Лифт, наконец-то, закончил подъем. Двери разошлись, выпуская пассажира. Тот привычно прошёл к простенькой пластиковой двери, лишённой даже сенсора вызова. Перекинул один из пакетов в другую руку, а освободившейся вытащил из кармана коммуникатор, однако воспользоваться им не успел: дверь со скрипом открылась, и на пороге возник Винс, на котором из всей одежды были только спортивные штаны.
— Какие люди. Заваливайся, — кивнул он гостю, приглашая внутрь.
Батч отправился следом за хозяином квартиры, попутно захлопнув хлипкую входную дверь, за которой обнаружилась надежная стальная, закрывшаяся совершенно беззвучно. Из короткого полутемного коридора мужчины вышли в залитый вечерним солнцем холл. За спиной с лёгким шелестом упала вертикальная завеса жалюзи. Еще одна преграда класса "сходу не ворвёшься".
— Проходи, — Винсент сделал широкий жест, приглашая бывшего напарника в гостиную, в которой царил качественный холостяцкий кавардак.
Батч невозмутимо перешагнул через валяющийся на полу возле дивана смятый плед, коротким движением сдвинул громоздящиеся на журнальном столике пустые ланч-боксы и поставил на освободившееся пространство свои пакеты.
Винсент сгрёб коробки из-под еды.
— Ща приберусь, — сказал он, исчезая с ними в стороне кухни.
— Не перетрудись, — хмыкнул Батч и бросил в спину: — Хоть бы уборщицу вызвал.
Винсент в ответ крикнул:
— Похоже, придётся. Подруга хотела помочь. Только мы с ней увлеклись, убраться в итоге так и не успела.
— Да уж вижу. Срач, как в казарме рядовых, — сказал каратель, выставляя на стол бутылки, закуски, салфетки, пластиковые стаканы. — Только женских трусов на люстре не хватает.
Винсент, наконец, вернулся, перебросил с дивана в кресло какие-то шмотки:
— Падай. Не знал, что у карателей в казармах люстры есть.
— То есть наличие женских трусов всё-таки допускаешь? — хмыкнул гость, свинчивая пробку с бутылки виски.
— Насколько знаю карательские нравы, всё, что может висеть в казарме женского — это удавившиеся бабы, где-нибудь в подсобках.
— Плохо ты разбираешься в карательских нравах, — отмахнулся Батч, усаживаясь. — Если какую неудачницу в казарму рядовых вдруг затащат, то повеситься ей уж точно не дадут, как бы ни умоляла. А вот в развлекательных корпусах, там, да, недосмотры случаются.
Винс открыл коробки с закусками и упаковку одноразовых столовых приборов.
— Ишь, как ты подготовился, — хмыкнул он. — Бумаги туалетной, часом, не взял?
— Не взял. Вон, салфетки, если надо.
Рейдер засмеялся:
— Ценю основательность подхода.
— Знал, куда иду, — невозмутимо ответил гость, разливая виски по стаканам. Следом вытащил из кармана рубашки и положил на стол чип. — Привет от Эледы.
— Спасибо, — Винс придвинул чип к себе. — А ты назад когда?
— Завтра к полудню.
— Отлично. Тут рядом неплохое место открылось. Широкого профиля, так сказать. Часам к одиннадцати предлагаю посетить. Ну? За встречу?
Он поднял стакан.
Батч кивнул:
— За нее.
* * *
Никогда еще Джеллике не было так жутко. Никогда. А ведь ей казалось, будто за время жизни в этом доме она прошла все стадии ужаса. Но нет, мистер Парсон оказался полон сюрпризов. Очень страшных сюрпризов.
Обычно хозяин приходил с работы в одно и то же время — без десяти шесть. Он никогда не опаздывал. Даже на секунду. Джеллика не понимала, как у него это получается, но когда часы в гостиной показывали пять пятьдесят, в замке раздавался едва слышный шелест ключ-карты.
Но не в этот вечер.
Джеллика была в ужасе — она не знала, что делать! А ещё в её душе теплилась робкая надежда, что мистер Парсон не придёт. Никогда больше не придёт. Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. И она освободится. Может, его сбила машина? Или он оступился и упал на монорельс в подземке? Глупости. Мистер Парсон не пользовался подземкой, да и под машину попасть не мог, он был очень аккуратен во всём, что касалось безопасности.
Однако часы показывали пять пятьдесят, а за входной дверью царила тишина. Потом часы показали шесть вечера. И по-прежнему тихо. Джеллика запаниковала. К приходу мистера Парсона ванна должна быть наполнена, ужин подан, но... мистер Парсон не приходил! Ванна остывала, ужин тоже. Горничная дважды спускала и доливала воду, чтобы та была горячей. Но стейк с кровью не разогреть! А мясо под фольгой уже перележало, стало волглым, теплым и мерзким... Мистер Парсон её убьет.
Можно, конечно, пожарить еще один стейк, но если хозяин вернется именно в тот момент, когда Джеллика готовит, он придёт в ярость. Прислуга должна встречать у двери. Если же она звенит тарелками на кухне, а не стоит по струнке у порога... Ему будет плевать, что он опоздал, главное — появится повод для наказания.
И мисс Тарукай металась в страшной растерянности. Она то уверяла себя, что мистер Парсон больше не придёт, то с содроганием думала, что он почти наверняка явится в дурном расположении духа, то хотела бежать к плите.
Внутри всё мелко-мелко дрожало.
Шелест ключ-карты в замке раздался в шесть сорок четыре. За это время Джеллика успела раз десять добавить в ванну горячей воды и пены — вздрагивала от каждого шороха, но всё-таки не прозевала возвращение хозяина. И когда он вошел, с улыбкой встретила на пороге.
— Добрый вечер, мистер Парсон, как прошел ваш день?
Если бы кто-то спросил Джеллику, почему она задала этот вопрос, она бы не смогла ответить. Прежде мисс Тарукай никогда ни о чем хозяина не спрашивала. Попробовала бы она что-то у него спросить!
Но сегодня горничная пребывала в таком смятении, в таком гнетущем ожидании наказания, что в груди холодело, а в животе все внутренности свернулись в дрожащий узел. Вот почему она даже не сразу поняла, что именно сказала. Когда же поняла, в ушах зашумело и во рту пересохло. В голове осталась только одна мысль: "Стейк совсем остыл".
А потом мисс Тарукай, наконец, разглядела мистера Парсона.
Прежде она не видела его таким: умиротворенным, расслабленным, словно бы даже чуточку безвольным.
— Джеллика... — сказал он. — Дже-е-еллика-а-а...
И привалился плечом к стене, глядя на горничную с безмятежной улыбкой. Его волосы были растрёпаны, светлая сорочка забрызгана чем-то тёмным, галстук слегка ослаблен, а дорогой пиджак мистер Парсон держал перекинутым через плечо, отчего становился похожим на респектабельного бизнесмена с фотографии глянцевого журнала.
Если бы не пятна.
— Я скучал. А ты скучала?
— Да, мистер Парсон... конечно... очень скучала... — неуверенно ответила Джеллика, слыша и видя себя при этом будто со стороны.
— Я знал... и очень к тебе торопился, — с прежней улыбкой негромко произнес он.
Джеллика не представляла, как себя вести в такой ситуации, поэтому сказала то, что обычно:
— Ванна готова, мистер Парсон.
— Не-е-ет, — протянул он как-то по-детски капризно, но при этом вкрадчиво. — Я не хочу в ванну.
— Вам... вам... — горничная поспешно придумывала хоть какие-то аргументы. — Вам надо расслабиться после тяжелого дня! — выпалила она.
Мужчина блаженно вздохнул:
— Да. Наверное.
— Давайте ваш пиджак, сэр.
Он посмотрел на пиджак с каким-то недоумением и передал его собеседнице.
— Ты права... — хозяин потянул узел галстука, и в этот миг Джеллика, наконец, обратила внимание на его руки.
Сердце у неё подпрыгнуло к горлу вместе с комом тошноты. Костяшки ухоженных пальцев мистера Парсона были ободраны в кровь. Господи... кого он бил?! И что теперь с тем несчастным? Боже...
Впрочем, Джеллика без лишних вопросов, с улыбкой приняла пиджак и галстук, а сорочку хозяин просто бросил на пол. После чего ушел в ванную.
Горничная подхватила с пола одежду и расправила ткань. Кровь. Это надо срочно застирать, иначе не выведется. Но ведь ужин не готов!
Мисс Тарукай метнулась в прачечную, запихала сорочку в барабан стиральной машины, трясущимися руками налила пятновыводитель, порошок, кондиционер, выставила режим стирки и помчалась на кухню. Холодильник. Свежий стейк. Раскалённая сковорода. Шипение мяса. Умопомрачительный запах мраморной говядины. Стук ножа по разделочной доске. Салат. Лёгкая заправка. Стейк под фольгу. Успела.
Не совсем. Когда она выскочила в гостиную, хозяин с закрытыми глазами сидел в кресле, откинувшись на мягкую спинку и вытянув длинные ноги. На мистере Парсоне из всей одежды были только спортивные штаны. И это тоже оказалось из ряда вон выходящим, ведь Джеллика никогда не видела его ни в чем, кроме деловых костюмов или, в крайнем случае, джинсов.
— Сэр, — неуверенно окликнула горничная. — Ужин готов.
Мужчина с трудом разлепил веки и посмотрел на неё мутноватым, будто бы пьяным взглядом.
— Я не хочу есть.
Стараясь говорить как можно ласковее, девушка произнесла:
— Но ведь уже вечер, надо подкрепиться, — она бросила короткий взгляд на его безвольно свисающую с подлокотника руку. — Вы ударились. Это надо обработать.
Он снова улыбнулся странной умиротворенной улыбкой:
— Мне нравится твоя забота.
Джеллика расценила это как согласие и ушла за аптечкой. В кладовой она несколько секунд стояла рядом с полками, унимая бешеное сердцебиение и дрожь в руках, поэтому, когда вышла, снова выглядела совершенно спокойной. Встала на колени рядом с креслом, осторожно взяла руку мистера Парсона, бережно, почти ласково (он ведь ударит, если она причинит ему боль) промокнула рассеченную кожу тампоном с антисептиком, а потом побрызгала регенерирующим спреем и накрыла медицинской пластырной салфеткой. То же самое проделала с другой рукой.
— Я пока накрою стол, — сказала она. — Когда закончу, раны уже затянутся.
— Спасибо, — ответил мистер Парсон, снова прикрывая глаза.
Горничная на мгновенье застыла. Но только на мгновение. Хозяин никогда прежде её не благодарил. Мисс Тарукай с трудом уняла дрожь в коленях, забрала аптечку и ушла на кухню.
Пока она сервировала ужин, мистер Парсон сидел в своём кресле и будто бы дремал. Однако когда Джеллика неслышно вошла с подносом в гостиную, хозяин открыл глаза и сказал:
— Ты единственный человек в мире, Джеллика, которому не всё равно, что со мной происходит.
Девушка не нашлась, что на это ответить. По большому счету ей хотелось истерично расхохотаться, ведь мистер Парсон и сам не догадывался, насколько был прав.
— Я не хочу есть, — снова повторил он.
— Хотя бы салат, — жалобно попросила горничная.
— Ну, хорошо, раз ты настаиваешь...
Джеллика придвинула столик, налила вина, разрезала стейк, помня, что руки у мистера Парсона ещё недостаточно зажили, постелила ему на колени салфетку. Пока она ухаживала за хозяином, тот задумчиво за ней наблюдал.
— Приятного аппетита, мистер Парсон, — девушка развернулась, чтобы уйти, но сильная рука перехватила ее руку чуть выше локтя.
— Нет.
И у мисс Тарукай в животе снова свернулся ледяной узел.
— Я же сказал, что не хочу есть, — в его голосе прозвенел металл.
Джеллика сделала трудный вдох, нацепила на лицо улыбку и повернулась:
— Компрессы уже можно снять.
Он позволил убрать с рук пластырь. Раны, и правда, затянулись. Это был очень дорогой регенерирующий спрей. И очень эффективный. Уж Джеллика-то знала.
— Иди сюда, — мистер Парсон вдруг притянул горничную к себе, вынуждая опуститься к нему на колени. — Я так соскучился, — он прижался лбом к её виску.
Девушка окаменела.
Пальцы мистера Парсона зарывались в волосы на её затылке, гладили плечи... А мисс Тарукай сидела, словно истукан — застывшая, с идеально прямой спиной и примерзшей к губам улыбкой.
Вдруг хозяин рывком поднялся из кресла. Девушка испуганно вцепилась ему в шею, но, опомнившись, сразу ослабила хватку. Впрочем, её паника и растерянность остались незамеченными. Мистер Парсон куда-то пошел, крепко прижимая к себе свою ношу и бессвязно бормоча. От ужаса Джеллика ослепла, оглохла и лишь догадывалась, что они поднялись по лестнице... Более или менее она начала соображать только в хозяйской спальне, когда мистер Парсон опустил ее на кровать.
Горничную трясло. Она никогда не бывала в этой комнате. Самое запретное место в доме! Дверь сюда запиралась на ключ, к этому помещению не позволялось приближаться даже для уборки. Хозяин очень берёг личное пространство.
Огромная кровать оказалась мягкой. Такой мягкой, будто бы тело не лежало, а парило в воздухе.
— Девочка моя... — этот шепот вырвал Джеллику из шокового отупения, она почувствовала, как мужские руки торопливо расстегивают пуговицы её униформы, возятся с узлом кружевного передника...
О, господи!..
— Ну же, иди сюда, — мистер Парсон потянул её, вынуждая сесть.
Горничная поднялась — безвольная и покорная.
— Джеллика, ты не соскучилась по мне? — спросил хозяин внезапно изменившимся вкрадчивым тоном. Крайне опасным тоном!
— Я... я... — залепетала девушка. — Очень, сэр! Очень!
Выражение его глаз снова изменилось — взгляд из острого и прожигающего снова стал умиротворенным.
— Дейв, — поправил он.
До нее не сразу дошло.
— Что?
— Не сэр. Дейв.
— Да.
— Повтори.
— Я очень соскучилась, Дейв, — с трудом выталкивая слова, проговорила мисс Тарукай.
Она не могла называть его по имени! Её воротило от одной мысли, чтобы обращаться к нему, как к другу, как к равному. Всё происходящее казалось дешёвым фарсом.
Мужчина стягивал с неё одежду, а Джеллика понимала: если она хочет дожить до утра, то просто сидеть и не сопротивляться — мало. Хозяин ждёт от неё чего-то. Наверное, взаимности.
Тогда она неуверенно коснулась его дрожащими руками. Она никогда прежде до него не дотрагивалась. Потому, наверное, ей мерещилось, что наощупь он будет мерзким, словно слизень. Но он, конечно, оказался самым обычным — тёплым, мягким. Впрочем, это лишь усугубило её отвращение. А ещё у него были нежные, как пух, волосы.
Джеллику замутило.
— Скажи, скажи, — требовал мистер Парсон.
Она сперва не понимала, чего он хочет, а поняв, давясь словами, выговорила:
— Я... люблю тебя, Дейв.
— И я тебя, — счастливо улыбнулся он. — Ты даже не представляешь, насколько сильно люблю, милая.
— Да, Дейв, — лопотала девушка. — Спасибо...
Она всё пыталась заставить себя думать о нём, как о ком-то другом... Но о ком? У неё никогда не было никого другого. Поэтому она закрыла глаза в надежде, что её коротких прикосновений ему окажется достаточно, и что на лице у неё не отразится то отвращение, которое она испытывала от его якобы ласк.
А ведь он и вправду её ласкал. Ни разу не придушил, не ударил, не укусил. Целовал! Больно, но не мучительно. И впервые они делали это на кровати. Полностью без одежды. Джеллику впервые не перекидывали через подлокотник дивана и не бросали на пол с задранным подолом.
Горничная с трудом сдерживала слёзы. Лучше бы он её избил, а потом всё закончилось, как обычно — за одну-две минуты. Но в этот раз он мучил её почти час. Крутил, то так, то этак. Она равнодушно подчинялась и слушала, как раз за разом пищат часы на его руке. Скорее бы всё прекратилось. Она уйдет, он заснёт, а утром жизнь вернётся на круги своя.
