Lucky

Голос Харады чуть дрогнул, и Гендо понял, что, несмотря на годы, события тех дней все еще свежи в памяти сенсея и, по-прежнему, наносят ему душевную боль.

— Они нашли человека, и он был не просто хорошим мастером. Ни до, ни после я никогда не встречал таких, как тот боец. Едва вступив с ним в схватку, я вновь ощутил себя неопытным юнцом, не освоившим даже первого ката. Все мои победы, титулы и успехи, все они оказались растоптаны, сметены и развеяны по ветру за какие-то мгновения. Но я не мог сдаться, я поднимался вновь и вновь, даже когда он попросил меня не делать этого. Когда же ему стало ясно, что слова бесполезны, он сделал так, чтобы я больше не встал, — Харада демонстративно постучал своей палкой по искалеченной ноге.

— После этого вы больше не смогли сражаться?

— Сражаться — мог, но выступать — нет, — сенсей глубоко вздохнул и прикрыл глаза. — Он ударил там, где я не ожидал, сломав не просто мое тело, а всю мою жизнь и судьбу. Когда я понял это, то возжелал лишь смерти, но он отказался дать мне ее. Правда, там были те, кто привел этого человека, и те, кто желали увидеть мое унижение, — Харада приглушенно хмыкнул. — Они исполнить мою просьбу были не против. Но он не дал им этого сделать ... Он убил их, оставил меня и ушел, не сказав ни слова.

— Вы так и не узнали, кем он был?

— Узнал. Следующие пять лет моей жизни были посвящены лишь тому, чтобы найти этого человека и задать простой вопрос. "Почему?", — казалось, мир вокруг седого мастера додзё замер, боясь пошелохнуться и разрушить иллюзию воспоминаний, что разворачивалась перед его невидящим взором, и Гендо вдруг осознал, что и сам затаил дыхание. — Я нашел его, когда уже почти отчаялся. Нашел там, где меньше всего рассчитывал. Он ждал меня на пороге моего родного и давно покинутого дома... Я так и не задал ему тот вопрос.

— После всех тех событий вы и стали тренировать учеников, открыв свой собственный зал?

— Да, учить и наставлять других оказалось для меня гораздо сложнее и интереснее, чем продолжать совершенствоваться самому. Но я никогда не встал бы на этот путь, если бы мой прошлый выбор не был бы так грубо сломан, в прямом и в переносном смысле.

— Вы говорите о том человеке очень уважительно, даже, несмотря на то, что он с вами сделал, — заметил Гендо.

— Он сделал меня тем, кто я есть, здесь и сейчас, — пожал плечами Харада. — К тому же, он был действительно великим мастером. Помнишь, я сказал, что уже видел однажды, как человек ловит пулю голой рукой? — сенсей насмешливо дернул уголком губ. — Та пуля едва не пробила лоб одного очень дерзкого упрямца...

— Кстати об этом, — после паузы, ушедшей на то, чтобы осознать все услышанное, Гендо снова вернулся к главной теме беседы. — Скажу еще раз откровенно. Моэ-кун ни за что не отступится, что бы вы ему теперь ни сказали. К тому же, может быть, он...

— Будет следующим великим мастером, изменившим мою жизнь? — грустно улыбнулся Харада, закончив мысль своего ученика, так и не прозвучавшую вслух.

— Ну, он же... смог.

— Если бы не это, мы бы еще этим утром вернулись домой в Мияшиту.

— Если бы не это, то Моэ-кун не дожил бы до этого утра, — в оценке недавних событий Гендо был более реалистичен, нежели мастер. — Мы ведь все равно вряд ли смогли бы предотвратить его стычку с теми бандитами.

— Верно. Но, тем не менее, это лишь еще один повод для меня, чтобы не желать для Моэ такой искалеченной судьбы, что выпала мне, — снова с печалью в голосе ответил Харада. — И очень рассчитываю на твою помощь в этом деле, Гендо-кун.

— Если таково ваше решение, сенсей, то я буду ему повиноваться, — с той же тихой грустью отозвался собеседник.

— Что ж, значит, пора нам сказать об этом ему самому.

Войдя обратно в зал, сенсей и Гендо замерли почти у порога, с некоторым удивлением воззрившись на открывшуюся им картину. Шишигавара, которого они ожидали застать за очередным комплексом упражнений, исполняемых в обход указания "отдыхать", сидел на татами в "позе лотоса" и... медитировал.

Это зрелище настолько поразило Хараду и Гендо, что они невольно переглянулись. О том, что Моэ довольно предвзято относится к этой части учебной программы, а говоря по-простому, считает ее полной чушью, мастеру и его старшему ученику было прекрасно известно. Тем неожиданней было для них видеть за подобным занятием этого всегда порывистого и прямолинейного парня. Свет из высокого окна под потолком, падавший на замершую фигуру Моэ желтыми косыми лучами, еще больше придавал происходящему какой-то элемент нереальности.

— Надо же, — вырвалось у Гендо.

— Поразительно, — не смог не согласиться сенсей.

При этом Харада отчетливо вспомнил, что до того случая, который переменил его жизнь, и о котором он недавно рассказывал Гендо, он сам тоже никогда всерьез не придавал значения таким вещам как медитации и прочие сложные техники, позволявшие работать с "внутренними энергиями" тела. Свою ошибку он осознал слишком поздно. И этого старый учитель тоже боялся, сравнивая Моэ с собой. Но неужели, парень сумел сам во всем разобраться? А ведь как долго и, главное, безрезультатно пытался достучаться до него Харада...

— Тот самый второй, ты сказал...

— Это вы сказали, сенсей.

Едва они снова стронулись с места и подошли к медитирующему Шишигаваре, как Моэ открыл глаза. Но не потому, что услышал шаги, а потому, что почувствовал рядом появление знакомых людей. Внимательно изучив сначала хитрую улыбку Гендо, а затем, переведя взгляд на Хараду, парень подозрительно прищурился.

— Харада-сенсей, я надеюсь, вы пришли не за тем, чтобы пытаться отговорить меня от участия в финале? А то, если вы тут решили попробовать мне помешать в этом деле, то готовьтесь быть посланным далеко и надолго! — без тени улыбки заявил Моэ с заметной ноткой вызова в голосе, продолжая буравить наставника тяжелым угрюмым взглядом.

— Никакой почтительности к старшим, — закашлялся Гендо, с трудом сдерживая смех.

— Ты, по-прежнему, становишься очень дерзким, Моэ, когда чувствуешь преграду на пути у своих желаний, — покачал головой сенсей. — Такая наглость когда-нибудь обязательно обернется против тебя.

— К этому я готов, Харада-сенсей. Моя короткая, но богатая на события жизнь, приучила меня нести ответственность за проявления своей наглости без отговорок. Равно как и за данное мною слово, вроде того, что вы получили от меня недавно, — Моэ потянулся, делая вдох, и вскочил на ноги одним рывком из сидячего положения. — А, кроме того, я привык заставлять других нести такую же полную ответственность за их действия. Причем вне зависимости от того, желают они этого или нет.

— И сейчас у нас речь идет о конкретном человеке, — протянул Гендо, уловив явный намек в словах Шишигавары.

— Да, — кивнул Моэ. — И поэтому я очень надеюсь сейчас на то, что он не пожелает сбежать, просто снявшись с участия перед самым финалом.

— Вижу, у тебя прекрасный настрой, — вздохнул в ответ на это Харада, и Гендо заметил, как губы учителя изогнулись в улыбке, сочетавшей в себе в равной мере довольство, гордость и благодарность. — И ты действительно по-настоящему готов, Моэ-кун. И, наверное, мне на старости лет будет простительно еще раз попытаться поверить в чудо...

— Спасибо, сенсей. А то не хотелось грубить вам в такой важный день.

— Чую, будет в этом финале занятное зрелище, — Гендо подвел итог так и несостоявшейся на словах, но все-таки случившейся здесь беседы между мастером и человеком, ставшим для последнего чем-то большим, чем "первый и лучший".

* * *

В плотном окружении из охранников и "синепузых" наша троица с немалым трудом протолкалась сквозь солидную толпу журналистов, покарауливших нас у самых дверей на главную арену. Прежде мне еще никогда не приходилось сталкиваться с настолько назойливым вниманием к своей персоне, и не скажу, чтобы в этом было хоть что-то приятное. Слепящие вспышки множества фотокамер и бессмысленный гвалт из вопросов, ни один из которых невозможно разобрать при всем желании, определенно были не тем, чего мне хотелось бы в такой момент. К счастью, поблизости был Гендо-семпай, который сразу заметил мою мрачную физию и, наклонившись к моему плечу, быстро шепнул:

— Она взяла победу на второй минуте, семнадцать-два по очкам.

Несмотря на то, что этот поступок нарушил нашу с Гендо договоренность, ничего не сообщать мне о результатах финального матча Тацуки, пока я сам не завершу последний поединок на этом чемпионате, удержаться от невольной улыбки у меня не получилось. Да и настроение, действительно, как-то заметно улучшилось.

— Спасибо, семпай. Но потом я с вами поквитаюсь...

— Само собой, Моэ-кун, само собой.

Зрительские трибуны встретили нас ревом и громом оваций. В отличие от предыдущих дней в зале не было сторонних участников, и единственное подготовленное татами в самом центре огромной площадки выглядело как-то немного сиротливо. Но зато вся остальная обстановка и общая атмосфера соответствовали важности мероприятия на все сто процентов, включая пьедестал, убранный пока в угол арены. Церемония награждения участников должна была состояться лишь после того как завершаться финальные схватки во всех возрастных группах и боевых категориях.

Болельщики громко кричали и размахивали самодельными плакатами, на некоторых из которых, я к своему удивлению обнаружил собственное имя. Впрочем, длинных растяжек и полотнищ, где значилось имя "Рёманмару Дото" приправленное каким-нибудь лозунгом или эпитетом, было куда как больше. Впрочем, на общем фоне трибун всяких других баннеров, многие из которых наверняка были вообще еще не развернуты, было гораздо больше. Все-таки люди чаще всего пришли сюда посмотреть не только один наш бой. Но из любого правила обязательно бывает свое исключение. Было оно и здесь.

Вчерашняя компания так и несостоявшихся выпускников мияшитской школы, кажется, увеличилась раза в два и отличилась на этот раз еще даже больше, чем в прошлый. И хотя представители молодой поросли клана Коба и накинули, все как один, на плечи свои цветастые гавайские рубашки, это ничуть не мешало им щеголять обнаженными торсами. При этом на животе и груди у каждого якудза красовалось по латинской букве, которые все вместе складывались в мое имя на ромадзи. Впрочем, как и следовало ожидать от подобных фанатов, "надпись" была сделана с ошибкой. Вместо "W" на теле девятого здоровяка в верхнем ряду была начертана размашистая черная "V".

Шум в зале стал потихоньку стихать лишь, когда я и мои сопровождающие оказались у края площадки. Охрана и легавые остались у дверей, так что кроме судьи и четырех его помощников по углам, а также полудюжины "костюмов" за столом в отдалении, в центре зала никого не было. А затем трибуны взорвались повторно, а я невольно покосился в сторону боковых дверей, откуда появился мой противник.

Рёманмару Дото, шагавший в центре своей немалой свиты, произвел на меня странное впечатление. С одной стороны, я уже примерно представлял себе, какого рода будет сей фрукт, но с другой детали реальности оказались гораздо занимательнее моей фантазии. Дото оказался чуть выше меня ростом, и внешне выглядевшим покрепче, чем я или даже Рюдзаки. Широко разведенные плечи, небрежность в походке и безупречная осанка легко выдавали человека, привыкшего держать себя на публике. Холеное лицо, ухоженная кожа, длинные темные волосы, сейчас собранные назад за счет головной повязки с иероглифом "сокрушение", и, надо полагать, безупречная улыбка, наверняка, делали этого парня просто безмерно популярным среди ровесниц. Может быть, Дото и не родился красавцем, но на то, чтобы он им стал, ушло явно немало денег и времени. В скупых движениях парня прослеживалось что-то с намеком на аристократизм, а миндалевидные глаза были все время слегка прищурены, взирая на мир с эдаким пренебрежением.

Странно, но раньше, повстречай я такого субъекта, то избавиться от желания подпортить этот утонченный облик хотя бы в малом, мне было бы очень сложно. Что поделать, хоть мы и находились с Рёманмару, по сути, на одной половине "социального" поля в том, что касается способов существования и, так сказать, происхождения, но были при этом на совершенно разных полюсах данной теневой стороны. А классовую ненависть в ее самом чистом и незамутненном виде пока еще никто не отменял. Многие считают, что такое чувство рождается от зависти к кому-то более успешному или активному, но... В моем случае эта неприязнь относилась далеко не к каждому, кто был просто богаче, а только к вполне определенным категориям людей из этого класса.

И хотя многие могут назвать этот вопрос риторическим, он все равно остается важен и интересен. В чем успешность детей богатых родителей? Только в том, что они росли в лучших условиях и теоретически могут получить более качественное образование, стартовые возможности и общее развитие? Да, это есть. Но многие ли из них понимают это и пользуются именно в таком ключе, чтобы стать столь же успешными и выдающимися, как их матери и отцы? Или же большинство из них просто считают такую жизнь само собой разумеющейся и начинают воображать, будто имеют какие-то особые права и привилегии? Вот то-то и оно.

В старые века военная аристократия Японии, как и любой "служилый круг" в других странах, по крайней мере, отрабатывала (или как минимум пыталась это делать) свои особые права на войне, проливая собственные пот и кровь. Конечно, всегда были те, кто этого не делал, но формально числился в данных сословиях. И их поведение, на мой взгляд, было тем же самым, что ужимки всяких отпрысков богатых и властных родителей. Человек должен делать себя сам, и плевать на его происхождение. Честь предков, о которой любит поболтать в нашей стране каждый второй, и даже кровь, что течет в твоих жилах, не дает никому никакого права смотреть свысока на других. Напротив, эти вещи — твоя кабала и тягло, твоя ответственность, и ты обязан не уронить, не замарать их своими поступками. Но понимает это далеко не каждый, и даже не один из тысячи. Будучи лишенным в жизни такой вещи, как "изначальный родительский вклад", я пришел к таким выводам исключительно на собственном опыте и тех знаниях, что получал сугубо практическим путем. И пока ничто и никто не смогло поколебать мою точку зрения на этот счет.

Тем забавнее был тот факт, что Рёманмару Дото уже не вызывал у меня раздражения или чего-то еще связанное с этой областью рассуждений. Видимо, человек, который тебе уже изначально максимально ненавистен, причем, совсем по иной причине, не может вызвать еще больше внутренней злости. Но не стоит забывать и о самоконтроле. А потому, я так и не позволил появиться на своем лице хищной улыбке или каким-либо другим признаков радостного предвкушения. Не знаю, сказали тебе, приятель, о том, кто я и что могу, или же нет, но ты решил выйти на этот бой, и получишь не только свою личную виру, но и за всех тех, до кого я никак не смогу дотянуться...

Среди, не менее чем трех десятков людей, сопровождавших Дото, на фоне общей массы безликих помощников и прочей "обслуги" особенно сильно выделялись четверо. И если с невысоким жилистым стариком-сенсеем, обладателем роскошных седых усов, все было понятно сразу, то троица, державшаяся прямо за спиной у финалиста, могла бы вызвать у неподготовленного человека целый ряд занятных вопросов. К счастью, или нет, но я уже попал в число тех, кому не требовалось гадать, кого именно он сейчас видел перед собой. Братья Рёманмару не обманули своим внешним видом моих предварительных ожиданий.