Привет, любимая!

Народ от восторга зашелся смехом. Не понимаю, что они смешного нашли? Мне в Мишкином голосе послышались угрожающие нотки. Придется быть осторожней. Неровен час...

— А ты, вертихвостка, иди сюда и выпей с мужем за счастье своей лучшей подруги!

Этой лучшей подруги, кстати, что-то нигде не видно. Бросила меня на произвол. Еще и Олег... Даже не подумал убрать руку с моего плеча. Смотрел на Мишку с вызывающим нахальством. Ненормальный! Дразнит гусей по пьяной лавочке...

— Олег, — вздохнула я, — убери руку.

— И не подумаю, — спокойно усмехнулся он. — Пусть бесится. Ему полезно.

— Убери, а? — жалобно попросила я. — Он ведь сейчас целый спектакль устроит. Чего народ веселить?

— Ну и пусть.

— Тебе ничего, а меня на глазах у всех просто высекут.

— Ладно, — неохотно согласился он и убрал руку. Так и остался стоять посреди огромного холла, глядя, как я поднимаюсь вверх по лестнице.

Ступени под ногами тихонько поскрипывали. Это так не соответствовало окружающей меня сейчас продуманной роскоши. Почему-то захотелось в Денисовку. И чтоб дождь за окном. И в печке огонь пляшет. И мы с Рыжим тихо и нежно разговариваем, сидя на полу перед печкой. Ведь было же когда-то ...

— Иди, иди, любимая, — подначивал меня Рыжий, свинчивая пробку с пузатой бутылки.

Какой уж тут тихий и нежный шепот?! У Рыжего — гусарское настроение. Изволь гусарить вместе с ним. Что делать? Пить мне нельзя. Придется ему рассказывать. Вот скандал-то будет! Отказаться — удобного предлога нет.

И тут меня выручила лучшая подруга, неизвестно каким образом возникшая рядом с Олегом. Сияющие волосы в продуманном беспорядке. Свежий макияж. Успела переменить вечернее шелковое платье на черные вельветовые джинсы, выгодно подчеркивающие длинные ноги, и белый пушистый свитер. Для кого это она? Уж не для меня, конечно. Известное дело, для Рыжего.

— Аль! Там девчонки у плиты седьмым потом исходят, а ты собираешься коньяк лакать. У тебя совесть есть?

Исходили потом у плиты, вероятно, все, кроме Светки. Сама же она, как пить дать, отговорилась тем, что гостей развлекает. У самой совести ни капли. Но в данном случае я не обиделась на Светкино хамство. Очень вовремя Светка вмешалась.

— Есть! Есть у меня совесть! — радостно ответила я.

— Тогда плюнь на Мишку с его бутылкой и иди к плите, — скомандовала она. — Без тебя гусь с яблоками не получится.

Я скорчила Мишке рожу, развела руками и развернулась на сто восемьдесят градусов. Незаметно показала Светке, как я ей благодарна. Правда, гусь в яблоках у них действительно без меня мог не получиться.

* * *

К вечеру я сильно жалела, что так рвалась в это Покровское. Не давала покоя теткина обида. Да и трудно совершенно трезвому человеку веселиться среди пьяной "в дым" компании. Светкин муж — и тот изрядно набрался, хотя производил впечатление человека совершенно непьющего. Я эпизодически наблюдала за ним. И мне он понравился. Вполне симпатичный, интеллигентный мальчик. Не такая ему нужна жена. Не Светка. Но он совершенно явно был влюблен. Не сводил со Светки восторженных глаз, таскался за ней, как песик на поводке.

— Отстань! — отбрыкивалась от него Светка.

— Да я ничего... — жалко лепетал он.

Поговорить с ним не получилось ни разу. Я не расстраивалась. Таня была почти трезвой. Мы весь день крутились с ней вместе. Нам было о чем поболтать без помех. Светка активно нас избегала. И слава богу. За последние дни я внутренне отдалилась от нее.

Досаду эта поездка вызывала еще и тем, что Мишка напился капитально. Сам напился и Олега споил. Пьяные они стали совершенно невыносимы. Вместо веселого уик-энда получилась вульгарная попойка.

Мы с Таней совсем не знали, что делать. Обе не привыкли к разгулу и не любили его. Были в этом обществе инородными телами. Но тут, часам к семи, Светка вконец утомилась от Андрея.

— Займись гостями! — рявкнула она ему.

Андрей оторопел. А мы с Таней переглянулись. Интересно, кем тут заниматься, если все или уже спят, или на полпути к этому?

Светка заметила нашу реакцию и сказала Андрею более спокойно:

— Вон девчонок своди погулять. Заодно и ты проветришься. Вдруг на улице протрезвеешь?

Ничего себе! Сама изрядно под шофе — нормально. Муж на радостях лишнего выпил — сразу виноват. Да ... Светка неисправима!

— Андрей, — сказала я ему мягко, — помните, вы обещали показать мне Покровское?

— Да, да ... конечно...

Он уцепился за мое предложение, как за спасательный круг. Бедняга. А ведь это еще только начало.

Мы шли по темной улице, освещенной фонарями. Андрей немного заплетающимся языком объяснял, где чья писательская дача, кто что из себя представляет в быту. Мы подолгу стояли возле каждого замысловатого коттеджа. Таня слушала с интересом. Я не слушала совсем. Вдруг оказалось, что свежий воздух — истинное наслаждение. Хотелось в лес. Ох, как хотелось в лес. Побыть там одной. Он ведь здесь недалеко. Да только уже поздно. И голова опять кружится. Может, просто спуск крутой?

Улица вела нас с горы, на которой было расположено Покровское. Впереди заблестела вода. Пруд. Через пруд перекинут мост. Деревянный мост — широкий и крепкий. Две машины разъедутся. Никогда не встречала ничего подобного. Мост через ручей — это понятно. Но через пруд?

— Андрей, а зачем здесь мост?

Он оглянулся на меня и махнул рукой.

— Пруд разделяет два поселка. Там, за мостом, уже не Покровское, а Измалково.

Сразу пустился длинно, путано объяснять историю поселкового размежевания. До чего же утомителен. Он, случаем, не зануда?

— А мост-то зачем? — перебила я, когда это оказалось возможным.

— Пойдемте туда. Сейчас не видно отсюда. Темно, — ответил он. — А с моста все просматривается. Этот пруд обойти невозможно.

Мы спустились вниз, прошли на середину моста. Затейливо построили, однако. Прекрасное место для вечерних прогулок. Даже тротуары есть. Сколько, кстати, мы уже гуляем? Не пора ли назад? Прохладно.

— Ты что-то побледнела, — неожиданно сказала Таня.

— Да? Просто освещение такое...

— И ничего не освещение, — хмыкнула она, заправляя тонкие пепельные пряди за розовые ушки. — Ты на себя и вчера не очень смахивала. Сегодня вовсе не похожа.

Андрей, который в это время воевал с поясом от своего плаща, вдруг встрепенулся. Оставил в покое пояс, сунул руки в карманы. Стал меня рассматривать. Ему-то что? И Татьяна — молодец! Нашла при ком разговор заводить.

Таня, видимо, сообразила, что допустила оплошность. Повернулась к нашему кавалеру и, лукаво улыбаясь, коварно попросила его:

— Андрюша! Вон там, у берега, растет камыш. Сможете его нам достать?

— Это не камыш! — возмутился он. — Почему абсолютно все называют его камышом? Это рогоз!

— Называйте, как хотите. Рогоз, так рогоз, — покладисто согласилась Таня, незаметно мне подмигивая. — Только достаньте нам пожалуйста по камышин... ой, извините, по рогозинке.

В трезвом состоянии этот интеллигент в энном поколении туда точно бы не полез. А пьяному — море по колено. Криво застегнул свой пижонский плащ. Слегка выпятил грудь. Ну и вид у него. Просто гренадерский. Мы с Таней заулыбались. Смешная получалась картина.

— Для вас, девушки, все, что угодно!

Он храбро помчался с моста к темному топкому берегу.

— Ты сума сошла! — ахнула я.

— Но поговорить-то нам надо, — улыбнулась Таня. — Ничего, не беспокойся. Не утонет. Пьяных бог бережет. Давай, рассказывай, что стряслось?

Я внимательно изучала деревянные перила. Их не красили, только отшлифовали и покрыли лаком, оставив на всеобщее обозрение природную красоту дерева. Наверное, правильно. Естественные древесные узоры можно рассматривать часами. Они непонятны и загадочны. Как и наши отношения с Рыжим. А, может, и впрямь ей все рассказать? Невозможно же это постоянно носить в себе. Мысленно махнула на свои сомнения рукой. Взяла и рассказала.

— И Миша ничего не знает? — изумилась она.

Я отрицательно покачала головой. Подняла воротник пальто, чтобы хоть как-то бросить тень на свое лицо, отвернулась.

— Вот кто сошел с ума, так это ты! — фыркнула Таня. — Разве можно скрывать такие вещи?

Сказать в ответ мне было нечего. Таня права. Действительно, столь важное событие от близких не скрывают. Но ... Как мне объяснить ей, что такое Рыжий и какие у нас с ним отношения? Ведь не объяснишь. Не получится. Все равно, что попытка описать ветер, огонь или нечто в этом роде.

— Иди к нему немедленно и все расскажи!

Ого! А у Тани-то, оказывается, характер!

— Он вдрызг пьян и, скорее всего, спит.

— Ну и что?! — возмутилась она. — Разбуди и расскажи!

— Ты не понимаешь! — я повернулась к ней.

— И понимать не хочу, — отрезала она. — Если ты сейчас струсишь, я наябедничаю Олегу. Он сам расскажет Мише. Знаешь, что тогда будет?

Размер и качество вероятного скандала я знала, куда лучше, чем она. Таня никогда бы не пригрозила мне стукачеством, если бы знала Мишку достаточно долго. А, вообще... Чем черт не шутит, пока бог спит? Может быть, как раз сейчас все выйдет — лучше не придумаешь? Случаются ведь чудеса на белом свете.

— Иди, иди, — Таня подтолкнула меня в спину. Я все еще колебалась.

— А Светкин муж?

— Я займусь им сама, — пообещала она мне.

— Андрюша!

Как будто что-то удерживало меня здесь, на мосту. Свежий ли вечерний воздух, приятно холодивший щеки? Или стеклянное отражение фонарей в темной воде? Не знаю. Но что-то удерживало меня.

— Андрюша! — пропела сладким голосом Таня. — Куда вы запропастились? Я объявила всесоюзный розыск!

Ну и ну. Ай, да Таня! Тот самый омут, где черти водятся. Я посмотрела ей вслед. Она танцующей походкой шла в сторону этого странного Измалкова. И странные тени плясали вокруг нее. Одна... две... три ... Что за чушь мерещится? Просто мост так освещен. Расположение фонарей. Не более того.

Я повернулась и быстрым шагом стала подниматься в гору. Если решение принято, зачем откладывать?

* * *

В холле было пусто. Похоже, гости угомонились надолго. Тишина абсолютная. Табачный дым висел пластами. Сильно пахло вином. Кто-то разлил бутылку? В углу, в огромном плюшевом кресле расположился Олег. Поза расслабленная, глаза закрыты. Спит? Нет. На звук моих шагов приоткрыл один глаз. Мутно посмотрел на меня.

— Алечка! О-ох...

— Где Мишка?

Олег приоткрыл второй глаз.

— Наверху.

Язык у Олега едва ворочался. Чтоб он вообще у него отсох! Это же надо так напиться. А мой-то, наверное, и совсем лыко не вяжет...

— Где наверху?

— Там несколько комнат... Где-то в них... Поищи сама...

Добиться от него большего не получилось. Ладно, сама найду! Я быстро поднялась по лестнице, считая ступеньки. Чет-нечет. Загадала: выйдет нечет — ничего не скажу, значит, судьба против. Не повезло. Последняя ступенька оказалась четной.

Так. Двери три. За какой же из них Мишка? Начну с угловой. Там, вроде бы, свет горит. Слегка приоткрыла дверь. Никого. Пусто. Стол, два стула, кресло-качалка. Бархатные портьеры на окне. Миленькая комнатка. Только мебель слишком дорогая. Ну-ка, что за дверью? У стены... Вот тебе и никого. Сразу куча спящих прямо на полу людей. Нет, не на голом полу. Это я сразу не разглядела. Кто-то догадался пристроить у стены широкий и длинный матрац. Не матрац — ракетодром. Все не так холодно спать. Но позы... позы у людей ... Музей мадам Тюссо, да и только. Рыжего среди них нет? Ладно, пусть этот цыганский табор спокойно спит. Пойдем дальше. Закрыла за собой дверь уже не так тихо, как открывала. Вон в той комнате, кажется, тоже горит свет. Под дверь пробивается. Вдруг Рыжий там? Я больше не осторожничала. Распахнула дверь и шагнула на порог.

— Какого черта! — хрипло сказал Рыжий. — Пошли все вон! Отдыхать мешают!

Я бы вышла вон, как он мне посоветовал. Если бы могла это сделать. Нет. Не смогла. Ноги мои просто приклеились к порогу. Смотрела и не верила своим глазам. Господи, этого не может быть. Чушь какая. Этого не может быть никогда. Это невозможно... Невозможно?..

На низенькой широкой софе, среди сбившегося красного шелкового покрывала пластом лежал Рыжий. Из-за его плеча виднелось запрокинутое Светкино лицо. Глаза у нее были закрыты. Одной рукой Светка обнимала Рыжего за шею. Моего Рыжего! Другой — медленно гладила его крепкое мускулистое бедро. И ни грамма одежды на обоих...

Да, нет, мерещится. Этого просто не может быть. В голове не укладывается.

Мишка приподнялся на локте. Схватил маленькую диванную подушку, подвернувшуюся под руку, и, не глядя, швырнул через голову. Я даже не сделала попытки уклониться. Подушка попала мне в лицо и упала к ногам. Поднять ее, что ли? На ней, кажется, какая-то вышивка. Так и есть. Зеленые снежинки. Интересно, почему зеленые? А не заняться ли и мне вышивкой на досуге? Пяльцы у тети Нины имеются, цветных ниток сколько угодно...

— Алька... Аль ... Ты что там застряла? — донесся снизу еле слышный, невнятный голос Олега. Я не откликнулась. Вертела в руках подушку. Пыталась сообразить, что происходит. И тупо смотрела на эту милую парочку. Странные мысли появились в голове: почему все снежинки всегда геометрически точны? В небесной канцелярии инженерией забавляются?

— Я же сказал: пошли все вон! — рявкнул Мишка, резко поворачиваясь. Посмотрел на меня.

— Ты чего здесь? — пьяно спросил он. — Шла бы прогулялась!

— Два часа гуляла, — механически ответила я.

Светка приоткрыла глаза. Похоже, до нее сразу дошло, в чем дело. Или она меньше выпила? Зрачки ее расширились. Рука ущипнула Мишкин бок. На лестнице послышались нетвердые шаги.

Одурь начала медленно сходить с Мишки. Глаза его постепенно принимали осмысленное выражение.

— Аля ... — растеряно проговорил он.

Дошло наконец! Прочухался! Теперь бы и мне в себя прийти... Да что-то не получается. Я, словно пустой кувшин. Постучи — зазвеню.

— Что здесь происходит? — заплетающимся языком спросил за моей спиной Олег. Не выдержал все-таки, притащился. Он хотел еще что-то сказать. Начал уже было. И осекся.

Н-да! Что дальше? Надо уходить. Скандалы никому не нужны. А мне они теперь вообще противопоказаны.

Я развернулась и вышла. Отшвырнула в угол подушку. Пошла вниз, удивляясь собственному спокойствию. Сумка мне нужна или нет? И куда я пристроила свое пальто и сапоги? Господи, да они же на мне. Я и не раздевалась, как пришла. Есть у меня в кармане деньги? Есть. На билет должно хватить.

Резное крыльцо. Какая претенциозная пошлость — это резное крыльцо. Да и вся эта дача в целом. Куда повернуть за калиткой? Налево или направо? Ах, ну да ... Все верно. Когда мы шли со станции, мы проходили эту дачку с круглой остроконечной крышей из красной черепицы. Еще удивлялись, откуда люди взяли черепицу, при том красную? Значит, я иду правильно. До чего страстно она обнимала его. Стоп. Не думать об этом. Вот бы сейчас в лес! Только это чужой лес. Я его не знаю. И поздно. Темно, будто ночью. В своем лесу я бы не боялась. Там каждый куст, каждая ямка, точно собственные мысли — во сне не заблудишься. А здесь ... Потому лучше продолжать двигаться к станции. Любят писатели комфорт, но весьма странной любовью. Дорога к станции освещена не хуже любого проспекта в городе. Не заблудишься. Только ... Фонарей понаставили, а про асфальт забыли. Что же это они? Половинчатый получается комфорт. Или это от бестолковости? Как же она его обнимала... А он? Нет, не думать! Хорошо, погода стоит приличная. Дождей нет. В дождь такая вот дорога размокает, раскисает — сплошная глина. Случись дождь, я бы здесь не прошла. У меня и посуху-то ноги заплетаются. Наверное, до станции уже недалеко? Не видно за деревьями.