Илония. часть 1

Урган и Тари вошли. Корн сразу понял, что что-то случилось. Он стал серьезным, приподнялся на своих подушках, наигранное деревенское простодушье исчезло из глаз.

Урган сделал низкий поклон:

— Ваше высочество, — произнес он низким глухим голосом с едва сдерживаемым гневом.

Корн откинулся на подушку.

— Имя не то, коня, меч не крал. Остальное — правда. Что дальше, Урган? Ты меня убьешь за это?

Урган неожиданно легко для своего роста и телосложения, подскочил к принцу. С глухим рычанием он схватил Корна за волосы и, откинув его голову, приставил к горлу нож.

— Я сделаю с тобой тоже, что вы сделали с моей семьей, щенок.

— Мне жаль твою семью, Урган, — сказал Корн, спокойно глядя в глаза склонившегося над ним Ургана, — надеюсь, моя смерть уменьшит твою боль.

— Ничто не уменьшит мою боль, — прорычал Урган, надавливая на нож.

— Подожди, Урган, — осторожно подошел к ним Тари, — успокойся, ты не можешь его убить, он нам еще пригодится.

— Не волнуйся, Тари, — обратился к нему внезапно Корн, — он не убьет меня, иначе бы он не стал одевать маску.

От такого неожиданного факта, Урган ослабил хватку, и Тари, воспользовавшись этим, отвел его руку с ножом от горла раненного.

Урган взял себя в руки и отошел от постели. Но грудь его еще гневно вздымалась

— Ты еще пожалеешь, что пришел в мои земли, королевский волчонок.

— Откуда ты знаешь, Урган, о чем я буду жалеть? О мягкой постели, из которой ты меня вынешь? О вкусной еде? О воздухе, которым я сейчас дышу и которым перестану через некоторое время? Ты засунешь меня в какой-нибудь подвал, ведь так, Урган? Чтобы я сидел там и ждал твоего решения? Это не внове, я пережил это, и не раз. Что еще ты придумаешь, Урган? Какое унижение? Поверь мне, все это ничто по сравнению с тем, о чем я действительно буду жалеть.

— Ты говоришь об Алаине! — глухо произнес Урган. — Ты прав, ты больше никогда не увидишь ее.

До Тари только сейчас дошло:

— Он пришел сюда ради Алаины?! Он не получит ее, — теперь уже Тари подскочил к Корну, но остановился под грозным окриком Ургана.

— Завяжи ему глаза, Тари, и свяжи руки. Как бы он не уверял нас, что любит темницу, я не верю ему. Он опять играет с нами. Посмотрим, как он запоет через некоторое время.

Корн не стал ждать, пока его выволокут из постели, с небольшим усилием встал сам и сложил руки за спиной. Урган невольно оглядел его. Если на лице раны уже затянулись, то на спине многие еще нуждались в уходе. "Что ж, — злорадно подумал он, — так даже будет лучше, пусть помучается". Корн усмехнулся, как бы прочитав мысли Ургана, и тот опять вскипел.

— Быстрей, — крикнул он Тари и вышел из комнаты.

Запретив накинуть на юношу какую-нибудь рубашку, Урган намеренно приказал провести его по деревне к пещере, где тому отныне предстояло жить, со связанными руками и с повязкой на глазах. Сбежалось все население долины. И люди, не зная, кто этот юноша, еле передвигающий ногами, с ранами на теле, были в недоумении столь жестоким к нему обращению их вождя. И в толпе начали раздавать жалостливые возгласы. Урган, поняв свою ошибку, остановил процессию и громогласно объявил:

— Этот человек — сын короля Эмдара. Ему не удалось безнаказанно пробраться к нам и шпионить тут, чтобы потом выдать нас своему отцу. Само провидение разоблачило его, и теперь мы посчитаемся с нашим врагом.

— Почему ты боишься сказать им правду, Урган, — усмехнулся тихо Корн, даже обрадованный этот небольшой передышкой, — зачем ты обманываешь своих людей.

— Я, обманываю? — насмешливо переспросил Урган, — я просто не говорю им всю правду, как и вы с Алаиной. Тем более, кто меня убедит, что если бы твой обман не раскрылся, ты не поступил бы так, как я только что сказал. А теперь иди, на этот раз жалеть тебя, бедненького, никто не будет.

Действительно, теперь раздавался только тихий грозный ропот и внезапно из толпы вылетел камень и попал Корну в живот. Сдавленно охнул, Корн согнулся, но как только выпрямился, следующий камень попал ему в бедро, а следом еще несколько в спину. Одна из ран открылась и брызнула кровь. Окрик Ургана прекратил летание камней, сам же Урган был доволен:

— Ну, как тебе это? К этому ты тоже привык? Тебе это не впервой?

Корн рассмеялся через силу, еле удерживаясь на ногах и облизнул пересохшие губы. -Урган, если бы ты знал, какие унижения я перенес и от своего отца, и вообще за последнее время, ты бы не старался так.

— Не пытайся меня разжалобить...

— Помилуй, и в мыслях не было, хочешь, можешь продолжать в том же духе. В конце концов, у вас единственных возможно больше на это прав, чем у кого-либо другого.

Урган с удивлением посмотрел на Корна, но не успел ничего спросить. Они подошли к пещере. Вход в нее был закрыт железной дверью. Сопровождающие Корна люди Ургана ввели его внутрь, развязали и сняли повязку с глаз. Потом лязгнул замок и Корн остался в темноте, рухнув на пол тотчас же, как закрылась дверь.

Придя немного в себя, он попытался обследоваться пещеру. Она оказалась небольшая, судя по всему, сухая. Где-то журчала вода и Корн, идя ощупью на звук, вскоре обнаружил маленький ручеек, сбегавший по стене. Он выходил из ниоткуда и уходил куда-то в камень, именно оттуда и слышалось журчание. Даже если бы у Корна была бы чашка, он не смог бы набрать в нее воды, струйка была тоненькая, и можно было напиться, только прижав рот к камню. Зато Корн с радостью обнаружил, что он не в кромешной темноте, откуда-то из-под свода пещеры рассеивался свет. Постепенно глаза привыкли к такому скудному освещению, и Корн смог оглядеться. Ничего особенного. Песок на полу, холодный, охапка сена у одной из стен, достаточная, чтобы предохранить от холода. Корн усмехнулся про себя. Достаточная, чтобы не чувствовать холода пола, а как быть с тем, что ему нечего накинуть на себя. Вряд ли ночью будет холодней, чем сейчас, ведь солнце сюда не проникает и не нагревает за день пещеру.

Боль в спине к тому времени утихла, зато пришел холод и голод. Хотелось пить, он никак не мог напиться, обсасывая камень. Корн лег на охапку сена, пытаясь какую-то часть сена набросить и на себя. Попытался уснуть. Ничего не получалось. Он думал об Алаине. Где она, что она делает, почему не дала о себе знать? Судя по замечаниям Ургана, она была на его стороне. Вопросов было море, и меньше всего Корна волновала его участь. Урган не убьет его, это ясно. Что еще он может сделать? Потребовать выкуп у отца? Отец даст, не торгуясь. Он все вернет себе, повысив подати или разорив пару семейств. Обменять на кого-либо. Но в темнице королевского замка было всего несколько крестьян, виновных только за то, что, по доносу, в их доме ночевали люди Ургана. Скорее всего выкуп.

Холод усилился и Корна уже начала бить крупная дрожь, когда дверь приоткрылась и щель проскользнула женщина. Она несла поднос с едой и свечу. Корн узнал в ней Мати. Вслед за Мати вошел человек в маске, но не Урган, а видимо один из часовых Корна. Он кинул небольшой тюк на пол и вышел. Мати молча начала развязывать тюк.

— Мати, — спросил Корн, — тебе приказали вообще молчать или не говорить только на определенную тему.

Мати молчала и продолжала развязывать узел.

— Хорошо, молчи. Ни в коем случае я не буду просить тебя делать что-то против воли Ургана. Могу я только поблагодарить тебя. Ведь ты ухаживала за мной столько времени, а меня увели так быстро, что я не смог даже выразить тебе мою признательность.

— Но это не я ходила за вами — машинально ответила Мати и испуганно зажала рот рукой.

— Не бойся, я тебя не выдам. Хочешь, я тоже буду молчать, чтобы не подводить тебя больше?

Мати торопливо кивнула и быстрей начала развязывать тюк. В тюке, который оказался одеялом, была рубашка и еще несколько полосок ткани. Смочив ткань в принесенной чашке, Мати знаком показала, чтобы Корн развернулся к ней спиной. Торопясь, она промыла его открытую рану и поскорей выскользнула наружу, оставив свечу и поднос с едой. Еда — это было мягко сказано, как Урган и обещал — это был всего лишь кусок хлеба, зато Корн порадовался, что была бутыль с водой. Он поел и загасил свечу. Хотелось спать и теперь, завернувшись в одеяло, он спокойно уснул.

Он отлично выспался. И когда на следующий день к нему вошли Урган и Тари, у Ургана был недовольный вид:

— Пожалуй, я зря велел принести тебе одеяло, — сказал он.

— Ну почему же, ты должен воспользоваться мной как можно лучше. А это будет труднее, если торговаться с отцом придется всего лишь из-за моего тела.

— Конечно, — усмехнулся Урган, — может мне тебя еще и откормить, глядишь, за толстого принца я получу больше.

Корн засмеялся.

— Боюсь, меня тогда не узнают и сделка не состоится.

— Ты уверен, что сделка состоится? Твой отец пойдет на мои условия?

— Он пойдет на все твои условия, если они покажутся ему разумными.

— Что в его понятии разумные условия?

— Например, выкуп.

Урган и Тари переглянулись.

— Может ты еще скажешь, сколько за тебя просить? — с издевкой спросил Тари.

Корн развеселился.

— Ты не умеешь считать? Хорошо, на досуге я посчитаю вам разумную сумму.

— Хватит издеваться над нами, — прервал его Урган. — Нам не нужны деньги твоего отца...

— Народа, Урган, народа... — добавил Корн и получил удар в подбородок. Голова стукнулась об скалу.

А Урган схватил сползающего на пол Корна за рубашку и хорошенько встряхнул, от чего голова Корна еще раз стукнулась об камень.

— Если ты еще раз скажешь что-нибудь в таком роде, я вытрясу из тебя все душу.

— Как же с тобой разговаривать, Урган, — морщась от боли и потирая ушибленную голову, спросил Корн, — стоять перед тобой на коленях и ловить с благоговением твои слова? Да, Урган?

— Я не могу тебя понять, щенок? Ты слишком глупый или слишком отважный? — Урган задумчиво покачал головой.

— Мой отец не может понять меня вот уже девятнадцать лет. Сам я понял себя только недавно. Где уж тебе за один день.

— Ладно, оставим это на потом. Я намерен обменять тебя на моих людей, которых держат в темнице. Эти люди помогли мне и я должен освободить их.

— Это дело, Урган. Отец несомненно согласится. Только позволь дать тебе совет...

— Мы не нуждаемся в твоих советах, — вставил Тари.

Но Урган внезапно заинтересовался.

— Продолжай, — приказал он Корну.

— Отец освободит твоих людей. Но, Урган, — Корн был уже не насмешлив, а серьезен, -этим ты только докажешь их виновность. Будут преследоваться их семьи и родственники. Ты должен вначале обезопасить их, а потом уже требовать обмен. И еще. Никогда больше не пользуйся приютом простого крестьянина. Ибо в следующий раз, схватив такого человека, отец не будет раздумывать, виноват он или нет.

Урган задумался. Тари хотел что-то сказать, но Урган знаком велел ему замолчать. Так ничего и сказав, Урган вышел. Тари поспешил за ним, злобно взглянув напоследок на Корн. А Корн со стоном лег на свое ложе. Голова гудела, и он схватился за нее, пытаясь остановить это гудение.

Вечером пришла молчаливая Мати, принесла ему поесть, осмотрела спину. Корн, еще мучаясь от головной боли, не сказал ни слова.

На следующий день Урган с Тари опять были у него.

— Я решил, — сказал Урган. — Как только мы привезем сюда семьи заключенных, мы отправим твоему отцу послание от тебя, в котором ты напишешь...

— Я не буду ничего писать.

— Теперь я точно знаю, что ты слишком глуп и туп, — вздохнул безнадежно Урган, — ты безмозглый баран. Все, что ты ни делаешь, ты делаешь во вред себе. Хорошо, не пиши. Мы пошлем твоему отцу твоего коня, твой ржавый меч.

— Мой ржавый меч? — Корн рассмеялся. — Тари, — обратился он к спутнику Ургана, — пошли-ка кого-нибудь принести меч.

Удивленный Тари вышел, а Корн быстро сказал Ургану:

— У меня есть условие, и я буду обсуждать его только с тобой.

Тари вошел.

— Сейчас его принесут...

Но Урган прервал его:

— Не надо, — сказал он, — он просто дурит нас. Надо заставить его написать. Король поверит только письму. Коня и меч могли украсть. У него в сапоге нашли цепочку и кольцо. Цепочка обычная, кольцо явно не его, маленький размер, он вез его в подарок.

— Алаине, — Тари сразу вскипел, — он решил каким-то там подарком подкупить простых девушек.

Корн и Урган машинально взглянули друг на друга. Корн понял, что Урган знал о знатном происхождении Алаины, но и Урган понял, что Корну это известно.

— Пошли, — сказал Урган Тари и они вышли.

Вечером Корн спросил у Мати:

— Мати, я тебя прошу, не говори ничего, только кивни. Скажи, за мной ухаживала Алаина, ведь правда, да?

Мати вся напряглась, взглянула на Корна и, увидев в его глазах такую тоску и боль, медленно кивнула.

— Спасибо. Увидишь ее, скажи, что я люблю ее больше жизни.

Он закрыл глаза и не видел, как округлились от удивления глаза у Мати.

Урган пришел только через несколько дней. Пришел один.

— Я знаю твое условие, — начал он с ходу. — Но я уже сказал, ты ее не увидишь.

— Я помню, — сказал Корн.

Он подошел к Ургану вплотную и посмотрел ему в глаза.

— Расскажи мне о ней и все. Расскажи о том, что случилось. Как она попала к тебе? Что она делает здесь, что она говорила обо мне. Расскажи и я напишу это проклятое письмо.

Урган не выдержал его взгляда. Он отвернулся и прошелся по пещере.

— Я ожидал этого и все равно не могу решиться. Я не хочу, чтобы ты даже думал о ней, не то, чтобы виделся!

— Почему, Урган? Потому что ты сосватал ее за своего помощника? Да, Урган? А она любит его? Она хочет выйти за него замуж? Скажи мне и я отстану от тебя.

— Нет, она не любит его и вряд ли полюбит. Глупая девчонка. Ей было бы спокойней, если бы у нее был муж, способный защитить ее. Хорошо, я расскажу тебе, но только после тебя. Как оказалось, она мне далеко не все рассказала.

Корн рассказал Ургану все. Он начал с того памятного дня в овраге, с той ночи на кухне, поведал о своих терзаниях, о том, как понял, что любит, о своих посещениях поместья Сватке в обличии конюха, о своем желании уйти из родительского дома, об обещании Алаины не выходить замуж, пока не даст ему ответа, о своем возвращении из путешествия и о том, как приняли его в доме Сватке. Впервые он рассказывал кому-то о своих мыслях и планах. Впервые он выговорил все, что у него накопилось. И хотя он старался не упоминать об отце, король Эмдар незримо присутствовал в его рассказе.

Кончив, Корн обессилено упал на одеяло.

— Теперь ты, Урган, — глухо произнес он, приходя в себя.

Урган присел рядом.

— Она, оказывается, почти ничего не рассказала о тебе. Только то, что влюбился в нее принц, а опекунша ее рассвирепела, что она якобы увела жениха ее дочери. Она высекла ее при всем честном народе, да так, что провалялась девочка наша без памяти несколько дней, а как встала, то ушла со своим Ариком ко мне. Видел бы ты, какую я ее подобрал. Она все молчала, да ела так плохо, что я уж думал насильно кормить ее. Потом оттаяла, веселая стала, помогала всем, мы полюбили ее. А как начала раны врачевать, так совсем незаменима стала. Скольких она выходила, счета нет. К нам ведь какие только люди не попадают, и с побоями, и язвами, всем помогала. Тебя она сразу узнала, но не сказала, кто ты. Видел я, что она что-то не договаривает, да даже и подумать не мог, что сам принц ко мне пожаловал. Так и ходил бы ты меж моих людей обманом, если бы не девчушка одна, что узнала тебя.