| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Большим и сильным. А еще глупым, ленивым и рассеянным, если по первому же требованию не отправляюсь на исполнение кошачьей воли. И — никакой благодарности за спасение, что вы! Кошки живут по принципу: если ты взял на себя ответственность за нас, то неси и не жалуйся. А мы будем наслаждаться жизнью. Собственно, поэтому старый шадд всеми правдами и неправдами вынуждал меня принять участие в жизни своего племени. Что ж, приму. Но недолгое, пусть не обольщается... Впрочем, кошки кошками, а люди?
В глазах Рэйдена Ра-Гро проскальзывала нелестная для моего самолюбия картинка, но парень быстро справился с личными впечатлениями, бросив все силы на дело: главное, чтобы помощник на примете имелся, а чем заняты его тайные помыслы — разберемся потом. Если понадобится... Он явственно испытывал страх. Но легко отодвинул ненужные чувства прочь с дороги. Потому что твердо знает простую истину: время нельзя тянуть до бесконечности. Как тетива лука: либо порвется, не выдержав приложенного усилия, либо вырвется на свободу и больно хлестнет по пальцам. Надо просто жить так, как тебе положено предками, как требуют обстоятельства, но не слепо поверять свои действия заплесневелыми правилами, а дополнять их своими.
Речник нашел во мне покой. Хорошо хоть, не смертный. И как ему это удалось? Хотя, Наржак не обладает умением рода Ра-Гро и не способен читать за пределами сердца... Но может быть, читать в сердце — полезнее? Покой... Не могу решить, радует меня услышанное или нет. Если внешнее лишь отражение внутреннего, вздохну с облегчением. А если не отражение? Если все, что выходит на поверхность — изгнанники из глубин сердца? За ненадобностью, к примеру. Или убежали по собственной воле, от усталости, разочарования, скуки... Какое же объяснение будет правильным?
И все же, я мог увидеть себя со стороны. Воспользовавшись услугами Хельмери. Но вряд ли мне помогли бы даже таланты лицедея. Женщина видела меня только несколько часов, в течение которых не происходило... Внутри меня ничего замечательного не происходило. А значит, волны изменений не превращались в прибой, доступный для внимания Хель. Верно, никакого смысла. Чтобы узнать, каким вижусь людям, мне пришлось бы таскать с собой целую толпу лицедеев, запоминающих каждый вдох. Но если бы так и случилось, если бы я увидел ВСЕ... Что делал бы дальше? Изменился кому-то в угоду? Надевал бы маски, лишь не ранить чувства других? Вряд ли. Но означает ли сей вывод, что по-настоящему важно только внутреннее ощущение?
Если не закрываться от внешнего мира, позволять его волнам накатываться на сознание, перебирать принесенные камешки, ждать, пока осядет поднятая муть, или наоборот, самому баламутить воду... ТАМ. ТУТ. Два конца одной и той же ленты, причудливо переплетающиеся друг с другом, иногда почти касающиеся, иногда — разделенные непреодолимым расстоянием...
Еще одно замечательное качество кошек заключается в том, что они умеют ходить совершенно бесшумно. В отличие от людей. Изо всех нынешних обитателей поместья ночными посетителями могли оказаться только дедушка с внуком или свита принца, потому что мои подопечные заночевали в деревне, о чем любезно предупредили с помощью мальца, шустро доставившего устное послание и не менее шустро убравшегося восвояси. Учитывая, что из прочих лиц мне не хотелось бы посреди ночи видеть ни одно... Я слегка раздвинул ресницы, готовясь либо ворчать, либо ругаться, либо молчать, и дальше притворяясь спящим. Но тщательно выстроенные планы со злорадным треском рухнули: в дверях стоял его высочество. Нет, не "высочество".
Мальчик. Просто мальчик. Ребенок, проснувшийся и не нашедший рядом с кроватью кого-то из родителей. Одинокий, испуганный, робкий. Однако все эти впечатления могли быть плодами моего воображения, щедро подпитанного несвоевременными размышлениям в ночь полнолуния, а вот взгляд... И добро бы, если бы Рикаард смотрел на меня. Но он смотрел на кошку.
Шани, свернувшаяся клубком под моей рукой и тихо мурчащая песенку о счастливой кошачьей жизни. Какие мысли у меня вызвала бы такая картинка? Умиление, мимолетное и ни к чему не обязывающее, но умиротворяющее и улучшающее настроение. Но то — у меня, а взгляд принца... Почти пылал.
Не злостью, нет. Завистью. Причем чувством того рода, что отчаянно бьется о прутья клетки и кричит: "Ну почему у всех вокруг есть, а кому-то не дозволено даже мечтать о таких простых вещах?!" И в глазах, магией лунного света приобретших цвет серебра, плескалась боль. Очень много боли. Так много, что ее брызги вылетали наружу, кривя лицо попыткой то ли зло рассмеяться, то ли зарыдать.
Он стоял и смотрел. Так напряженно, что я не удержал тревогу в своем сердце и, приподнимаясь с подушки, спросил:
— Что-то случилось, ваше высочество?
Рикаард вздрогнул, не отрывая взгляда от моих пальцев, все так же зарытых в пушистый мех.
— Вам что-то понадобилось?
Принц отступил назад, в коридор, светлое пятно длинной рубашки боролось с темнотой всего пару вдохов, потом растворилось в ночных тенях. А я вдруг почувствовал, что снова запоздал с решающим ударом. Мальчик, вопреки собственному утверждению, принял бы из моих рук все. Несколько мгновений назад. Если бы мне удалось обойтись без слов. Или подобрать другие слова. Те, которые ему по-настоящему нужны.
* * *
Ш-ш-ш-шр-р-р... Крх! Невысокий каблук отменно исполнил роль якоря, и подошва сапога резко оборвала скольжение, впечатываясь в каменную крошку. Переход от нападения к обороне произошел почти незаметно, но замерший, словно наткнувшийся на невидимую преграду, ферос, заставил объятия воздуха глухо взвыть, причем вой длился не более полувдоха. Однако...
Хорошо я действовал, не доводя до драки вчерашнюю ссору с псами его высочества: в благоразумности сего поступка уверяло утреннее наблюдение за танцующим по двору старшим из братцев, немота которого, как выяснилось, не послужила помехой в постижении боевых искусств. Не могу сказать, что сам очень уж хорошо владею длиннодревковым оружием, но моих знаний вполне хватает, для оценки мастерства противников. Так вот, молчаливый Гелен был не просто хорош, а великолепен. Забавно, что он об этом знал, и потому красочное представление с утра пораньше могло служить не одной-единственной цели, а, по меньшей мере, двум. Каким?
Во-первых, показать недругам принца мощь и умения его защитников. Скажем так, для острастки. Дабы неповадно было соваться, если, разумеется, зрители способны верно истолковать прозрачный намек. Лично я понял все, и весьма быстро. Правда, понимание едва не скрыло от меня возможность иного развития событий: телохранитель Рикаарда мог просто-напросто стараться представить себя передо мной в наилучшем свете. Для чего? Для получения выгоды. И обвинение, брошенное младшим братцем капитану Эрне очень хорошо подтверждает мои предположения.
В стремлении уязвить, причинить боль, унизить лежит очень простое, понятное и редко привлекающее пристальное внимание посторонних чувство — обида. А тем не менее, она гораздо страшнее ненависти и злобы, как любая мать сильнее и умелее своих дочерей. До той поры, пока дети не повзрослеют, разумеется... Если задуматься, что вызывает у нас жгучую обиду? Успехи других людей. Так произошло и в случае с капитаном: прорвавшееся наружу оскорбление было ничем иным, как обиженным всхлипом. Мол, вот ведь мужику подвезло, улучил момент и зарекомендовал себя услужливым и верным, теперь быстренько получит назначение на какое-нибудь завидное и теплое местечко, а нам все прозябать и прозябать рядом с малохольным юнцом... Примерно так. Еще добавилось злости на самих себя за хлопанье ушами, когда нужно было действовать, ну и, конечно, зависть к тому, что Эрне раньше них узнал о родстве Мастера с ректором Академии и не преминул воспользоваться.
Можно было бы упрекнуть братцев за их обиду: в конце концов, никто не заставлял срываться с места, бросаться в бой и, подчиняясь желаниям принца, пытаться вызвать меня на поединок вместо того, чтобы тихо и мирно поговорить. И в глубине души они понимают, какую ошибку совершили, но... Сделанного не исправишь, потраченного не воротишь, сожженного не воскресишь. А значит, обида продолжит цвести пышным цветом, отравляя вкус жизни.
Впрочем, воинские забавы старшего из братцев оставляют возможность для переговоров. В любом случае, драться с ним я, уж точно, не хочу. И не стану, если увижу хоть один-единственный шанс избежать открытого столкновения, поскольку легкость, с которой длинная жердина порхала в руках Гелена, успешно настраивает на миролюбивый лад. Свои силы я всегда оцениваю трезво: продолжительные активные движения мне недоступны, поэтому все наставники во время обучения всегда делали упор на скорейшем достижении цели. То бишь, на убиении противника, желательно, первым же ударом. И что в результате? Обращению с посохами меня научили только с одной точки зрения — с точки зрения разумного приложения сил.
В самом деле, для атаки требуется подойти к противнику почти вплотную, а это весьма затруднительно сделать, если посох уже раскручен: нужно мастерски владеть собственным телом и уповать на змеиную гибкость, чтобы просочиться за оборонительные порядки. Парировать легче и безопаснее: будешь дальше — увидишь больше. К тому же есть слабая надежда, что враг устанет раньше, чем ты и... Но я на такую надежду никогда не уповал. Почему и не вступаю в поединки с противниками, намного меня превосходящими по силам. Если обстоятельства позволяют, разумеется...
Да, к примеру, лорга мне сейчас не помогла бы: ее клинки все же слишком тонки и хрупки, и, попав под хлесткий удар посоха, вполне могут сломаться, напрочь лишая оружие его главного достоинства — подлой привычки выпускать "клыки" неожиданно для противника. Хотя, сам Гелен, судя по особенностям движений, клинковой разновидностью древкового оружия серьезно владеть не обучался: каждый удар, неважно, прямой или нахлестом, он выполнял с четко выраженным "завершением", жестко останавливая конец посоха в определенной точке пространства. Если там окажется кость, она неминуемо будет раздроблена, если плотный слой мышц... Порвутся, и моргнуть не успеешь. С лоргой приходится обращаться иначе: не завершать движение до выхода наружу клинков, а напротив, плавно продолжать, уделяя направлению и характеру удара еще большее внимание. Правда, и эффект достигается быстрее, если ухитришься полоснуть по крупным сосудам. Но и крови будет... много. А среди умелых воинов имеется достаточное количество людей, не любящих кровопролитие. К тому же, у железа есть дурная привычка ржаветь, а значит, после каждого душегубства клинок нужно чистить, и не дай боги, пропустишь пятнышко! Следует ли из моих путаных размышлений, что Гелен — умелый воин? Как сказать...
— Любопытствуете?
Эрне облокотился на ограду террасы рядом со мной, пережевывая сыр, оставшийся от ужина и избегший окончательной расправы за завтраком.
— Восхищаюсь.
Капитан на мгновение перестал двигать челюстями и недоверчиво сдвинул брови.
— И есть, чем?
— Для меня — да.
Взгляд светлых глаз обратился на по-прежнему разыгрывающееся во дворе представление.
— Не буду спорить.
Я улыбнулся:
— Разве вас вызывали на спор? Мне просто доставляет удовольствие смотреть, как трудятся мастера своего дела, вот и все. А этот человек очень хорошо умеет обращаться с посохом.
Эрне пренебрежительно качнул головой:
— Посох? Интересно, из чьего забора он эту жердь вытащил!
А и в самом деле... Я присмотрелся повнимательнее. Нет, капитан, забор здесь ни при чем: древесина слишком гибкая для той, что несколько месяцев или лет мокла под дождем, трескалась в морозы и сохла на солнце. И жизнерадостно светлая. Скорее всего, палка была окорена совсем недавно, нынешней ночью или ранним утром... Гелен ходил в лес? Ради палки? Или напротив, сооружение посоха потребовалось по результатам прогулки? К тому же, старший из братцев вряд ли покидал усадьбу в одиночестве, поскольку ночной визит растерянного принца явственно доказывает: слуги оставили своего господина без присмотра. Наведывались в деревню? Надо будет расспросить Литу, как только девушка появится в усадьбе. И троих оболтусов — тоже. Потому что отлучки псов его высочества хоть и не мое дело, но допустить причинение вреда невиновным и непричастным к нашей вражде я не могу. За что безмерная благодарность милорду Ректору... Тьфу на тебя, Ксо, тысячу раз тьфу!
— Братцы ночью куда-то отлучались?
Капитан повернулся ко мне, настороженно щуря глаза:
— Не слежу за ними. Но... вполне могли. Это имеет значение?
— Не знаю. Кстати, младшего до сих пор не видно. Отсутствие подчиненных беспокойства не вызывает?
Эрне ответил на мой шутливый вопрос укоризненно:
— Пока спокоен принц, спокоен и я. А его высочество, как можно видеть...
Да, Рикаард выглядел весьма довольным жизнью. Даже чересчур довольным, что, собственно, и подвигло меня на ранний подъем вкупе с тревожным бдением на утреннем холодке. Мальчик, также расположившийся на террасе ни свет, ни заря, наблюдал за тренировкой одного из своих телохранителей со злорадным наслаждением. А поскольку нельзя было предположить ни одной разумной причины, по которой мастерство Гелена могло вызвать искривление тонкогубого рта и опасный блеск в золотисто-ореховых глазах, оставалось допустить: принц задумал некую пакость. Жертвой королевского произвола могло стать ограниченное количество лиц ввиду немногочисленности обитателей Кер-Эллида, но своих подопечных я собирался уберечь от любой беды. А вот касательно себя самого...
В мою сторону принц упорно старался не смотреть, причем прилагал излишне заметные усилия. Если бы на его лице была хоть тень смущения, досады или злости, я бы не беспокоился. Собственно, подобные чувства и должны были присутствовать, поскольку мало кто из людей способен, показав противнику свою слабость, не возненавидеть невольного свидетеля совершенной ошибки. Так что, у его высочества были все причины кипеть от злости. Но Рикаард почти светился, и даже не от предвкушения чего-то замечательного, а от торжества, как будто все ходы сделаны и теперь остается лишь праздновать победу. Стало быть, ненависть чудесным образом перевоплотилась в мщение, причем благополучно совершённое, иначе откуда взяться столь безмятежно-довольной улыбке? Дурной знак. Как и непонятное отсутствие... Нет, теперь уже присутствие, но по-прежнему мало что объясняющее.
Сэлт, младший из братцев, проскользнул в калитку, по обыкновению не закрытую хозяевами, и торопливым шагом пересек двор, на ходу переглянувшись с Геленом. Тот, словно уловив во взгляде или жестах напарника условный знак, прервал тренировку и подошел к крыльцу, нарочито небрежно уперев посох в островок травы среди каменной крошки.
Рикаард заставил себя оставаться в кресле, но взгляд принца наполнился еще большим предвкушением развлечения, когда младший из "братцев", не дожидаясь вопроса, утвердительно наклонил голову и коснулся ладонью чего-то объемистого и бесформенного у себя на поясе, под складками плотно запахнутого плаща.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
