Первым делом Рози направили к здешнему школьному психологу — на осмотр. Я решил малышку нашу сопровождать. Вошли мы, значит, в кабинет. Мягкий ковёр, картины в широких рамах, резная деревянная мебель, резной письменный стол такой, знаете ли, 'под старину'. Прямо, камина не хватает.
— А Вы, молодой человек, этой девочке... — холодно спросила меня красивая женщина в белом халате.
— Старший брат. Двоюродный. Через родню свекрови сестры матери. Не важно! У Рози прямой родни не осталось, она сейчас с нами живёт.
— Вам, наверное, пора уже ехать домой. Или Вы девочку будете везде сопровождать?
Неприятная какая тётка. Что-то мне в ней не нравится, что-то с ней не правильно. Что-то в ней меня настораживает. На моём загривке даже мурашки засуетились: окапываться кинулись на всякий случай, наверное.
— Да. Знаете ли, первый день в новой школе — всегда стресс, а я бы хотел поддержать... сестрёнку.
— Мило, — сказала эта холодная женщина, и ни в её глазах, ни в её голосе не было ровным счётом ничего милого. — Проходите, присядьте.
Мы присели: Рози — на мягкий стульчик с фигурными ножками и низкой спинкой напротив психолога, а я — на кушетку в углу. Почему-то чувство у меня такое... ну, как когда я в мёртвом городе Хорроболь через площадь шёл, а в углу за полуразрушенной оградкой моб притаился. Я его ещё не разглядел, не оценил, но уже понимаю, что что-то в окружающем пространстве не так. Чувства уже обострились, подсознание уже решение приняло, и даже мурашки уже на свои позиции на загривке выдвинулись, только до сознания пока ещё не дошло, глаз из хаоса линий и полутеней цель ещё не выделил.
Чертовщина. Я старательно улыбнулся самой дружелюбной улыбкой из всего моего арсенала, главным образом, что бы себя успокоить. По правой ладони зуд прошёл, так вдруг захотелось копьё своё сжать. Ну, или катар дарёный. Я испугался, что катар мне сейчас на руку телепортируется, и быстро бросил свою мятежную ладонь шею массировать и затылок чесать. Улыбка превратилась в извиняющуюся.
Психолог окинула меня безразличным взглядом, словно рисунок на обоях. Вообще-то, моя реакция на посещение кабинета психолога меня не удивляет. А как ещё по-вашему должен реагировать на психолога человек, который регулярно сам с собой разговаривает? Да буквально в двух телах проживает! А заодно считает себя боевым магом, входит в замаскированный под редакцию стенгазеты клуб юных героев по спасению мира, разыскивается полицией и спецслужбами, обманывает учителей, одноклассников и собственного отца, и... и... и вообще — пришелец из иных миров, прячущий не то спасённую, не то украденную принцессу?
— Меня зовут Клара Сергеевна, — представилась школьный психолог, глядя на Рози. — А тебя, деточка?
А мне послышалось: 'Кара Сердитовна' — я даже моргнул удивлённо.
— Роузи, — представилась малышка Рози.
— Мило, — заявила психолог, но ни в её глазах, ни в голосе ничего милого так и не мелькнуло. — Я буду задавать тебе простые вопросы, Роза. Отвечай спокойно, не волнуйся: я оценок не ставлю. Я просто желаю с тобой познакомиться. Хорошо?
— Спрашивайте.
— Скажи, Роза, чем отличается самолёт от птицы?
Я узнал этот вопрос. Дело в том, что, как представитель мужского гражданского населения допризывного возраста, я состою на учёте в районном военкомате, и тот военкомат уже дважды устраивал мужской части нашего класса медицинский осмотр. Там нас измеряли, взвешивали, смотрели зубы, и делали флюорографию. И психолог там тоже был, и тоже вопросы глупые задавал. Как нам объяснили старшеклассники — это что бы дебилов выявить, и на учёт поставить. И вот этот вопрос там тоже был, и правильный ответ на него я, конечно, знал. Вот только Рози ни разу в жизни самолёта не видела. Вообще не известно, как именно ей слово 'самолёт' с нашего языка дух-переводчик переведёт. Вот ляпнет сейчас чего-нибудь такое, что мы с ней проблем огребём!
— Простите, — заявил я решительно, и даже с кушетки встал, — но ваши методички безнадёжно устарели.
Психолог медленно повернула ко мне голову, и вопросительно изогнула тонкую ухоженную бровь.
— Методички эти чуть ли не век назад напечатаны, ещё при Советском Союзе. Правильным ответом в них значится ответ про живое/неживое. Но по нынешним временам утверждение, что самолёт не живой не просто выглядит не толерантным, а прямо может под сто сорок восьмую статью уголовного кодекса Российской Федерации попасть.
— Сто сорок восьмую? — только уточнила у меня эта королева льда и стужи.
— Оскорбление религиозных чувств верующих. Не смотрите на меня так, это не я такой закон придумал, честное слово. Я даже за него не голосовал. Я пока вообще ещё ни разу не голосовал. Весь этот ералаш в законах и стране целиком на совести вас — взрослых. Я только хочу сказать, что у Рози дедушка был шаманом, и девочка воспитывалась в атмосфере шаманских и синтоистских взглядов.
— Синтоистских?
Ну да, синтоизм — он только в Японии есть. Кажется. Но в законе, наверное, прописаны основные религии, а шаманизм к ним не относится, вот я и сослался на синтоизм — что б дело под статью подвести. Ой, как-то это не хорошо звучит, когда рассказываешь. Ладно, я же ничего такого, я просто хочу слегка осадить докторшу, что бы та не давила на малышку Рози.
— Это про то, что всё имеет душу, включая самолёты, — со вздохом кивнул я. — Поймите, пожалуйста, с Рози так уж сложилось, что к ней нельзя с прокрустовой меркой нормальности из старых советских методичек подходить. Она воспитана в культурной среде, отличной от советской.
— Учту.
И всё — не тени эмоций, только холодное превосходство в глазах. Ей бы подошла роль: — 'Я робот! Я робот! Я пришла с миром! Убить всех людей!' Прямо, Оскара бы отхватила легко!
— А Вы, юноша, хотите поговорить об этом? — это она мне!
— О чём? — осторожно поинтересовался я, на всякий случай очень дружелюбно улыбаясь. Очень. Ещё с дружелюбием поднажать — и губы лопнут.
— Простите, — спокойно, как ни в чём не бывало, как бы мимоходом, о погоде, говорит ей наша малышка Рози, — но это Вы пригласили нас на беседу, и это Вы задаёте вопросы. Выходит, это Вы хотите поговорить об этом.
— О чём? — уточнила психолог.
— О духах, — не моргнув глазом, подтвердила малышка Рози. — Только о духах Вам не с нами надо говорить. А с ними!
— С кем?
— С духами же!
— И где же я их найду, детка? — поинтересовалась психолог, уверенно поднося к бумаге ручку, зажатую ухоженными белыми пальцами.
— Зачем же их искать? — удивилась малышка Рози. — Духи везде. Вы просто соберитесь с мыслями и говорите — они Вас услышат. А если сочтут важным, то и ответить найдут способ.
Тут психолог сделала очень удивлённые глаза. Дело в том, что авторучка в её пальцах написала не то, что собиралась написать сама доктор. А потом ручка из пальцев выскочила, и аккуратно легла на стол. А печать со стола подпрыгнула и смачно ударила в бумагу. Психолог ошалело уставилась на меня. Наверное, Розины штучки! Надо срочно что-то придумать, и 'прикрыть' малышку! Ей тут ещё учиться незнамо сколько.
— Это не мы! — быстро отмазался я. — Это...
А что мне тут сказать? Никаких идей вообще! Давай, Штирлиц недобитый, роди мысль!
— Это Ваша бабушка! — родил я. И в подтверждение своих слов уверенно ткнул пальцем в свободное пространство за спиной доктора.
— Бабушка?— удивилась та, как будто только вчера бабушка лично обещала ей не стоять приведением за спиной при посетителях.
— Ну, или прабабушка — это я уж извините! — промямлил я, делая шаг к двери задом.
— Мы пойдём, — решила Рози, и листик с росписью доктора и печатью взлетел со стола аккуратно ей в руку.
— Спасибо Вам, бабушка, — отвесил я на всяких случай короткий поклон. — И простите нас, если что не так.
От психолога мы заявились к директору, сдали бумажку с печатью, обменялись вежливыми улыбками, после чего мы с малышкой Рози были перенаправлены к учительнице.
Учительницей той оказалась милая и добрая молодая девушка, и я вздохнул с облегчением, и расслабился. Она объявила, что желает понять, что знает и умеет Рози, что той интересно, и насколько быстро малышка впитывает знания, что бы принять решение о том, в каких группах на каких предметах наша малышка будет заниматься.
— Учиться одной — так скучно! — улыбнулась учительница малышке Рози. — Мы с тобой обязательно выберем интересную компанию из трёх — пяти ребятишек, с которыми тебе, Рози, будет интересно обучаться вместе!
— Хорошо! — согласилась та.
Я засобирался уходить, попрощался, а малышка Рози, прощаясь со мной, попросила:
— Алекс, ты обещал мне лунный свет, помнишь?
— Помню, помню, — заверил я её, и быстро сумел придумать объяснение для учительницы: — это она про телескоп. Я обещал показать ей луну в любительский телескоп, но там проблема с ключами от чердака.
— Рози! Ты, правда, хочешь на Луну посмотреть в телескоп? — обрадовалась учительница.
— Ага, — тут же согласилась малышка Рози.
— Ну, так идём прямо сейчас! У нас классная обсерватория любительская оборудована на чердаке школы!
— Что? — удивился я. — У вас тут даже обсерватория есть?
— Не то, что бы настоящая обсерватория, но есть! — учительница подмигнула мне как-то почти по-хулигански. Положительно, мне нравится эта училка!
— А днём разве видно Луну? — удивилась малышка Рози.
— Ха! У нас — видно! — улыбнулась учительница. — Не так ясно, как ночью, конечно, но кратеры рассмотреть можно. А если останешься с ночёвкой — и не такое покажу!
И мы втроём отправились на Луну смотреть. Целый час незаметно пролетел, пока мы о Луне разговаривали. Эта учительница и принятая тут манера учить, не навязывая программу, а рассказывая о том, что тебя заинтересовало, мне так понравилась, что я бы, пожалуй, махнулся бы с малышкой Рози школами! Но, увы!
Уехал я оттуда с некоторым сожалением и со спокойным за Рози сердцем. По пути решил позвонить двойнику, узнать, как там в школе дела.
— Алло! — громким шёпотом прохрипел мне в ухо телефон.
— Цветочек в саду! — доложил я, и на всякий случай, покосившись на таксиста, повторил: — Повторяю: наш маленький цветок успешно цветёт в саду!
— Болезнь, что ли такая? — прохрипела трубка.
— Повторяю: Красная Шапочка спокойно жрёт сейчас пирожки у бабушки! — переиначил я.
— Э... с брусникой? — переспросил телефон, с минуту подумав.
— Всё хорошо! — передал я открытым текстом.
— Ну! — возмутился телефон, — Это уже ты вообще с шифром загнался! Как я должен догадаться, что такое 'всё хорошо'?! Эх ты, голова — два уха! Сперва надо было об условных сигналах со мной договориться, а потом шифрованными фразами разговаривать, а не наоборот!
Я нажал 'отбой'. И снова позвонил.
— Алло? — громким шёпотом спросил меня телефон.
— Как там дела? — спросил я.
— А! Та-ам! — с пониманием протянул телефон. — Э... Вальтер Модель двинул тигры и фердинанды на Курск.
— Офигеть! — удивился я.
— И не говори, — согласился телефон.
— Я сейчас с ума сойду, — честно признался я.
— Да не переживай! — успокоил меня телефон. — Гвардейцы Рокоссовского их остановят.
Я покосился на водителя ещё раз. Водитель покосился на меня, и принялся образцово-показательно насвистывать художественную мелодию.
'Давай рассуждать логически!' — приказал я себе, снова наживая 'отбой'. Вальтер Модель с тиграми, и Курск — это, наверное, отсылка к началу 'Курской дуги'. То есть, начинается что-то грандиозное и страшное! И кто у нас нынче за Моделя? Допустим, это спецслужбы. Тогда Рокоссовский — кто-то очень крутой. Тот таинственный Профессор? Хм, как-то он совсем не тянет на Рокоссовского. Ну, на профессора Мариарти бы — ещё туда-сюда, и то с натяжкой. Кто же может быть Рокоссовским? Алёна? Она-то точно на генерала тянет, не меньше. Что же получается? Спецназ окружил школу, а Алёна организовала активную оборону?! Бред!
'Конец логическим рассуждениям!' — понял я, и убрал телефон подальше в карман. Нужно встретиться лично, и всё выяснить. И о встрече по телефону договариваться не нужно — а то мы ещё больше запутаемся, и встретиться не сможем. Тут лучше на нашу с двойником взаимную телепатию положиться. Жаль, она работает с перебоями, как бракованный телефон.
Сначала я наивно планировал спрятаться в кустах на заднем дворе школы, но место было занято — там прятались курильщики — потягивали осторожно по очереди одну сигарету на троих. Тогда я решил смешаться с толпой. Толпа рядом со школой была в целых три человека, но все как-то быстро разошлись по делам. Тогда я принял отчаянное решение проникнуть в школу, и спрятаться в нашей комнате редакции стенгазеты. Благо дверь там, после того, как мы её нечаянно починили неправильно, открывалась без ключа: нужно было просто её за ручку немножко приподнять вверх. Наконец, мой двойник телепатически почувствовал мои метания, и вышел на контакт.
— Ну, чего? — шёпотом спросил он, войдя на цыпочках в комнату нашей редакции.
— Всё нормально, малышка Рози в новой школе, у неё всё хорошо, — заверил его я.
— А кто тогда пирожки там сожрал, я не понял?
— Прости, это просто я так неудачно шифровал сообщение, — вздохнул я. — Теперь объясни, что тут делает Вальтер Модель, и кто у нас за Рокоссовского?
— А? Это просто: когда ты позвонил, у нас был урок истории. Изучали 'Курскую дугу'.
— Тьфу ты! — не сдержался я.
— Ну, прости, — развёл мой двойник руками, — я тоже не удачно выразился.
— Давай честно признаем, — вздохнул я, — фиговые из нас шпионы!
— Просто надо наш план быстрее выполнить! — уверенно заявил мой двойник. — План у нас хороший, и непременно сработает!
— Надеюсь, что ты прав, — вздохнул я, подавляя в себе паническое желание предложить сдаться. — А когда эти твои спортивные сборы?
— Уже на следующей неделе! Удачно сложилось, да?
— Ох, не знаю! Продержимся ли мы ещё неделю?
— Хм. Есть такой японский иероглиф: 'ни-сы' называется! — хмыкнул мой спортивный двойник.
— Нет, нету, — озвучил я подсказку от своего 'духа-переводчика'. — В японском нет слога 'сы'. Са, со, су, си, сэ, и, кажется, всё...
— А вот с этим ты кончай! — тут же нахмурился мой двойник. — Кончай демонстрировать эту свою способность незнакомые языки понимать! Я вот как-то смотрел кино о том, как разведчики разных стран в годы второй мировой войны пытались германский шифр 'Энигма' взломать. Представь, что будет, если кто-то узнает, что есть паренёк, легко читающий любые шифровки!
В глазах на мгновение потемнело, я пошатнулся, и схватился за голову. Размер проблемы явно больше, чем мне казалось! Сдаваться живым точно нельзя!
— Вот именно! — кивнул мой двойник.
— А что там за записка была? — спросил я. — Утром ты звонил про записку.
Двойняшка мой протянул клочок бумаги — вырвано из ученической тетради, вырвано ровненько — под линеечку. Почерк аккуратный, чёткий: — 'Нужно встретиться. Объясню всё, что знаю. Это в твоих же интересах. В воскресенье подходи к школе в десять часов — пока другой на мотокроссе'.
