1655

Сообщение от воздушной разведки не обрадовало. БТР стоял среди больших шатров в середине московского войска. Как минимум двое из солдат или кто-то из одевшихся в их форму гуляли по лагерю. Вертолет, естественно, заметили и даже обстреляли стрелами, так что русский воевода должен быть в курсе, что пропавшая техника обнаружена. Возможно, он попробует решить вопрос политически, но пока высокие стороны будут договариваться, лейтенант готовился к операции, должной вернуть технику и людей назад.

Ещенко, занятый приготовлением торжества, утром санкционировал разведку, но просил не обострять ситуацию. Только продолжать наблюдение. Соляры у техники надолго не хватит, да и, если воевода не пожелает отдавать машину, ее можно отнести к списку того вооружения, которое анклав обязан предоставить своему сюзерену.

— Мы все равно должны будет выставить для Москвы еще один БТР и людей. Отговоримся, что для подготовки необходимо время. А пока — вот вам "самоходная боевая повозка".

Лейтенант же, плюнув на субординацию, пошел к раненому майору, коротко обрисовал ситуацию и получил добро на операцию. Отношения отношениями, но оставлять своих бойцов в возможном плену майор не желал.

Выдвинулись часа в четыре.

Группа Быкова пошла пешком. Их задачей был выход на господствующие над лагерем позиции, определение путей подхода к технике и, желательно, выявление системы обороны лагеря и местонахождение пленников/перебежчиков. Группа Маевского выдвигалась на двух БТР с наступлением сумерек и должна, вломившись в расположение московских войск, отбить пленных, оттеснив союзников подавляющим огнем и, захватив технику, уйти. Первая группа прикрывала отход, после чего эвакуировалась на технике.

Капитан, требовавший решить вопрос политически, попробовал поговорить с воеводой, но тот сослался на занятость и от встречи после процедуры присяги отказался. Ордин-Нащекин отстоял благодарственный молебен и тут же убыл в расположение лагеря. Ещенко скомандовал отложить операцию на следующий день, но еще одно посещение майора сняло все колебания: отбить и вернуть технику и людей следовало как можно быстрее. Все разговоры после.

Добавили нервозности и сообщения группы Быкова, вышедшей на господствующие высоты и установившей визуальный контроль над ситуацией в лагере. По их словам, воевода сразу после присяги и возвращения из Лужков прямиком проследовал к БТР, около которого пробыл почти час, следуя за человеком в форме. Тот явно объяснял что-то военачальнику, показывая возможности техники. Из-за дальности точно идентифицировать перебежчика не получалось, но, по словам глазастого помкомгруппы снайпера Вавилова, на погонах экскурсовода были сержантские нашивки. Сержантов в БТР было двое.

Визуальное наблюдение установило, что трое из семерых перебежчиков находятся в одном из шатров (их выводили справить малую нужду), остальные находятся в палатке, куда скрылся инструктировавший воеводу сержант. Эти по лагерю перемещались свободно. Быков предположил, что трое бойцов отказались изменять присяге и находятся под охраной, а четверо остаются в лагере вполне добровольно и, возможно, сами являлись инициаторами перехода на сторону московских войск.

— Взять всех. Надо будет, под прицелом увести, — дал вводную Арзяев.

Выехали с началом сумерек.

Ревущие выхлопом БТРы показались на опушке леса, всполошив пасущихся лошадей, и ринулись по прямой через частоколы и рогатки, защищающие подступы к лагерю московского войска. Протаранив составленные телеги, первый бронетранспортер раздавил пару палаток, сшиб перегородившие проход "козлы" и устремился к местоположению пленников. Второй свернул чуть левее и, давя расставленные в беспорядке шалаши, полетел к потерянной технике. По ушам еще не заснувшего московского войска ударили пожарные ревуны, установленные на броне в последний момент как психическое оружие. Со стороны холмов послышались выстрелы. Это группа Быкова плотным огнем отсекла от техники рванувших к ней "перебежчиков". Ответного огня открыто не было.

БТРы за полминуты прошли лагерь, притормозив у шатра с пленниками. С холма заработали минометы, щедро кладя в лагерь дымовые мины. Группа разведчиков вылетела из отделения десанта, ворвалась в шатер и через пять секунд выбралась обратно, подталкивая связанных пленников. Одновременно с их погрузкой в отсек, взревел отбитый БТР. Теперь уже три машины слаженно стартовали и, ревя выхлопом, окружили шатер, куда отступили "перебежчики". Для подстраховки Быков корректировал путь трассерами.

Со стороны шатра воеводы к БТРам двинулся отряд кавалерии, раздались мушкетные выстрелы. Опешившие от наскока союзников воины натягивали броню и сбивались в группы, готовые отрезать налетчиков и атаковать их.

Один из БТР повернул башню к кавалерии и рубанул землю перед лошадьми короткой очередью. Заработали пулеметы, рубя верхушки шатров и отгоняя храбрецов. Медлить стало опасно.

Под прицелами двух башен к шатру вышел прапорщик Маевский, но разговаривать оказалось не с кем: дезертиры, а после разговора с освобожденными позиция четверки "свободноходящих" была ясна, покинули свое жилье и скрылись.

БТРы снова взревели, головной пустил зеленую ракету, показывая, что выход надо сопроводить максимально "мягко", и ушли тем же путем, что и появились. Через семь минут следом двинулась группа Быкова, эвакуацию которой обеспечили пара "Тигров".

Кавалеристы воеводы, рванувшие следом, получили перед носом пяток гранат из АГС и вернулись в лагерь. Опыт боя с "железными боевыми колесницами" у них уже был.

...Со слов освобожденных ситуация вырисовывалась простая: инициатором бунта были сержанты из старослужащих, которые на рейде предложили остальным присоединиться к побегу. Сержанты Пестряков и Бормаш красок при уговоре не жалели. Оружие и техника, предложенные сильным мира сего, по их словам, могли стоить дорого. Если уж вписываться в мир "мушкетеров и королей", то надо максимально отжать себе свой кусочек удачи. Московский царь все равно завоюет эти земли. Помочь ему значило помочь России. Пока командиры будут выбивать себе что-то за союз, они просто приедут и предложат себя и технику воеводе. Такой жест не останется не отмеченным. Скорее всего, всем дадут дворянство и, может быть, даже по поместью какому. От таких перспектив, вываленных на восемнадцатилетних лопоухих "духов", смогли отказаться только трое, заявивших, что радости семнадцатого века они видели в гробу и никуда из части не пойдут. Их скрутили, оружие отобрали, слегка попинали. Дальше все, в целом, было понятно. Их встретили, приняли, много слушали. Отказавшихся "переходить" снова слегка попинали, но уже без азарта и пообещали, что утром "сомневающимся" надо окончательно определяться "с Россией они, или как..."

Майор, вылезший из палаты, выслушал доклад о перебежчиках молча, заскрипел зубами и приказал провести с личным составам беседы. Контрразведчик, выполнявший в батальоне эти обязанности, остался в далеком будущем, потому на разъяснение обстановки были посланы офицеры и сержанты из вызывающих доверие. Одновременно офицерам было предложено представить списки состава, способных заменить должности выбывших младших офицеров. Ещенко майор поручил прошерстить список ополченцев из окрестных сел на наличие толковых кадров и наметить план доукомплектации состава до списочного и развертывании на его базе полка, благо запасы оружия и боеприпасов на базе имелись.

3.

Ночью усиленные дозоры, охранявшие периметр зоны, отметили странные перемещения, а утром к воротам базы приехала процессия. Трубач, пара толстых бородачей в высоких шапках и десятка полтора латников.

На вопрос "Кто такие?" бородачи разразились бранью и потребовали провести их к "Илейке, сыну Николашки" да "поспешать", потому как "царевы люди зело занятые" и ждать им "невместно". Вызванные старший караула с трудом понял из рева бородачей, что кто-то из них боярского рода, присланы они воеводой учинить расследование ночного столкновения разведчиков и настроенны решительно "изыскивать" и "карать". Также с трудом идентифицировал, что "Илейкой" бородачи именуют Ещенко Илью Николаевича.

Старший сержант вызвал на помощь отделение и под охраной проводил "следователей" к зданию штаба. Майор, с утра принимавший процедуры у медиков, к людям воеводы не вышел, но и одного Ещенко на разговор не отправил. Капитана сопровождал хмурый Арзяев и вызванный в часть представитель "сельских" младший сержант запаса Антон Малютин. Арзяев еще не залечил ссадины и синяки после встречи с предками в Дисне, поэтому должен был противовесить "лояльного" к новой власти капитана, а представитель местных оказался допущен в целях улучшения отношений с сельсоветом. Как знак того, что с ними считаются.

"Следователи" с ходу взяли быка за рога: чванливо потребовали выдачи всех, кто ночью вломился в их лагерь и, помявши шатры, ранил до смертоубийства трех царских ратников, а также умыкнул царёво имущество и людишек. Виновных следовало возвернуть вместе с сообщниками, а так же ждать вердикта следствия на предмет наказания тех, кто мог остановить беззаконие, но не вмешался, сиречь, бездействием потакал преступным умыслам, а тако же...

Что "тако же" Арзяев выслушивать не стал. Ещенко, нахохлившийся под пылающими взглядами следователей, мямлил что-то невразумительное и лейтенант взял инициативу на себя, переступив через субординацию.

— БТР был нашим. Мы его вернули. Надо будет, еще раз вернем. А тех, кто присягу нарушил и дезертировал, будем судить и, даю слово, спуску этим... этим... беглецам не будет.

Бородач, прерванный на середине длинного разглагольствования о том, что "невместно детям боярским и латникам наемным отлучаться без дозволения", поперхнулся. Лицо его налилось кровью от гнева.

— Да как ты речь ведешь, тля? Боярина столбового, царева человека, перебиваешь?! Почто людишек, на его людей руку поднявших, укрываешь и, может статься, сам к тому делу причастен? Забыл кому крест целовал? Не знаешь, что за измену царю положено?! Дыбу захотел?!

Ещенко от этой тирады побелел, но лейтенант только еще больше насупился:

— БТР наш! А не царский. Солдаты присягу давали и на пост вышли не со своим, а с нашим оружием. Если сбежали, значит, присягу нарушили и пост оставили. За это будут наказаны. А кому они что хотели — это их дело. Нарушили — ответят! А будет кто их прятать, князь там или еще какой..., — у любого найдем!

Боярин захлопал глазами, схватился за ручку сабли, весь налился кровью. Казалось, вот-вот лопнет от злости.

— Кому грозишь? Царю грозишь?! Измена?!

Ещенко попробовал встрять, но его сбивчивое бормотание только добавило нервозности.

Малютин смело шагнул между готовыми испепелить друг друга собеседниками.

— Думаю, нам рано давать оценки случившемуся.

Следователь вскинул подбородок, отчего стало видно трясущийся кадык.

— Не мне — воеводе судить о том, что случилось. Ему и наказывать именем государя. А я могу только слова передать, что услышал тут.

Глаза боярина сочились злостью и угрозой. Но Антон уловил и то, что совсем на рожон следователь идти не будет. Понимает, что не то место, где крикнешь "слово и дело" и все к тебе на помощь побегут.

— А не пройдись ли нам, уважаемый... князь? Не пройтись ли во двор, посмотреть на то, что стало причиной раздора?

— На что?

— На машину ту, что воины лейтенанта, — Малютин показал на Арзяева, — вчера назад пригнали? Или видели вы ее уже?

Боярин осмотрелся, будто подозревая подвох, но ни Малютин, ни насупленный Арзяев не выглядели задумавшими что-то. Следователь оглянулся на своего молчаливого спутника, судя по доспехам и оружию, служившему ему почетной охраной. Тот склонил голову. Почему, мол, и не сходить.

— Отчего же... Можно и поглядеть, — боярин повернул голову к лейтенанту. — Все одно царю его назад вертать скоро. За одним разом и проверим, цело ли повозка.

Арзяев подался вперед, готовый отстаивать свою точку зрения на принадлежность машины, но Малютин положил руку ему на локоть и показал глазами "Остынь. Не мешай!".

Они степенно вышли в коридор, добрались до окна в холле, выходящим на двор части. Там солдаты как раз драили запыленные бронетранспортеры. По пути Малютин подозвал несшего в коридоре службу постового и, с разрешения капитана, отослал того с заданием в часть.

Боярин остановился перед высоким окном, подивившись прозрачности и чистоте стекла, уставился на суету во дворе.

— Какой из них царёв?

Ещенко взял за локоть лейтенанта, так что тот оказался отстранен от разговора.

— Если вы про БТР, который из лагеря вашего вернули, то вот. Вон тот, — Малютин указал причину раздора.

И добавил:

— А, ведь, хорошая машина. В бою восьми сотен пистолетчиков по огневой мощи стоит. Может стену крепости разрушить, стрел, огня не боится. А, если учесть, что за день проходит до пятиста верст без отдыха, то и тысячи пистолетчиков за такую машину не жалко?

— Пятиста верст, — недоверчиво ухмыльнулся боярин.

— Если дороги получше, то и семьсот, — уверенно подтвердил Малютин. — И, главное, ему не надо ни воды, ни сена, ни отдыха. Реку по воде, как посуху проходит. Холм какой или канава — все едино. Днем и ночью ехать может.

Следователь задумчиво теребил бороду.

— Про пять сотен верст — всяко привираешь.

— Могу крест положить, но разве хорошо христианину крестом направо-налево раскидываться?

— И много у вас таких... колесниц боевых?

— Да с полсотни есть, — на чистом глазу ответил Малютин. — Да еще летающих столько же... ну или немного меньше, — спохватился он.

— Видел, — согласился боярин. — Летала такая, как птаха. Сама смердючая, стрекокучая, а внутри людишки.

— Вот. Я про них и говорю.

Одна из дверей, ведущих из санчасти во двор, открылась и взорам переговаривающихся сторон предстал помятый, но бодрый пан Катовский. Тучный пан поглаживал саблю, щурился на свет и слегка пошатывался. За ним присматривал солдат с открытой кобурой, но литвин и не думал бежать. Он с интересом рассматривал дивные машины, время от времени задавая солдатику вопросы, на которые тот нехотя отвечал.

— А это кто? — удивленно спросил боярин.

— Кто?

Малютин шагнул вперед, поднимая левую руку к глазам, будто силясь увидеть то, что заинтересовало следователя воеводы.

Солдатик тут же подхватил пана под локоток и уволок внутрь здания.

— Там никак поляк гуляет?

— Где?

— Там вот. Был только что!

— Да показалось, видимо. Хотя, — Антон поджал губы и покачал головой. — Тут же кругом то поляки, то литвины, то шведы. Может и забрел какой... Тут, ведь, как? Если с утра на БТР сесть, то к вечеру можно в Вильно уже быть. Или в Риге... Или в Великих Луках, так что на второй день уже в Москву доехать можно.

Малютин почесал подбородок.

— Два дня и самолично можно царю покаяться. Прямо на полсотнях машин подъехать и каяться. Неужто не простит?

Боярин нахмурился, исподлобья рассматривая двор, солдат, чистящих БТР. Медленно перевел взгляд на собеседника.