Консерватория: мелодия твоего сердца

— Ты в порядке? — спросил Грейнн, осматривая меня на предмет повреждений.

Я кивнула. Он пошатнулся.

Только сейчас я заметила, что одной прорехой его куртка не отделалась. Еще один порез красовался на груди, пересекая ее наискось. И рубашка, выглядывающая из распахнутых пол верхней одежды медленно, но верно пропитывалась кровью.

Мои глаза расширились от ужаса. В одну секунду я оказалась рядом с ним, чтобы поддержать.

— Грейнн... — пролепетала я, не зная, что предпринять, и уже планируя набирать воздух для крика 'помогите' во всю мощь поставленного олламовского голоса.

— Все в порядке. Порез неглубокий, — произнес он и поморщился. — В консерватории подлатают.

Я сузила глаза. В какой еще консерватории?! Этот сумасшедший собрался в таком истекающем кровью состоянии в консерваторию, до которой час пешего пути?! Старательно сдерживая нелицеприятные эпитеты по поводу мужской самоуверенности, граничащей с безрассудностью, ответила:

— Мой дом ближе. Там тебя подлатают быстрее.

Грейнн удивленно вскинул бровь, а я, не давая ему возможности возразить или задать вопрос, молча повесила лежащую на дороге сумку на плечо и, взяв мужчину за руку, потащила в нужном направлении.

Партнер поморщился от боли, боевой запал стал проходить, уступая место ощущениям от последствий. Чрез десяток шагов я, в который раз обернувшись и увидев страдальческую гримасу, спросила:

— Может, тебе помочь? — я была вовсе не против послужить костылем человеку, только что спасшему меня от кошмара любой девушки, и угроза испачкать плащ вовсе не пугала.

— Адерин, будь милосердна — оставь мне хоть немного гордости, — сведя брови, неожиданно мягко ответил оллам и только крепче сжал мою ладонь.

На мгновение от этого движения мне стало неожиданно тепло. Я кивнула и снова отвернулась от мужчины, чтобы указывать дорогу.

* * *

Слуагадхан Броган стоял в тени одного из домов и с интересом провожал взглядом удаляющуюся пару. Когда молодой мужчина и девушка исчезли за поворотом, рядом послышался хриплый, полный злости голос:

— Так не пойдет, лорд: за физические увечья надобно бы доплатить.

Слуагадхан ухмыльнулся.

— Когда я тебя нанимал, ты хвалился, что никакому желторотому студентику тебя не зацепить.

— Так не такой уж он и желторотый оказался, — проворчал в ответ верзила, опасно прищурившись от подозрения, что с доплатой его нагреют.

— Не ерепенься, — холодно отрезал лорд Броган и неуловимым движением достал маленький мешочек из-за пояса, чтобы в следующий момент кинуть его собеседнику.

Мужчина поймал звенящую передачу здоровой рукой, но все равно поморщился и добавил:

— Кстати, девушка не такая уж и тихая оказалась, как вы говорили. Огрела меня сумкой по голове. Что эти студенты там носят? Кирпичи, что ли?

— Ну уж нет, дорогой мой. Моральный ущерб тебе был оплачен вместе с физическим. Знай меру, — предостерегающе сверкнул глазами Слуагадхан. — К тому же, ты и сам неплохо развлекся.

— Сами просили, чтоб достоверно было, — пробурчал бандит и, спрятав деньги, попрощался с нанимателем неглубоким поклоном. — Если понадобится какая услуга, вы знаете, где меня найти.

С такими словами мужчина скрылся за ближайшим углом.

— Знаю... — тихо произнес ему вслед лорд Броган.

Проводив задумчивым взглядом спину, с по-прежнему торчащей из плеча рукоятью кинжала, молодой мужчина одернул сюртук и возвратился на площадь, освещенную куда лучше, чем переулок, в котором он только что был.

Отыскав глазами нужную фигурку, он подошел к ней сзади и закрыл глаза ладонями. Девушка вздрогнула и стремительно вывернулась из намека на объятия. Увидев, кто позволил себе такую шутку, она улыбнулась и перестала хмуриться.

— Слуагадхан, а я тебя потеряла в этой толпе, — произнесла Лиадейн.

— Зато я тебя нашел, свет мой, — широко улыбнулся мужчина, перехватывая ухоженную ручку и запечатлевая на ней поцелуй, во время которого не отрывал взгляда от глаз девушки.

Оллема смущенно улыбнулась, но отнимать руки не стала.

— Ты позволишь мне проводить тебя? — понизив голос с прорезавшимися неожиданно хриплыми нотками, поинтересовался лорд Броган.

— Не стоит, дорогой, — мягко, но непреклонно произнесла девушка. — Ты подарил мне и так поистине незабываемый вечер. Концерт был великолепен. Достаточно будет того, что ты наймешь мне экипаж. Признаться, мне совсем не хочется идти в консерваторию пешком. Да и темно уже. Мало ли кто может встретиться молодой девушке на пустой дороге.

— Конечно, свет мой, не волнуйся. Я позабочусь об этом, — пылко заверил ее мужчина и отправился на поиски экипажа для дамы, которые завершились довольно скоро.

Встретив вернувшегося с каретой молодого мужчину восхищенной улыбкой, Лиадейн приняла его руку, но на мгновение помедлила, чтобы задать вопрос:

— Скажи, Слуагадхан, зачем ты просил показать тебе Адерин Лори перед концертом?

— Свет мой, должен же я знать, как выглядит девушка, доставляющая тебе столько неприятностей, — в удивлении от непонимания столь очевидных вещей лорд Броган вскинул брови.

— К чему тебе это знать, дорогой? Ведь ты ничего не сможешь с этим поделать, — грустно улыбнулась Лиадейн.

— Как знать, как знать, — загадочно ответил он, вызывая довольную улыбку на губах спутницы.

— Доброго вечера и ночи, Слуагадхан, — попрощалась она, ласково улыбнувшись лорду Брогану.

— Спокойного пути и сладких снов, свет мой, надеюсь встретиться с тобой в них, — пылко ответил мужчина, снова целуя девичьи пальчики, на этот раз легко выскользнувшие из его ладони, как только Лиадейн оказалась в экипаже.

Закрыв дверь, он кинул вознице золотую монету и дал знак отправляться:

— К самым воротам консерватории Аберга, любезный. И доставьте с максимальным комфортом и безопасностью.

— Будет исполнено в лучшем виде, господин, — кивнул кучер, ловко поймавший блеснувший кругляшок, и тронул поводья.

Слуагадхан Броган проводил задумчивым взглядом карету. Ему не давала покоя одна мысль: когда Грейнн Бойл научился управляться с клинком, а главное — зачем?

* * *

Маркас Двейн вышел из холла городского театра и набрал полные легкие воздуха, чтобы спустя небольшую заминку бесшумно его выпустить. Концерт был хорош, а мастерство Колума Боллинамора он и раньше не подвергал сомнению. Все же хорошо, что многие студенты выкроили время и средства, чтобы посетить меоприятие: в их консерватории не было преподавателя, который смог бы показать нечто подобное. Многоуровневым воздействием владели единицы, а уж таким филигранным мастерством — и того меньше.

Оглядевшись по сторонам, он запахнул плащ и направился вдоль по улице. Торопиться обратно в консерваторию не хотелось. Вечер был уже не таким теплым — чувствовалась осенняя прохлада — но тихим, безветренным и полным очарования влияния талантливого оллама, чья музыка еще звучала то ли в ушах, то ли в сердце, эхом отдаваясь в голове.

Проходя мимо покидающих площадь людей, мужчина заметил знакомую фигуру и, не раздумывая, свернул в ее направлении. Санна Линдберг стояла у одного из фонарей, с наслаждением вдыхая прохладный воздух, в одном платье без верхней одежды. Приближаясь к ней, Маркас хотел было уже обратить ее внимание, но в этот момент из-за спины женщины раздался звонкий мальчишеский голос:

— Мам, я принес твой плащ.

Оллема повернулась и с улыбкой приняла свою вещь из рук парнишки лет десяти, одетого в униформу сродни военной: брюки, китель и фуражка темно-синего цвета были в идеальном порядке.

— Спасибо, Киллиан, — поблагодарила она мальчика, а тот в ответ галантно помог одеть плащ.

Маркас задумчиво оглядел эту сцену и сделал еще несколько шагов по направлению к преподавательнице и ее маленькому спутнику.

— Добрый вечер, метресса Линдберг, — поздоровался он.

Женщина нашла его глазами и улыбнулась, приветственно кивая:

— Лорд Двейн, вечер действительно дивный.

— Я не заметил вас в зале среди преподавателей, но, судя по всему, вы были на концерте? — задал наводящий вопрос мужчина.

— Да. Конечно. Просто я сидела в десятом ряду вместе с сыном, — ответила Санна и с гордостью во взгляде представила мальчика: — Лорд Двейн, это мой сын Киллиан Линдберг, — а затем женщина обернулась к пареньку и продолжила: — Киллиан, познакомься, это лорд Двейн, первый проректор консерватории Аберга.

Мальчик с очень серьезным видом склонил голову в приветственном кивке, отдавая дань уважения титулу и должности мужчины, и произнес:

— Очень приятно, лорд Двейн.

Первый проректор не менее серьезно ответил на приветствие:

— Как и мне, — а затем поинтересовался: — Вы, случайно, не проходите обучение в военной академии имени его Величества Алистара Гофрейдха?

— Так точно, — отрапортовал парнишка, вытягиваясь в струнку.

— Сейчас в увольнении? — задал другой вопрос Маркас.

— Нет, лорд Двейн, у нас недельные каникулы, — пояснил Киллиан.

Мужчина понятливо кивнул.

— Простите, лорд Двейн, но нам уже пора, — извиняясь, произнесла Санна Линдберг. — Моя мать попросила не слишком задерживать Киллиана. У нее довольно строгий режим.

— Конечно, — кивнул Маркас, и немедленно уточнил: — А далеко она живет?

— Совсем нет. В паре кварталов отсюда. На городском холме, — ответила женщина.

— Тогда, может быть, вы не будете против, если я вас провожу? — поинтересовался первый проректор, обращаясь к мальчику. — Все же безопасность дамы прежде всего, а защитников не бывает много — как вы считаете, Киллиан?

— Я не против, — ответил паренек с сосредоточенным выражением на лице, — Тем более что маме потом еще и возвращаться в консерваторию, а так у нее будет достойный доверия провожатый, и я не буду волноваться за нее.

Маркас Двейн перевел вопросительный взгляд на Санну Линдберг. На губах женщины не было и тени умиленной улыбки, вполне естественной в такой ситуации. Только глаза лучились гордостью за сына.

— Раз так, — произнесла она. — Пойдемте.

Вместе они направились через площадь к подъему на городской холм Керна. Дорога заняла не более четверти часа, в течение которых первый проректор расспрашивал Киллиана об условиях жизни и учебы в военной академии, мотивируя интерес тем, что и сам проходил там обучение, когда был в том же возрасте. Мужчине было интересно, как много изменилось в учебном заведении с тех пор, как он его закончил. Правда, тогда академия носила другое название, соответствующее имени правящего монарха, отца Алистара. Как оказалось, перемены в названии были практически единственными, но это была дань традиции. А в целом, все в стенах альма-матер осталось по-прежнему. Да и к чему менять уклад, который и так хорош и вот уже несколько столетий взращивает талантливых и преданных стране и королю офицеров?

Когда они дошли до нужного дома — двухэтажного, но не слишком большого особняка — паренек остановился и сказал, что дальше его провожать не нужно, попрощался с новым знакомым и дернул за шнур дверного звонка, а затем повернулся к матери и порывисто ее обнял напоследок.

— Киллиан, ты уверен, что не хочешь, чтобы я осталась ночевать у бабушки?

— Нет, мам, — твердо ответил мальчик, отстраняясь. — Тебе завтра к первому занятию. Если ты останешься, то точно не выспишься. Встретимся завтра, хорошо?

— Хорошо, — кивнула оллема и добавила: — Я люблю тебя, Киллиан.

— Я тоже люблю тебя, мам.

Паренек не проявлял ни доли смущения в присутствии лорда Двейна. Он, как настоящий мужчина, знал, что любви матери стыдиться нельзя.

Попрощавшись еще раз, мальчик вошел в уже отворенную слугой калитку и, не оборачиваясь, направился ко входу в дом.

Санна Линдберг проводила сына взглядом, полным тоски, проследила, как за ним закрывается дверь, и посмотрела на ночное небо. Свет звезд был странно размытым, но совсем недолго: женщина умела контролировать собственные эмоции и быстро взяла себя в руки.

Повернувшись к Маркасу, она улыбнулась и произнесла:

— Ну что ж, пойдемте обратно.

Мужчина кивнул и галантно предложил спутнице руку. Она приняла ее без колебаний, легко и естественно положив ладонь на сгиб локтя начальника. Несколько шагов они прошли в молчании, а потом первый проректор поинтересовался:

— Сколько лет Киллиану?

— Десять, — ответила Санна.

Маркас хмыкнул, а затем пояснил свой интерес:

— Очень здравомыслящий молодой человек. Даже как-то мальчиком его назвать не получается.

Метресса Линдберг улыбнулась:

— Уж не знаю, то ли это отцовская наследственность, то ли следствие ранней потери... Я сама замечаю, что он далеко не мальчик, а настоящий мужчина, хоть пока и маленький.

— А сколько было Киллиану, когда... — Маркас замялся. — Прощу прощения. Если вам неприятен этот вопрос, отвечать не нужно.

— Нет, я давно смирилась с этой потерей, — в голосе и выражении лица женщины не было признаков страдания, только легкий след светлой тоски. — Найоклас погиб, когда нашему сыну еще не исполнилось трех. Киллиан помнит его только по портретам и рассказам: моим и бабушки — матери Найокласа.

— А решением отдать его в военную академию...

— А это его решение. Самостоятельное и, как мне кажется, вполне осознанное. Киллиан заявил, что такая длинная военная династия не должна прерываться. Знаете, свекровь тогда заплакала — все же и мужа, и сына у нее отняла именно служба — но не возразила ни словом. Я последовала ее примеру и ни разу не пожалела об этом. Конечно, из-за его и моей занятости, мы видимся не так часто, как хотелось бы. Но я точно знаю, что могу им гордиться. Мой сын растет настоящим мужчиной.

Лорд Двейн ничего не ответил. Выдержав небольшую паузу, он снова задал вопрос:

— А что со способностями олламов? Они у него проявлялись?

— Он играет на рояле, но я пока не замечала за ним способности к воздействию или утонченному восприятию, — ответила метресса Линдберг.

— Они могут проявиться и позже, как вы знаете, — заметил Маркас Двейн.

Санна пожала плечами.

— Для меня это не важно. Будь мой сын хоть полнейшим бездарем в сфере музыки, я не стану любить его меньше. Да и если уж совсем начистоту: дар оллама — это большая ответственность, а на плечах Киллиана ее и так слишком много для десятилетнего мальчика.

— Не переживайте, Санна. Такие как он под грузом ответственности не ломаются, а становятся только сильнее, — ответил первый проректор.

Женщина мягко улыбнулась этим словам, ее взгляд сделался задумчивым, будто обращеным вглубь себя. Маркас невольно залюбовался одухотворенным выражением лица метрессы Линдберг.

Вместе они покинули тихий благополучный район городского холма и вновь оказались на площади, к тому времени опустевшей. Лорд Двейн стал оглядываться в поисках наемного экипажа и, когда нашел искомый объект, уже хотел направиться к нему, но спутница его остановила:

— Маркас, сегодня такой чудесный теплый вечер, да и не так уж и темно. Как вы смотрите на прогулку до консерватории?

— Исключительно положительно, — ответил он, хоть и не ожидавший такого предложения, но приятно ему удивившийся.