Арес. Окончательный вариант.

Виктор вздохнул. Это не был вздох разочарования — скорее, радости. Ему нравилось постоянно рассказывать одну и ту же байку по поводу упавшего дерева, потому что он мог бесконечно улучшать ее. И сейчас новая, более красивая история полилась на благодарного слушателя. Из нее выходило, что дерево рухнуло не просто так, а в тот момент, когда он растерялся, увидев тропу, оставленную врагами. Иными словами, не просто получил производственную травму, а пострадал, защищая замок! Лекарь красочное повествование "съел", почти даже не подавившись, разве что хмыкнув пару раз.

— Голова болит до сих пор? — буркнул он, когда сын лесоруба умолк.

— Нет, господин Паспес, только странные идеи в нее приходят. Вот, например, сейчас безумно хочется узнать, кто такие нерты.

— Совсем не странная идея, — ответил лекарь. — Мне тоже это хочется узнать.

— А разве вам не известно? — удивился Виктор.

Старичок забавно приподнял свои густые белые брови. Какое-то мгновение он колебался, отвечать или нет, но потом решил, возможно, что его долг — бороться с невежеством окружающих.

— Вот представь, — сказал Паспес. — Живет себе человек, просто живет и никого не трогает. А потом в один прекрасный день умирает. Без всяких причин. И когда его собираются хоронить, внезапно оживает. Но он уже не тот, кем был раньше. Совсем не тот.

— Но как....

— Если у тебя ничего не болит, чего тебя ко мне принесло? — перебил Виктора лекарь. Антипов подумал, что из собеседника все-таки не получился бы беспощадный ликвидатор безграмотности. Однако у молодого человека были свои идеи на этот счет.

— Так объясняю же: соображаю не так, как раньше, — перешел к делу новоявленный сын лесоруба.

— Это не страшно. Главное — кланяйся перед господином бароном и не противоречь. Проживешь как-нибудь, — старичок опустил голову, чтобы рассмотреть что-то в пучке травы, лежащем перед ним.

— А нельзя ли....

— Что?

— Мне очень хочется научиться читать и писать, господин Паспес.

— Что?! — лекарь не просто с удивлением уставился на посетителя, а в его глазах мелькнуло явственное сомнение в рассудке говорящего. Грамотных в замке было мало, но еще меньше тех, кто хотел овладеть грамотой. А если взять детей лесорубов по всему королевству, то, пожалуй, из них лишь один проявлял такое желание. Некий Ролт.

— Вот видите, а говорите, что желания не странные. Странные, господин Паспес, еще какие..., — Виктор старался говорить тоном человека, измученного многочисленными недугами.

— Н-да. А чего еще хочешь?

— Мне также хочется стать воином и изменить как-то свою жизнь. Разбогатеть, что ли... и чтобы меня все уважали... и чтобы женщины любили... и чтобы я пел очень хорошо....

— Пел?

— Да, господин Паспес, петь тоже хочется.

На этот раз старик озабоченно покачал головой, встал из-за стола и побрел к дальнему углу комнаты. Там он снял с потолка пучок какой-то зелено-коричневой травы и встряхнул его, чтобы избавиться от пыли.

— Держи. — Лекарь протянул траву Виктору. — Завари это все в большом горшке и пей по паре глотков несколько дней подряд каждое утро.

— А что это? — с подозрением осведомился Антипов, принимая лекарство.

— Это тебя успокоит, Ролт, — ответил Паспес. — Попьешь немного — и желания уйдут. Главное — не перестарайся, а то работу выполнять не сможешь: спать только будешь, да и все.

"Лучшее средство быть счастливым — не выполнять своих желаний, а избавиться от них. Спасибо, господин эскулап. Вашей травке на нашем Востоке цены бы не было. Ну да ничего... может быть, еще продам кому-нибудь".

— Очень благодарен, господин Паспес. Непременно все выпью. Прямо завтра же и начну.

— Если больше нет никаких жалоб, то проваливай. У меня мало времени.

Виктор церемонно попрощался, демонстрируя вежливость и почтение, а после этого отправился домой. У него не было никакого желания пить подобное лекарство. Но выбрасывать тоже не хотелось. Штука интересная, может быть, когда-нибудь и понадобится. У бывшего студента, предоставленного самому себе, начала просыпаться хозяйственная жилка.

От размышлений о позавчерашнем дне Антипова, просунувшего ноги через широкую щель в бортике повозки, отвлек Нарп. Солдат приблизился к нему со стороны карет, ехавших впереди, и, наклонившись, тихо сказал:

— Господин барон распорядился, чтобы ты пообщался с его дочерью. Развлеки ее как-нибудь.

Виктор кивнул. Алькерт ан-Орреант сдержал свое слово и взял сына лесоруба с собой. Сейчас довольно большая процессия, состоящая из двух высоких карет темно-зеленого цвета, трех приземистых повозок и почти четырех десятков конных солдат, двигалась по направлению к городу. Барон заранее сказал Ролту, в чем будут заключаться его обязанности. Мареса отнюдь не горела желанием выйти замуж за одного из соседей, а тот тоже колебался. Между тем Алькерту этот брак был очень нужен — в качестве приданого он отдавал приличное поле, но зато получал кусок большого тракта в свое владение. Этот тракт, соединяющий между собой два крупных города, мог принести существенную прибыль. Поэтому Мареса должна была радостно встретить своего жениха, чтобы у того не было причин отказаться от сделки. Первоначально планировалось, что дочку барона будет сопровождать Нартел, менестрель, который возьмет на себя все хлопоты. Но засада изменила планы. Нартел, доверенное лицо Алькерта, остался в замке с баронессой и сыновьями ан-Орреанта. Сам же хозяин мог отлично отбить почти любую атаку, но настроение дочери было неподвластно ему. Ролт с его странноватым и забавным чувством юмора появился как нельзя вовремя.

Виктор спрыгнул с телеги и трусцой побежал к одной из карет. Вот уже несколько дней он находился в новом для себя мире. Кое-что узнал, но мало чего достиг. И это сильно беспокоило. Больше всего Антипов не хотел оказаться в объятиях рутины, которая, как известно, засасывает. Очутиться в той ситуации, когда дни похожи один на другой из-за унылой однообразной работы и столь же неяркого окружения. По сути, именно поэтому он и пытался выбрать в университете специальность, которая была бы насыщена чем-то новым. Однако Виктор подозревал, что в этом мире некая сущность по имени Арес все равно не позволила бы ему оказаться в болоте. Арес требовал, торопил и грозил неприятными последствиями.

— Мой друг, нам ждать нечего, — говорил он. — Чем раньше начнем, тем лучше. Ситуация здесь неспокойная, тебя могут убить в любой момент — и что потом? Помочь тебе уже никак не смогу. Да и я тоже сколько продержусь без верующих, привязанный к этой местности, словно всеми забытый идол? А у идолов, между прочим, статуя есть. И, кстати, мне она бы тоже не помешала. Но об этом потом поговорим. Реши главный вопрос. Главный!

Антипову казалось, что если он станет воином, то его убьют еще быстрее, чем в качестве скромного лесоруба, но Арес аргументов подобного рода даже не желал слушать.

— Если ты станешь воином, то у нас может что-то получиться. А не станешь — шансов вообще нет. А если местные боги — те, кого я в них подозреваю, то они уже ищут. Наверняка ищут нас. Поэтому при встрече с их жрецами будь осторожен. Обычные жрецы могут вообще ничего не знать о происходящем, но если что-то заподозрят и сообщат выше, то нас ожидает быстрая смерть, если тебя схватят, или медленная, если тебе удастся бежать.

Виктору это все не понравилось. Мало того что Арес не желал пока что прояснять своих подозрений, — тон бога войны был очень серьезен. После разговора с ним у Антипова впервые появилось чувство, что текущее спокойствие, если, конечно, это можно назвать спокойствием, — мнимое. Он уже более-менее привык к обстановке, поэтому резкие перемены к худшему были бы нежелательны, мягко говоря.

Когда Виктор догнал карету, где сидела Мареса, то обнаружил, что шторки на дверцах открыты. Внутри, кроме девушки, находился барон. Судя по выражению лиц обоих, разговор не клеился. Алькерт, увидев Ролта, сделал знак рукой: дескать, давай, отрабатывай свой хлеб. Антипов не пришел в восторг от того, что его снова собираются использовать в качестве артиста легкого жанра, но выбор был невелик. Можно даже сказать, выбора вообще не наблюдалось.

Сын лесоруба неуклюже забрался на подножку и, наклонившись, просунул голову в окно в дверце. Что-то ему подсказывало, что внутрь барон не пригласит. Убранство экипажа оставляло желать лучшего. Сиденья были обиты какой-то красно-коричневой тканью не первой свежести, а под этой самой тканью угадывался хлипкий наполнитель. Рессоры тоже не поражали воображения. Потому что их вообще не было, и Антипов ярко себе представлял, как сидящие ощущают своими спинами каждую неровность дороги. С его точки зрения, длительная поездка в подобной карете требовала большой выдержки. Хотя, возможно, подушечки, на которых сидела Мареса, все-таки хоть как-то смягчали ход. Девушка держала в руках небольшую обезьянку, купленную несколько лет назад у приезжего торговца, видимо, за баснословные деньги. Зверьку поездка не нравилась, судя по тому как он вцепился в платье дочки хозяина замка.

— Здравствуйте, ваша милость, здравствуйте, госпожа. — Виктору даже удалось слегка поклониться, несмотря на неудобство положения.

Барон сухо кивнул, а Мареса посмотрела на Ролта доброжелательно:

— Привет, мой спаситель. Тогда-то ты спас меня не только от засады, но и от встречи с женихом, надо сказать.

Антипов тут же отметил, что лицо Алькерта еще больше помрачнело.

"Хорошенькое начало, — подумал Виктор. — Буду веселить бедную девушку. И зачем ее выдавать замуж так рано? Она ведь почти ребенок".

— Госпожа, спасать женщин от женихов — неблагодарное занятие. Вполне может оказаться, что каждый последующий претендент на руку будет хуже предыдущего. Я расскажу вот какую историю. Однажды у одного высокоученого и во всех отношениях приятного молодого человека, которого звали Викто... просто Викто, была знакомая. Веселая девушка, пользовалась большим успехом у мужчин. И вот некий торговец в летах сделал ей предложение. Он был богат и еще неплохо выглядел. Она спросила у Викто, что ей делать. Викто тут же сказал, чтобы даже не раздумывала, а соглашалась. Тот мужчина был приличный. Но она не послушала его, а вышла замуж как бы по любви за своего сверстника, а за пожилого богача пошла ее подружка. И что получилось в результате? Ее сверстник оказался пьяницей, и даже больше — одурманивал себя разными способами. Зато пожилой мужчина был очень хорошим семьянином: ни в чем не отказывал жене и любил детей. Потом эта знакомая вышла замуж еще раз. Второй муж вообще оказался преступником. Подружка, которая была не такая красивая, устроила свою жизнь гораздо лучше красавицы. А все потому, что воспользовалась мудрым советом всеми уважаемого Викто, умного и хорошего человека. В любви, госпожа, нужно руководствоваться здравым смыслом: жить с тем, с кем точно получится прожить, а любить того, кто находится как можно дальше. Расстояние укрепляет любовь и делает ее чище настолько, что любящий впоследствии вообще перестает нуждаться в объекте своей любви.

Виктор осекся. На него удивленно взирали две пары глаз, но выражение лиц собеседников было различным. Если Мареса смотрела просто изумленно, то гримасу барона можно было истолковать лишь одним способом: "И этот болтун — лесоруб? Если так, то я — вожак арнепов. Все-таки не помешало бы, чтобы жрец на него взглянул. В крайнем случае — маг. Что-то здесь нечисто".

— Но я никого не люблю, — сказала девушка, справившись с замешательством.

— Это даже лучше, госпожа, — поспешил заверить ее Виктор. — Тогда любовь появится после свадьбы. И хорошо, если так, но нужно стараться, чтобы муж ничего не знал.

— Гм... Ролт! Чему ты учишь мою дочь? — Тон барона был недовольным.

— Почитать отца, ваша милость, — ответил Антипов. — Вот, допустим, когда солдаты выполняют ваш приказ, вы же не требуете, чтобы они это делали с радостью? Вам все равно, что они там думают себе, — лишь бы подчинялись. Так и в семье. Главное — видимость. И все счастливы.

Лицо Алькерта приобрело страшное выражение. Казалось, он сейчас закричит на Виктора, но дочь вмешалась вовремя:

— Но папа, он в чем-то прав! — сказала она. — Я ведь подчиняюсь тебе в этом браке. И мне приходится делать вид, что меня все устраивает.

— Вот и улыбайся! — рявкнул на нее барон. — Когда встретишь ан-Реттеа, улыбайся! А ты, Ролт... иди-ка отсюда. Нашелся тут философ. Позову, когда понадобишься.

"Недолго музыка играла, — подумал Виктор, соскакивая с подножки. — Сам позвал меня, чтобы я дочь убеждал, а теперь прогоняет. А я ведь преуспел! Есть еще неблагодарные люди. Бездуховность".

Он взгромоздился обратно на телегу и поехал дальше, размышляя о многих вещах. Во-первых, о том, как же все-таки убедить господина барона дать разрешение на тренировки. Во-вторых, как будут развиваться события, если это разрешение все-таки будет получено. В-третьих, Виктор на полном серьезе думал, не сбежать ли ему по прибытии в город. А что? Деньги у него имелись, на первое время должно хватить, местные обычаи он более-менее усвоил, а в городе можно найти воинов, готовых его хоть чему-то научить. За плату, конечно. Останавливала только одна мысль: как быть с Аресом. Насколько понял Антипов, бог войны оказался прочно привязанным к местности — к той самой полянке — и не мог удалиться от нее ни на шаг, если, конечно, у него вообще есть шаги. Виктор весьма смутно представлял себе суть этой привязанности, но предполагал, что рано или поздно Арес просветит его. Пока что представитель античной Греции выдавал информацию весьма скудными порциями. И хотя Антипов сетовал на это, но в глубине души понимал, что такой подход может быть верен. Зачем ему знать что-то лишнее? С точки зрения бога войны, время еще не пришло. И Виктор никак не мог бы улучшить существующего плана, даже обладай он всей полнотой знаний. Видимо, от сценария, предложенного Аресом, не существовало отступления.

Однако не успел Антипов как следует обдумать идею бегства в город с последующим возвращением на поляну, как раздался крик одного из трех солдат, ехавших в авангарде:

— Впереди люди! Много!

— Первый, третий, четвертый десятки — вперед! Второй — на месте! Повозки — стой! — Голос сотника прозвучал чуть ли не одновременно с криком впередсмотрящего. Но казалось, что барон вылетел из кареты еще быстрее и, нахлобучив шлем, забрался на лошадь, оставаясь неподалеку от своей дочери.

Виктор подивился отлаженности процесса встречи с незнакомцами. Видимо, в этом мире слабо верили в то, что все люди братья, а любовь к ближнему почти не отличается от любви к ближней. Вокруг было поле: справа, слева и впереди. Лишь далеко за спиной темнела узкая полоска леса.

— Шире повозки, шире! Чтобы были готовы к повороту по приказу! — Сотник Керрет не унимался, ценные указания лились из него сплошным потоком. Но, надо сказать, они исполнялись. Возницы взяли под узду тягловых лошадей, готовые в любую минуту последовать распоряжениям.

Антипов отметил, что барон молчал и не вмешивался в процесс, видимо, полагая, что его личный командующий справится лучше.