Переваривать услышанное за ночь начал лишь ближе к обеду. С утра со мной знакомились заместители, отсутствовавшие на момент моего зачисления в штат организации, затем они, удовлетворившись увиденным запрягли меня на работу, не дав даже толком позавтракать и только после того, как я снова вернулся к своим непосредственным обязанностям можно было на ходу поразмыслить. Сегодня у меня, скорее всего до самого вечера, снова таскание воды вёдрами.

Дед доходчиво объяснить не сумел из-за чего конкретно началась цепная реакция, а выдвигать свои предположения по этому поводу я не тороплюсь, версий может быть много и останавливать свой выбор на одной из них, не зная истинных причин её начала, будет неправильно. Произошло и произошло, сейчас это событие меня мало трогает, больше занимает другое, получается так, что какое то время назад мне его удалось избежать, так и непознанным до сих пор способом. Ладно об этом потом. Что там дальше старик рассказывал? Вспомнил, он говорил про то, что планету трясло, заливало, и ломало на куски, жизни людей и всего живущего на нашей матушке земле, заканчивались в одночасье такими количествами, о которых даже подумать страшно. Старый об этом в красках и со всеми подробностями поведал. Мне показалось, что он смаковал все эти ужасы, повторяя снова и снова, как гибли и мучились миллиарды. Может действительно показалось, дело то ночью происходило, а в это время суток чего только не померещится. Не важно, что об этом думает потомок переживших всё это людей, важно, что десятки миллионов гибли сразу в разных уголка взбунтовавшейся планеты, в этот факт я легко поверю, и ещё большее число после того, как им пришлось испытать на себе всю губительную силу экстремальных природных явлений. Сколько это продолжалось, об этом мне не доложили, но через какое то время, возможно через несколько десятков лет или даже больше, всё стало успокаиваться и приходить в норму, если конечно существующий климат и всё, что с ним связано, можно считать нормой для тех, кто остался в живых.

Время, отпущенное на ночь шло и в какой то момент я почувствовал, что мой собеседник устал говорить о крахе планеты, несмотря на то, что он коснулся этого человека лишь опосредованно. Его можно понять, последствия произошедшего люди до сих пор на себе ощущают. Поэтому требовать большего, чем было уже сказано, я не пытался, напротив, своими вопросами подтолкнул старика к настоящему, оно меня больше интересует. И вот тут то на меня обрушилась вся неразбериха сегодняшних дней. В них намешано всё и оно так переплетено между собой, что разорвать вновь образовавшийся организм на части, навряд ли уже когда нибудь удастся, во всяком случае мне, человеку со стороны, это так показалось. Здесь крепко срослись между собой рабство и капитализм, первобытно общинный строй и военный коммунизм, одному из них я сам являюсь свидетелем, и даже социализм, где верхушке прислуживают купленные рабы, если верить словам рассказчика, где то тоже пытаются строить. Правда он конкретно такими словами не оперировал, возможно они ему и не известны, но суть происходящего до меня быстро дошла, всё же я дитя своего времени. А я ещё удивлялся, чтобы это всё значило, когда из темноты солеварни добрался до божественного света общины. Вот тебе и триста семьдесят третий год, новой эры.

Глава 8

Продвижение по местным реалиям осуществлялось у меня семимильными шагами и не беда, что пока я это делаю теоретически, с помощью моего добродетеля, согласившегося в деталях объяснить, что у них тут образовалось, после всемирного потопа, оставившего людям лишь жалкие куски суши. Каким образом, выжившим удалось узнать, что основная часть земли ушла под воду мне так и не смогли внятно объяснить. Зато очень доходчиво поведали, что такое солеварня, сожравшая двадцать кило моего веса, за месяц с небольшим, кому она принадлежит и почему так произошло, что люди, осуждённые на каторгу, отбывают её на частном предприятии, приносящем такие прибыли, которые в моё время не снились и наркобаронам. Рассказали, кто захватил власть в ближайшем от общины городе, действительно большом и стоящем здесь аж со старых времён, правда мне предстоит проверить, такой ли уж он большой на самом деле, не зря же один умный человек говорил: "Кому и кобыла невеста". Ещё дольше, но уже на следующую ночь, втирали почему горстка людей, приютивших меня после побега, была вынуждена покинуть насиженные места и как так получилось, что это благословенное место ещё никем не было занято, когда они нашли его. Много, очень много, вздыхая, кашляя и откровенно жалуясь, говорил Сильвио о болезнях, до сих пор, время от времени, косящих народ по чём зря, о небывалых урожаях, которые начали собирать всего лишь лет десять назад, да ещё и не по разу за календарный год. Не так много, но довольно жёстко и зло, почти ругаясь, ознакомил меня этот человек о местной несправедливости, коварстве и откровенном цинизме, взявшими верх над всеми остальными человеческими качествами, в отдельно взятом городе, название которого мне ни о чём не говорит. Достаточно времени затратил он и на разные мелочи, без которых не обходится жизнь обычных людей, как ни странно они сильно не отличались от того времени, где я провёл большую часть своей жизни. В общем к воскресенью, когда после обеда был объявлен всеобщий выходной, был я достаточно подкован, чтобы окончательно разобраться, с помощью библиотеки Дена, насколько мне в эти дни говорили правду, а когда и мозги полоскали, от нечего делать.

Первая попытка припасть, так сказать, к истокам, закончилась неудачей. Ден ни в какую не хотел тратить свободное время на мою прихоть, но пообещал допустить меня к своим ценностям перед ужином минут на десять, не больше. Делать нечего, как говорили ещё мои предки: "Хозяин — барин".

Распевать застольные песни, как и все остальные члены общины не стал. Прослушивание двух первых вывело меня из себя. Заунывное блеяние про какую то девушку, ждущую непонятно чего и дома не приводило меня в восторг, вариант с парнем упавшим со скалы и разбившимся насмерть, звучал конечно лучше, но сегодня не то настроение, чтобы скорбь разыгрывать. Стараясь не привлекать к себе внимания, делая вид, что любуюсь окрестностями, шаг за шагом приблизился к выходу из долины, к той её части, где ручей падает в низ водопадом. Возле него встал на колени, попил водички, бросил быстрый взгляд назад, вроде никого рядом нет и хор на меня тоже кажется не пялится. Встал на ноги и одним движением зашёл за огромный кипарис, а уже оттуда быстро пошагал к тому месту, где припрятал своё барахлишко. Пришло время сменить ему прописку, перенесу его ближе к дороге, ведущей в город. Сделать это не просто, надо будет пробираться через заросли плотно облепившие склоны гор и идти сквозь них желательно так, чтобы не привлекать внимание жителей долины, не стоит отвлекать людей от радостного мероприятия, у них выходные не так часто случаются. Сложно это, спору нет, но других вариантов у меня всё равно не просматривается, не потащу же я пакет с банками, штанами и грязными кроссовками у всех на виду, не дай бог кто увидит, тогда считай всё, легенде моей каюк придёт, а что за этим последует догадаться не трудно. Другой же дороги в город нет, а бросать дорогие, в прямом смысле этого слова, вещи на произвол судьбы непозволительная роскошь, у меня на них большие виды. Даже не так, это единственная надежда на моё светлое будущее и будущее моего товарища, спасшего, можно сказать, мне жизнь и теперь ждущего от меня того же самого.

— Ну ты где шлялся? Я же ясно сказал перед самым ужином, а не вовремя его. Ты что думаешь мне заняться больше не чем? С девчонками нашими небось развлекался? Смотри Влад, я тебя предупреждал — выговаривал мне Ден, по дороге к своему дому.

— Я помню, по этому поводу ты во мне можешь не сомневаться. Пацан сказал, пацан сделал. А задержался, на работе, корм подбрасывал баранам, не могу я смотреть без содрогания, как козлы у них траву отбирают.

— Ну тогда ладно, а я думал ты...

— Нет, на работе. Точно тебе говорю. Вон хотя бы деда спроси, он свидетелем был моего благородного поступка — не дал я договорить главе общины.

— Это хорошо, даже похвально. Совсем ты нашим стал, как я погляжу. А книжки то тебе зачем? Ты читать то хотя бы умеешь?

— Читать умею. Но не для того я их посмотреть хочу, чтобы буквы в памяти освежить. Была у меня одна книжка, раньше, может и у тебя такая же есть, чем чёрт не шутит. Тут видишь ли в чём дело, по дому я очень скучаю, родных давно не видел, так хотя бы книжку повидать знакомую, глядишь и легче станет — понесло меня.

— А чего же раньше не сказал, что тебе для этого надо. Неужто я бы не понял?

— Стеснялся — решил я до конца доиграть роль.

Думаю, сам Станиславский мне бы аплодировал, случись ему присутствовать во время моего перевоплощения. Всего несколько фраз и десять обещанных минут превратились в двадцать, и вот их то мне хватило, чтобы найти то, что искал. Среди двух книг с оторванными корешками, томика Жюль Верна, без задней корки и нескольких последних страниц, "Графа Монте-Кристо", как ему и положено быть, в почти идеальном состоянии и "Трёх мушкетёров", развалившихся ровно на четыре части прямо у меня в руках, нашёл очень хорошо знакомый мне учебник истории для одиннадцатого класса, "Россия и мир", две тысячи десятого года издания. Его я даже открывать не стал дальше первой страницы. Удостоверился, что год там стоит тот, который и должен стоять, посмотрел на него внимательно, снова закрыл сильно постаревшую, изменившуюся до неузнаваемости обложку, легонько, так чтобы не повредить, погладил её и поставил книгу на место.

— Она — тихо спросил меня Ден, заметив наши с ней отношения.

— Она — ещё тише ответил я.

— Ну ты так то не убивайся. Через три дня братья в город поедут, бывают там люди из ваших мест. С ними поедешь, а вдруг кого из знакомых или родных встретишь — предложил мне хозяин этого антиквариата.

— Спасибо тебе — не ожидав такого участия в своей судьбе, вполне искренне поблагодарил я Дена и не много помолчав, добавил: — Друг.

Хозяин дома, на удивление, не торопился со мной расставаться, хотя я готов был сразу же после выяснения интересующего меня вопроса покинуть его. Он взял с полки одну из книг и стал рассказывать о том, каким образом она оказалась в его коллекции. Затем, поставив томик на место, взял другую и вспомнил, как этот, хорошо сохранившийся экземпляр, достался ему, сетуя на его дороговизну. Слушал я, человека с горящими глазами, больше из уважения, но, когда речь зашла о деньгах мне стало интересно, сколько же может стоить обычная, в моём понимании, книжка, в этих краях и где такими вещами торгуют.

— Ты говоришь, что отдал за эту книгу большие деньги — прервал я Дена. — А большие это сколько?

— Целую тысячу заплатил — не задумываясь, ответил он и сразу же продолжил рассказывать, давно зашедшую для меня в тупик, историю о потрёпанном временем и людьми, антикварном издании, показавшемся мне до боли знакомым.

Хороший ответ, прямой и честный, только легче от него не стало, не владею я здешними ценами, так что сравнивать мне не с чем. Но запомнить эту цифру смысл есть, так как имею я огромное желание кое что из своих вещей тоже кому нибудь продать, но пока не знаю кому и главное где. Последнее меня очень сильно интересует и об этом я не прочь хотя бы что то разузнать, прямо сейчас. А почему бы и нет, раз у нас такой разговор завязался?

— Тысяча — это очень большие деньги — оценив интонацию, с которой была озвучена сумма покупки, согласился я с Деном. — А где ты её оставил?

— Да, где же. В "одиночке" конечно, где же ещё — поставил он меня, своим ответом, в очередной тупик.

Слово "одиночка" слышу уже не в первый раз, но мне так и не удалось толком разобраться, что же оно из себя представляет на самом деле. Спрашивать же кого то о нём, мой новый статус не позволяет, так как новые земли и "одиночка" каким то образом связаны между собой и стало быть не знать о них, я не имею права. Что же, кое что сумел выяснить и на этом спасибо, с остальным позже разберусь. А что ещё остаётся?

Продолжение рассказов Сильвио слушал в пол уха, нового они мне ничего не открывали, лишь более яркими красками дополняли уже ранее услышанное. Зато реальное подтверждение всего случившегося, много веков назад, вызвало у меня такой приступ ностальгии, яростный и всепоглощающий, что справлялся с ним с трудом, еле сдерживаясь, чтобы не впасть в глубокое отчаяние. Одно дело, когда знаешь: твои родные и близкие живы, и здоровы, а у тебя только трудности с тем, что ты не можешь встретиться с ними и совсем другое, когда ты почти уверен, что они уже погибли или прямо в эту самую минуту страшно страдают, если использовать время, по которому я ещё совсем недавно сам жил. Это, как катастрофа междугороднего автобуса или даже воздушного лайнера, в которой ты потерял всех самых дорогих тебе людей. Справиться с таким, даже с помощью психологов, обычно помогающим пережить подобные стрессы, не каждый в состоянии.

Заглушить, так и не прошедшую к утру боль, пробовал работой. Под недоуменные взгляды Сильвио Ивановича, словно заведённый, чистил загон, выгребая из него накопившееся за несколько дней дерьмо, пытаясь таким образом с корнем вырвать из сердца засевшую в нём огромную занозу. Но загасить переживания, от возможно ещё и не свершившейся потери, оказалось не так просто, как избавиться от нечистот. Дерьма в стойле уже почти не осталось, а сердце так и продолжает ныть. Спасибо миловидной, рыжеволосой и конопатой девчонке, от которой мне каждый вечер доставался подарок в виде пол литрового стакана молока, воспринимавшийся мной уже, как что то само собой разумеющееся. Не знаю каким она местом почувствовала, что со мной происходит чего то не ладное, но её незатейливая фраза, брошенная в мою сторону мимоходом: "Не волнуйся так, всё образуется", подействовала на меня словно указ о помиловании, на приговорённого к смертной казни. А и в самом деле, чего это я так разволновался? Дома меня наверняка уже давно похоронили, пускай мать с отцом в это и не поверят, до конца своих дней, ну а все то остальные точно смирились с тем, что последняя их встреча со мной, действительно была последней. И чего я тогда так переживаю о погибающем мире? У меня сейчас голова о другом болеть должна, о том, как самому выжить в этих экстремальных условиях. Всё, хватит страдать, пришло время для принятия серьёзных решений, пора заканчивать с нерешительностью и с разгребанием навоза на чужом празднике жизни. Надо сделать всё, чтобы самому стать полноправным членом этого праздника, с учётом прояснившихся совсем недавно обстоятельств. Всё таки мои знания, понимание ситуации и даже возможности не в пример выше, чем у многих других здесь проживающих. У меня, где то совсем рядом, целый автомобиль стоит, с кучей полезных вещей в нём и человек, знающий про жизнь наверняка больше моего, а это может дать такую фору, такой стартовый капитал, которых не было у тех, кто в данный исторический отрезок времени правит бал на этой территории. И чего это я тогда в дерьме копаюсь? Хватит, потаскал соль на халяву, помог, чем смог, добрым людям, пора и на своё будущее поработать.