. Может быть, те же самые Рокфеллеры, а может быть их постоянные враги-партнеры Ротшильды? Варбурги, Оппенгеймеры? А может быть патриархи европейского бизнеса, те, кто стал безумно богатыми еще сотни лет назад: Фуггеры, одновременно кредитовавшие в свое время крупнейшую в мире империю — Испанскую, создавшие первую в мире глобальную компанию, имевшую интересы от Швеции до Чили в те времена, когда будущего Государя Всея Руси Иоанна Васильевича IV и в прокете не было? Или, быть может, Бэринги, две сотни лет возглавлявшие английский банкинг, но почему-то сильно сдавшие в последние пятьдесят лет без видимых причин, хотя успели замечательно нажиться на обеспечении ленд-лизовских операций, монопольно выступая агентом в американо-английских отношениях?

В прошлом году — в восемьдесят восьмом — много шума на рынке наделало недружественное поглощение, которое провел BoNY в отношении Irving Trust, тоже пытавшегося стать очень большим, но надорвавшимся в состоявшейся гонке. Бедняга Irving, известный широким массам тем, что выступил спонсором Олимпийских игр в Лейк-Плесиде, пытался избежать этой участи, слившись в объятиях братской любви с итальянским Banca Commerciale Italiana, но все было тщетно, потому что места в "большой пятерке" для него не нашлось бы никогда. "Пятерки" не становятся "шестерками" никогда. Только "четверками" или "тройками".

На рынке почти не бывает деления банков, только лишь слияния и поглощения. Только если кто-то становится слишком большим для рынка, тогда другие начинают давить на правительство и общественность, задействуют все свои ресурсы и иногда добиваются разделения разросшихся финансовых корпораций. Принимают законы вроде пресловутого акта Гласса-Стигола, запрещающего банкам заниматься всем подряд и без страхового покрытия. Только все это соломенные подпорки, установленные на пути катящихся валунов.

Когда некоторые умники размышляют об отдельном банковском секторе, отдельном индустриальном, отдельном аграрном — мне становится смешно. Потому что нет ни одной структуры, находящейся вне интересов банков. За любым значительным предприятием стоит крепкий банк. Так было всегда и везде и ничто не способно это положение вещей поколебать.

На банковских балансах не отражаются трастовые операции. Люди часто отдают банкам на хранение акции разных предприятий, доверяя управление этими бумагами и банки вволю пользуются чужим добром, протаскивая в правления подопытных компаний своих людей. А если в Правление компании попал кто-то один, и деятельность компании оказалась для банка интересной, то следом за ним там окажется и второй, и третий, и четвертый. И скоро все правление будет состоять из аффилированых с банком людей, диктующих остальным владельцам компании волю банка. Вместе с тем банк привлечет во всевозможные экспертные и наблюдательные советы при своих управляющих органах специалистов от промышленности, транспортных перевозок, сельского хозяйства из подчиненных корпораций и будет иметь полную и исчерпывающую информацию по любой интересующей его отрасли. Все это не отражается в бухгалтерских отчетах, но подчас приносит банку до половины его доходов: у Manhattan Chase трастовые активы, отданные ему в управление, по состоянию на конец прошлого года в четыре раза превышают его балансовую стоимость — есть, где разгуляться. У моего маленького андоррского банка под управлением месье Персена ситуация еще круче — он распоряжается активами, стоящими вдесятеро против его банка. Получает небольшой процент за участие, но основная прибыль реинвестируется, даже не проходя через его банк.

В прежние времена все эти операции были чрезвычайно затруднены невообразимой трудоемкостью расчетных процессов, но ныне, с появлением компьютеров и целых вычислительных сетей все становится проще и доступнее. Первейшие потребители этих новых технологий не научные центры, но, прежде всего, банки, которым теперь нет необходимости содержать целые армии медленно считающих экономистов. Каждый крупный банк обзавелся специализированной системой, учитывающей все нюансы его деятельности. У Bank of America это Бамтрак, у Morgan Guarantee Trust — Mars, и еще много-много других. И даже страшно представить, во что в конечном итоге выльется развитие вычислительных мощностей, которые вроде бы как должны удваиваться каждые два года. Живой пример такого симбиоза банков и новых технологий — Morgan Stanley, обломок империи Морганов, бывший в начале семидесятых мелкой лавочкой с численностью работников в сотню с небольшим человек и капиталом в сотню миллионов долларов — по миллиону на брата. За пятнадцать лет, сосредоточившись на обслуживании слияний и поглощений, следуя в числе пионеров применения технологических новшеств, мелкий инвестиционный банк превратился в транснационального монстра, равных которому в этом мире не много.

От предстоящей конкуренции с этими гигантскими структурами захватывало дух, но будущее настойчиво сулило необыкновенные приключения, выглядело завораживающим и многообещеющим, и я с радостью встречал каждый новый день, несущий мне неожиданные открытия.

Из сингапурско-гонконгского вояжа я вернулся в Лондон только ранней осенью и после продолжительной беседы с Тери Филдманом о судьбе поданных Standarted Chartered исков взялся за скопившуюся почту.

Глава 7.

Не то, чтобы я совсем был за пределами досягаемости своих респондентов, я всегда носил с собой русско-сингапурский телефон и был на связи, но не все можно сказать по телефону или переслать по факсу. Телетайп и телеграф тоже не сильно располагают к передаче пространных рассуждений. К тому же, многие из написавших мне письма просто не смогли бы иначе до меня достучаться, остановившись навечно в очереди у многоопытной Долли. В общем, к моему появлению почтовая корзина под столом у спокойной англичанки распухла, наглядно демонстрируя миру, что информация может иметь очень даже материальную форму.

— Знаете, сэр, — после сдержанного приветствия заявила мне верная помощница, — пока вы исполняли на Востоке миссию белого человека, моя племянница вышла замуж и я больше не стану пытаться устроить вашу личную жизнь.

Наверное, я должен был расстроиться, но меня это только порадовало!

— Кто же этот счастливец? — мне и в самом деле было любопытно, кто же это посмел встать на пути у миссис Долли?

— Этот несносный мальчишка — Александэр Гринфилд, болтавшийся в офисе целыми днями! Моя дорогая девочка забегала ко мне иногда и несколько раз с ним встретилась. Когда он стал клеиться к Мэган, я думала, что она не примет его ухаживания, но она такая глупая! Теперь, когда он выпросил у Луиджи и получил назначение на строительство завода в этой ужасной Боливии, она должна ехать с ним! Только подумайте — моя девочка среди этих грязных горильерос! Сандинисты-коммунисты! Боже, они убьют Мэган. А еще говорят, что на том заводе будет очень много русских! Они наверняка научат ее пить водку и валяться пьяной в грязи! Я прошу вас, мистер Майнце, сделайте что-нибудь, чтобы они не уезжали из Лондона?

Гринфилд — это тот самый внучатый племянник убитой экономки, строивший в Непале какую-то школу. Значит, он все-таки выбрался из той дыры и принял предложение принять участие в строительстве большого горно-обогатительного комбината. Это хорошо, но как оставить сидеть на месте молодого парня, у которого свербит в заднице от предстоящего путешествия? Которому явно нравятся все эти Непалы, Боливии и Заиры?

Я развел руки:

— Увы, моя дорогая Долли, здесь я бессилен. Ведь он сам пожелал отправиться туда? Нельзя мешать мужчине исполнять его мечты — добром это не кончится. Но бояться нечего — я уверен, что Лу позаботился о надлежащей охране моего предприятия. Опасаться не стоит. Давай мне мои письма и приготовь, пожалуйста, крепкого кофе. Вот еще что — выпиши чек на имя Александэра Гринфилда на ... три тысячи фунтов, я подпишу. Это будет мой свадебный подарок молодоженам.

И подумал про себя: "и моя благодарность за принятые на себя матримониальные устремления Долли".

Корзина вышла увесистой — килограммов на семь-восемь и своим весом гарантировала мне хорошее развлечение.

В основном это были странные предложения от черт знает кого о сотрудничестве, и такие письма я отбрасывал сразу, практически не читая. Далее шли приглашения благотворительных фондов и университетов на встречи попечительских советов, на презентации и тому подобные мероприятия, предваряющие обычно процедуру избавления моего кошелька от небольшой части содержащихся в нем денег. Несколько из таких приглашений — у которых не истек срок действия, и которые были отправлены известными заведениями — я отложил в сторону, чтобы принять по ним решение позже. Одно из просроченных — от виконта Элторпа из Спенсер-хауза — я повертел в руках и бросил в ящик стола. Приглашение от тестя наследника престола выбрасывать не стоило, даже если не удалось им воспользоваться. К тому же это хороший повод перезвонить, извиниться. Думаю, что то, что не простили бы англичанину, мне, уроженцу далекого Вануату, должно сойти с рук безболезненно — какой спрос с дикаря? Я разминулся с его дочерью и зятем, принцем Чарльзом, в Гонконге, да и не хотел с ними встречаться, понимая, что это декоративные фигуры возле трона, знакомство с которыми будет честью для любого британца, но для меня они были всего лишь двумя куклами в красивых обертках. Маркетинг и ничего больше. Еще нашлось несколько писем от представителей местного бомонда. В одном меня приглашали на охоту на лис, а еще в двух предлагали приобрести по сходной цене какие-то замки в Шотландии и Уэльсе.

Первым попавшимся мне интересным письмом оказалось приглашение от некоей кинокомпании Global Pictures на закрытый показ только что выпущенного фильма Dawns Here are Quiet, снятого неким Вольфгангом Петерсеном.

В письмо был вложен маленький рекламный проспектик, на котором Мишель Пфайффер в защитного цвета пилотке с красной звездой, тонущая в болоте, тянула руки навстречу Шону Коннери, на чьей голове тоже весьма неожиданно для меня оказалась фуражка того образца, что был определен уставом РККА в Великую Отечественную.

Я целую минуту соображал, чтобы это значило, пока внимательно не вчитался в короткую аннотацию под картинкой.

А потом бросился звонить Фролову, потому ничьим еще этот фильм быть не мог.

Так и оказалось:

— А чего ты разволновался? — что-то жуя, спросил он. — Я же обещал правильную глобализацию. Глобализацию культуры. Вот, делаю. На очереди еще несколько проектов.

— Поделишься?

— Поделюсь. Из того, что сам знаю. Должен выйти "Экипаж" с Мэлом Гибсоном и Питером О'Тулом. Правда, от оригинального сценария там мало что осталось после адаптации под американского зрителя. Но, главное — никаких штампов и политики. Еще доделывается "Королева бензоколонки" с Николь Кидман, впрочем, ты ее, наверное, не знаешь, она еще не слишком известна. Это будет смешной мюзикл. На ближайший год, насколько я знаю планы Гарри Зельца — все. Следи за премьерами.

Гарри Зельц — это тот самый парень из павловского десанта, если правильно помню — Евгений Жуков, который занимался информационной безопасностью, бывший майор. Теперь, стало быть, переквалифицировался в смежники — в пропагандисты.

Но мне казалось, что всего лишь трех фильмов мало и я задал прямой вопрос:

— Подожди-ка! Разве трех фильмов достаточно? Разве мало у нас хорошего кино?

— Навалом, — ответил Серый.

— Так почему бы не сделать "Тихий дон", "Они сражались за Родину", "Хождение по мукам"? Хорошие, человечные фильмы.

— Не пойдет, — отрезал Серый. — Они все про войну. Ты хочешь, чтобы весь мир думал, что у русских кроме войны ничего не происходит и кроме смерти не о чем вспомнить? "Зорь" пока будет достаточно.

— Ну есть же масса невоенных картин. Комедии, драмы — на любой вкус. Хороший фильм "Девчата".

Серый поперхнулся своим куском:

— Эй, Зак! Ну-ка начинай головой думать! Что у рядового обывателя в Оклахоме может сложиться в голове, когда он осмыслит вводные данные: зима, тайга, лесорубы, Сибирь?

— ГУЛАГ, — при такой последовательности символов предположить что-то иное было невозможно.

— Верно. И никак иначе. А стоит это убрать — композиция рассыплется. Понимаешь, дружище, — усмехнулся Серый, — фильмов море, но у большинства есть некоторые неочевидные нам с первого взгляда недостатки, которые способны лишь утвердить местную публику в ее заблуждениях. Помнишь такого комедиографа — Рязанова?

— Ага. Что с ним не так?

— Ну вот возьми любой его фильм и ты поймешь, как много в нем советского, недоступного пониманию людей, проживающих западнее Эльбы. Верно?

Я немного подумал и был вынужден согласиться, что ни "Берегись автомобиля", ни "С легким паром!", ни "Старики-разбойники" нормально локализовать не выйдет. Не поймут основополагающих идей, потому что мир здешний — иной.

Я сам, даже после какой-никакой подготовки, оказавшись здесь, понял, что буду выглядеть белой вороной в глазах окружающих, пока не свыкнусь с их образом жизни. Думаю, это знал и Павлов, заставивший нас вживаться в американскую жизнь целый год на ферме Сэма Батта.

Точно так же выглядело бы большинство из того, что снималось в Союзе — глупо и нелепо.

Представив американизированные картины Гайдая, я вообще расстроился. Здесь они вполне могли бы сойти за сюр, вызванный употреблением тяжелых наркотиков и остались бы непонятыми никогда. Слишком эти фильмы были советскими, слишком много в них было из другой реальности. Получалось, что тотальная голливудизация советского кино не может пойти на пользу. И не грозит ему никогда.