Великий и могучий

— Его там тоже никто не знает, но в столице полно евреев, а эти товарищи всегда друг друга всемерно поддерживают. Такую мелочь для сородича любой из них сделает. Особенно при том условии, что их собственных интересов это никак не ущемляет.

— У меня остался ещё один вопрос, — вступила в разговор Нина. — Мы не знаем, что такое проект "Русский мир", информация о нём засекречена...

— Да. И я не вправе вам её разглашать.

— Но спросить я хочу вот что. В этих трёх письмах не используются ли приёмы, разработанные в рамках проекта?

— Конечно же, нет. Это очевидно. Если бы там содержались разработанные нами компоненты, мы бы их легко распознали. Ведь письма показывали абсолютно всем сотрудникам НИИ.

Дальнейший разговор никаких результатов не дал, и Лебедев, церемонно распрощавшись, направился дальше обустраивать "Русский мир".

* * *

Лет примерно за двадцать до описываемых событий Пашу Воронцова, молодого инженера-программиста машиностроительного завода (впоследствии, после недоброй памяти конверсии, завода бытовой техники) вызвал к себе в кабинет начальник вычислительного центра. Кроме начальника, в кабинете находился некий неприметный тип в штатском.

— Паша, поговори с этим товарищем, — попросил начальник и вышел, пряча глаза.

— Павел Дмитриевич, у меня к вам есть один вопрос. Вы советский человек?

— Стукачей вербуешь, тварь? — поинтересовался Паша, мгновенно догадавшийся, кому и зачем он вдруг понадобился.

— Не нервничайте так, пожалуйста. Неужели вы откажетесь послужить нашей социалистической Родине в качестве секретного сотрудника госбезопасности? От вас потребуется только сообщать нам некоторые сведения о...

— Ты угадал. Откажусь.

— Вас устраивает ваша зарплата? Мы можем помочь её увеличить.

— Я, пожалуй, пойду, — решил Паша. — И работы много, и общение со всякой гэбэшной мразью не доставляет мне ни капли удовольствия.

— Что ж, Павел Дмитриевич, вижу, по хорошему нам договориться не удаётся. Давайте тогда по плохому. Помнится, вы были замешаны в деле об изнасиловании. Нет никаких проблем это дело поднять и вновь дать ему ход. Знаете, что делают с насильниками на зоне?

— Хочешь по плохому, давай по плохому, — смиренно согласился Паша.

Примерно через час сотруднику компетентных органов сделали рентген, который выявил переломы нескольких рёбер, причём с разнообразными осложнениями. Паша очень боялся последствий своей неумеренной удали, но вокруг уже буйно цвела перестройка, на окраинах распадающегося Союза полным ходом шли межнациональные войны, так что у КГБ в избытке имелись проблемы несколько более важные, чем безбашенный инженер провинциального российского завода. Благодаря этому его дурацкий поступок так и остался безнаказанным.

Зачем здесь описан этот эпизод? С одной-единственной целью: сообщить, что далеко не все советские интеллигенты отказывались от подобных предложений доблестных органов госбезопасности. Считалось, что среди граждан с высшим образованием примерно каждый третий — сексот. Впрочем, некоторые были уверены, что каждый первый, но эта версия выглядела весьма сомнительной.

В те годы в городе не было филиала московского НИИ русского языка, зато был педагогический институт, ныне, как уже упоминалось, ставший университетом, и в нём почти все преподаватели вдохновенно стучали друг на друга. Что интересно, среди профессоров и доцентов никого не вербовали, но почти все они были сексотами, исключения встречались крайне редко. Этот парадокс объяснялся тем, что практически невозможно было стать доцентом без неофициальной рекомендации капитана Спицына, куратора института от компетентных органов.

Затем рухнул Союз, КГБ преобразовали в ФСБ (или, скорее, просто переименовали), и агентура Спицына весьма и весьма поредела. Никого больше не интересовало, ругают ли преподаватели на кухнях КПСС за дефицит продуктов (в советской провинции с продуктами всегда была напряжёнка), не утверждает ли кто-нибудь из них, что в США уровень жизни несколько выше советского, и не смеётся ли над весьма специфической процедурой выборов в Верховный Совет из одного кандидата. Разумеется, некоторое количество сексотов сохранилось, как же совсем без них, но со старыми временами нечего было и сравнивать.

Когда в городе появился НИИ "матюков", его укомплектовали филологами и лингвистами местного пединститута. Спицын, носивший в те времена уже звание подполковника, был крайне удивлён, узнав, что "матюки" будет курировать другая спецслужба, та самая, чьё существование упорно отрицалось властями, и которой народная молва приписывала почти все нераскрытые громкие убийства на территории России. Чем же они там занимаются, в этом НИИ, недоумевал он, что потребовался столь серьёзный куратор?

Местному ФСБ строго-настрого запретили приближаться к "матюкам" ближе, чем на пушечный выстрел, но когда госбезопасность обращала внимание на запреты? Тем более, что в состав персонала НИИ вошли двое внештатных агентов, завербованных в своё время лично Спицыным. Подполковник, таким образом, оказался в курсе дел проекта "Русский мир", или, по крайней мере, той его части, которая непосредственно связана с русским языком. И то, что он узнал, его основательно встревожило.

Помимо прочего, сотрудники НИИ русского языка отслеживали языковую обстановку в разных регионах, то есть, говоря упрощённо, исследовали, как воспринимаются народом те или иные слова. Например, слово "писец", означающее "человек, профессионально занимающийся переписыванием книг и документов от руки", большинством народа по непонятным причинам понимается в смысле "крах, конец чему-либо или кому-либо", причём обычно дополняется прилагательным "полный". Для этих исследований необходимо опрашивать много людей. Большое количество нужно потому, что чем больше людей, тем меньше влияют на результат индивидуальные особенности каждого из них.

Подобные опросы (их иногда ещё называют интервью, хотя данное слово тоже имеет и другой смысл) требуют немало времени, и бесплатно этим заниматься никто не хочет. Времена Владимира Даля, с которым русские люди безо всякой оплаты щедро делились своими знаниями русского же языка, безвозвратно миновали. Теперь за всё нужно платить, и "матюкам" деньги выделялись в достаточных объёмах. Сотрудники НИИ проводили эти интервью, люди, у которых они брались, получали положенные деньги. На основе полученных данных делались какие-то выводы, разрабатывались какие-то методики и прочее подобное. Стопроцентно достоверных данных не было, но подполковник Спицын обоснованно предполагал, что исследования НИИ "матюков" используются или вскоре будут использоваться для ведения информационной войны, не зря же НИИ курирует очень серьёзная спецслужба. Со стороны казалось, что всё в порядке, работы идут, как им положено идти.

Но Спицын смотрел не совсем со стороны. Его агент под псевдонимом "Никулин" (полковник часто давал своим агентам в качестве псевдонимов фамилии известных советских артистов комического амплуа, избегая только фамилии "Вицин" из-за созвучия с собственной) сообщил, что в роли опрашиваемых в многочисленных интервью представителей русского народа постоянно выступают одни и те же люди, как правило, сами сотрудники НИИ, а иногда их близкие родственники. И то верно — зачем раздавать деньги посторонним, если они и самим лишними не будут? Ни о каком широком охвате населения, таким образом, речь не шла. Полученные данные были недостоверными, поскольку восприятие различных слов русского языка профессиональными лингвистами, которое фактически изучалось, отнюдь не совпадает с восприятием их же остальным населением. Любые выводы, сделанные по недостоверным данным, почти наверняка ошибочны, не зря же основная задача любой разведки впарить противнику дезинформацию. Так что всё уверенно шло к тому, что информационные войны Россия будет постоянно проигрывать.

Подполковник мзду, конечно, брал, но и за державу ему тоже бывало обидно. Поэтому он направил рапорт в Москву, где изложил всё, что сумел выяснить о "матюках". Ответ из Москвы был неопределённым. "Дела, связанные с этим НИИ, ведёт другая спецслужба, и нам приказано держаться от него подальше". Распоряжение было весьма расплывчатым, понимай, мол, как хочешь. Спицын его понял, как хотел, и действовал, исходя их этого своего понимания. Так всё и продолжалось некоторое время. Спицын стал полковником, Никулин тоже сделал карьеру в НИИ. Все были более-менее довольны сложившимся положением дел, и вдруг Никулин запросил срочную встречу с полковником. Тот на своей конспиративной квартире эту встречу организовал, отчего ж не поговорить, Никулин — довольно интересный собеседник, да и любопытно, что же там, в "матюках", такое стряслось...

* * *

Павел намеревался обсудить с Ниной навязанное им дело, но вмешался форс-мажор, то есть внешние неблагоприятные обстоятельства непреодолимой силы. Оные обстоятельства представляли из себя электронное письмо от Кати, в котором та сообщала родителям: они, Катя и её безработный муж, решили, что настало время их семье обзавестись детьми, для начала, естественно, одним ребёнком, а дальше видно будет. С практической точки зрения это означало, что с сегодняшнего дня в их семейной жизни контрацепция отсутствует напрочь.

Эта новость завладела вниманием Нины целиком и полностью. Ни о чём другом она теперь и слышать не желала. Ведь нужно было срочно решить огромное количество безумно важных вопросов. Кто родится — мальчик или девочка? Какое имя он или она получит, русское или скандинавское? Что делать, если имя внучки окажется столь же непроизносимым для нормальных русских людей, как и у зятя? А как с визами в той стране, где живут Катя с мужем, как она, кстати, называется? Там действует шенген или визу требуется брать отдельно? А будет ли малышка знать русский язык? А как она будет называть деда с бабкой?

У Павла разболелась голова. Нина не умолкала. Вопросы она задавала непрерывно, а ответы не только не слушала, а даже не давала их вставить в сплошной поток своей речи. Выждав момент, когда она в очередной раз набирала воздух, Павел попытался сказать, что ребёнок ещё не только не родился, но и не зачат, однако и это не привело ни к чему хорошему. Нина начала вычислять, в какой день Катя родит, оттеснила Павла от компьютера и принялась выяснять, когда же именно произойдёт зачатие, ради этого она даже уточнила часовой пояс Скандинавии и время, когда у них сегодня садится солнце. После этого начались вычисления, через сколько дней после зачатия произойдут роды. Перерыв огромное количество специальной литературы (в электронном виде, разумеется), Нина заявила, что дату родов сейчас рассчитать невозможно, потому что эти акушеры совершенно ничего не понимают в своём деле. Мириться с таким положением вещей было абсолютно немыслимо, и Нина загорелась желанием немедленно разработать формулу, позволяющую высчитать дату родов как функцию даты отказа от контрацепции. У неё почему-то ничего не получалось, и она потребовала, чтобы Павел ей помог.

Павел помогать не хотел. К своему стыду, сейчас он хотел только одного — чтобы Нина хоть немного помолчала. Может, склонить её к оральному сексу? Тогда несколько минут относительной тишины гарантировано. Что делать дальше, можно будет обдумать во время этой тишины. Наверно, идея была неплохая, но поддержки у Нины не нашла.

— Какие глупости! Я уже, считай, бабушка, мне положено сидеть на лавочке, сплетничать, вязать носки и давать дочери советы по уходу за младенцем, и плевать, что я не умею вязать и ничего не понимаю в уходе за младенцами. Научусь!

Нина начала подробно рассказывать, какие носочки, пинетки и шарфики нужно будет связать для внучки (она уже почему-то твёрдо решила, что Катя родит именно девочку). Время ещё есть, минимум семь месяцев, это даже если внучка родится недоношенной. За семь месяцев можно медведя научить ездить на мотоцикле, не то что умную женщину обучить вязанию. Павлу стало ещё тоскливее. Нужно немедленно останавливать это словоизвержение, иначе без жертв тут не обойдётся. В его голове сложился очередной план, как занять рот супруги чем-нибудь помимо бесконечного монолога. Он привычным движением достал из бара бутылку с парой рюмок и провозгласил:

— Ниночка, ты права. У нас будет внучка. Это надо отметить.

— Не слишком ли регулярно мы пьём последнее время? — усомнилась Нина.

— При чём тут это? Ты что, предлагаешь не обмывать такое грандиозное событие? Как ты себе такое представляешь? Это давний обычай русского народа, сложившаяся традиция, не побоюсь этого слова! Тем более, на нас сейчас, в метафорическом смысле, смотрят многие поколения предков, которые тоже заинтересованы в продолжении нашего и, тем самым, своего рода, и не понимают столь сдержанной реакции на столь важную новость.

— Ладно, наливай, — сдалась женщина под напором неопровержимых аргументов.

Они выпили за ожидаемую внучку, потом за Катю (ведь без неё внучки не было бы), потом за отца внучки, кем бы он на самом деле ни был (кто знает, хранит ли Катя верность своему скандинавскому бомжу?), потом вспомнили, что может родиться внук, а не внучка, и на всякий случай выпили и за внука.

— Что-то меня немного развезло, — удивилась Нина. — Вроде и выпила совсем чуть-чуть, а в голове шумит. Непонятно почему.

Ничего себе "немного", улыбнулся Павел. Почти полбутылки. Да ещё на фоне предыдущих пьянок!

— Это потому, что ты теперь старенькая бабуля, — пояснил он жене. — Для старушки такая доза — явный перебор.

— Знаешь, а я уже не чувствую себя старушкой. Мне сейчас очень хочется того, чего старушки никогда не хотят.

— Хотят этого старушки, хотят! Не сомневайся, Ниночка. Просто не признаются, потому что стесняются.

— А вот я — не стесняюсь! Хочу, и немедленно!

Нина поднялась, оставив тапочки под столом, ловко, одним движением, сняла халат через голову, не расстёгивая, затем приспустила трусики и изящным махом ноги забросила их на люстру.

— Долго я буду ждать? — требовательно поинтересовалась она.

— Пойми, Ниночка, мне же не двадцать лет, чтобы...

— Ничего. Справишься.

— Но мы же должны определить, кто злодей, Гринберг или Лебедев, и сообщить Рогову, а не то он...

— Пусть эти трое провалятся в Ад! — высказала пожелание Нина заплетающимся языком.

— Если мы этого не сделаем, Рогов вместе с налоговой отправит в Ад нас!

— Мне и в Аду будет неплохо, если мы там будем вместе!

— Ад нам предоставят каждому свой. Правда, каждому — общего режима.

— Это мы обсудим потом. После того как.

Нетвёрдой походкой Нина подошла к мужу и прижалась к нему.

— Подожди, — попросил Павел и попытался слегка её оттолкнуть, чтобы сперва раздеться.

Зря он это сделал. Нина больше изображала опьянение, чем действительно была пьяна, и бросок через бедро удался ей лучше некуда. При этом она умудрилась не только провести приём так, что Павел сравнительно мягко опустился спиной на пол, но и сдёрнуть с него спортивные штаны с "пузырями" на коленях, которые он обычно носил дома. Окрылённая успехом, женщина бросилась на супруга сверху и попыталась немедленно получить удовольствие. Но ей что-то ощутимо мешало.