— Но разве ты не... — быстро обратился к ней Стефан. — Бонни, разве ты не слышала, что Елена сказала в конце? — Нет. Что ты имеешь в виду? Я ничего не слышала; в то время ревел бушующий ураган.

— Бонни... — Взгляд Стефана был устремлен куда-то вдаль, и он говорил как будто сам с собой. — Это значит, что он, вероятно, также этого не слышал. А если он не знает, то не сможет нас остановить.

— От чего? Стефан, о чем ты говоришь?

— От поисков жертвы. Послушай, Бонни, Елена сказала что, если мы найдем выживающую жертву Клауса, то сможем найти способ остановить его.

Бонни пыталась все это осмыслить в своей голове.

— Но... почему?

— Потому что вампиры и их добыча, обмениваются своими мыслями, в то время как обмениваются кровью. Таким образом, иногда донор может узнать что-нибудь о вампире. Не всегда, но порой такое бывает. Именно это, должно быть, и случилось, и Елена узнала об этом.

— Очень, очень хорошо, — если бы не одна маленькая деталь, — едко сказала Бонни.

— Пожалуйста, скажи мне, кто на земле пережил нападение Клауса?

Она ожидала, что Стефан будет поражен, однако он таким не был.

— Вампир, — просто сказал он. — Человек, являвшийся жертвой для Клауса, но, тем не менее, ставший вампиром. Пока они обменивались кровью, они обменялись и мыслями.

— О. Ого. Так... если мы сможем найти вампира, которого он обратил... но где?

— Наверное в Европе. — Стефан начал шагать по комнате, его глаза сузились. — У Клауса длинная история, и некоторые из созданных им вампиров должны быть там. Мне, вероятно, придется отправиться на их поиски.

Бонни была крайне встревожена.

— Но Стефан, ты же не оставишь нас. Ты не можешь!

Стефан остановился, посреди комнаты, и очень долго стоял. Тогда, наконец, он обернулся, чтобы встать перед ней.

— Я не хочу, — спокойно сказал он. — И мы сначала попробуем найти другое решение, наверно, стоит опять пообщаться с Тайлером. Я подожду неделю, до следующей субботы. Но, скорее всего, мне придется вас оставить, Бонни. Ты же знаешь, я ничего не могу с этим поделать.

Повисла долгая тишина.

Бонни боролась со слезами в глазах, которые хотели выплеснуться наружу. Она не ребенок, и сейчас докажет это, раз и навсегда. Она ответила на пристальный взгляд Стефана и медленно кивнула.

Глава 13.

Пятница, 19 июня, 23:45

Дорогой Дневник,

О, Боже, что же нам делать?

Это была самая длинная неделя в моей жизни. Сегодня был последний школьный день, и завтра Стефан уезжает. Он собирается в Европу, искать вампира, которого изменил Клаус. Он говорит, что не хочет оставить нас незащищенными. Но он всё равно собирается ехать.

Мы не можем найти Тайлера. Его автомобиль исчез с кладбища, но в школе он не появляется. Он провалил все свои выпускные экзамены. Не то, чтобы кто-то из нас особенно старался. Мне жаль Роберта Э. Ли, как и все школьники, должен был сдать экзамены перед выпуском. Не знаю, пишу ли я по-английски или на Суахили в эти дни.

Я ненавижу Клауса. Из того, что я видела, он такой же сумасшедший как и Кэтрин — и даже ещё хуже. То, что он сделал с Викки, я даже не могу говорить об этом, или я начну плакать снова. Он только играл с нами на вечеринке Кэролайн, подобно кошке с мышкой. И сделать это в день рождения Мередит! Хотя возможно, что он не знало этого. Но, кажется, что он знает очень много. Он не разговаривает как иностранец, не как Стефан когда тот только прибыл в Америку, и он знает все об американском менталитете, даже песни пятидесятых годов. Возможно, он был здесь какое-то время ...

Бонни перестала писать. Она отчаянно задумалась. Все это время, они думали о жертвах вампиров в Европе. Но судя по тому, как Клаус говорил, он очевидно прожил в Америке долгое время. Он вообще не казался иностранцем. И он хотел напасть на девочек на дне рождение Мередит...

Бонни вставала, взяла телефон, и набрала номер Мередит. Ответил сонный мужской голос.

— Мистер Салез, это — Бонни. Я могу поговорить с Мередит?

— Бонни! Ты знаешь, какое сейчас время?

— Да. — Бонни придумала моментально. — Но это о... о выпускном экзамене, который был сегодня. Пожалуйста, мне нужно поговорить с ней.

Наступила долгая пауза, затем тяжелый вздох.

— Минутку.

Ожидая, Бонни нетерпеливо постукивала пальцами. Наконец раздался щелчок — подняли трубку другого телефона.

— Бонни? — послышался голос Мередит. — Что случилось?

— Ничего. Я думаю... — Бонни, отчётливо ощущала открытую телефонную линию, как факт того, что отец Мередит не повесил трубку. Он мог подслушать. — Это о той немецкой проблеме, над которой мы работаем. Ты помнишь? То, что мы не могли выяснить для экзамена. Ты помнишь, что мы искали одного человека, который может помочь нам решать это? Так вот, я думаю, что я знаю, кто это.

— Да? — Бонни могла ощутить путаницу в голове Мередит, пытающуюся подобрать нужные слова. — Хорошо, и кто это? Это касается каких-нибудь междугородних звонков?

— Нет, — сказала Бонни, — с этим не связано. Это намного ближе к дому, Мередит. Намного. Фактически, ты бы могла сказать, что это прямо на твоем заднем дворе, на семейном древе.

На линии стало тихо, пауза была такая длинная, что Бонни задавалась вопросом, была ли Мередит все еще там.

— Мередит?

— Я думаю. Это решение имеет какое-то отношение к совпадению?

— Нет. — Бонни расслабилась и немного мрачно улыбнулась. Теперь Мередит поняла.— Нет, эта вещь не связана с совпадением. Это скорее случай истории, повторяющей вновь. Преднамеренно повторяющийся, если ты, конечно, понимаешь то, что я имею в виду. — Да, — сказала Мередит. Голос звучал так, будто она оправлялась от удара, и это неудивительно. — Знаешь, я думаю, ты можешь оказаться права. Но у нас все еще есть проблема, убедить этого человека, помочь нам.

— Ты думаешь, что может быть проблемой?

— Я думаю, да. Иногда люди выходят из себя... из-за теста. Иногда они даже частично теряют свой разум.

Сердце Бонни остановилось. Это было то, о чём она не подумала. Что, если он не сможет говорить с ними? Что если он совсем обезумел?

— Все, что мы можем сделать — это попытаться, — она сказала, стараясь, чтобы её голос звучал настолько оптимистично, насколько это было возможно. — Завтра мы должны будем пробовать.

— Хорошо. Я заберу тебя в полдень. Доброй ночи, Бонни.

— Спокойной ночи, Мередит. — добавила Бонни. — Извини.

— Нет, я думаю, так даже лучше. Чтобы история не продолжала повторяться. До свидания.

Бонни нажала разъединяющуюся кнопку на телефонной трубке. В течение нескольких минут, она только сидела, уставившись на стену, ее палец по-прежнему был на кнопке. Наконец она положила телефонную трубку на место и снова взяла свой дневник. Она добавила новое предложение:

Завтра мы собираемся видеть дедушку Мередит. — Я — идиот, — Стефан сказал это на следующий день в машине Мередит. Они направлялись в Штат Западная Виргиния в США, в учреждение, в котором дедушка Мередит был пациентом. Предстояло довольно долгое путешествие.

— Мы все идиоты. Кроме Бонни, — сказал Мэтт. Даже не смотря на беспокойство, Бонни почувствовала жар.

Но Мередит покачала головой, не отрывая глаз от дороги.

— Стефан, ты, возможно, не понял, так перестань заниматься самобичеванием. Ты не знал, что Kлаус напал на вечеринке Каролайн в годовщину нападения на моего дедушку. Не я ни Мэтт не догадались, что Клаус, уже был в Америке так долго, потому что мы никогда не видели Клауса и не слышали, что он говорил. Мы только думали о людях, на которых он, возможно, напал в Европе. В действительности, Бонни была единственной, кто соединил всё это воедино, потому, что она владела всей информацией.

Бонни показала язык. Мередит увидела это в зеркале заднего обзора, и выгнул бровь.

— Только не становись слишком дерзкой, — сказала она.

— Я не буду, скромность — одно из моих самых лучших качеств, — ответила Бонни.

Мэтт фыркал, и сказал:

— Я все еще думаю, что ты умница, — что возобновило жар снова и снова.

Это учреждение было ужасным местом. Бонни как могла старалась скрыть свой ужас и отвращение, но прекрасно понимала, что Мередит всё равно почувствует. Плечи Мередит, которая шла по холлу впереди, были жестки, с напущенной гордостью, которая скорее являлась защитной реакцией. Бонни, которая знала ее в течение многих лет, могла видеть оскорбление под маской гордости. Родители Мередит считали состояние дедушки таким пятном, что никогда не говорили о нём посторонним. Это была тень на их семью.

И теперь Мередит впервые раскрывала тайну посторонним. Бонни чувствовала порывы любви и восхищения своей подругой. Это было так похоже на Мередит, сделать всё без суеты, с достоинством, не позволяя никому видеть, чего ей это стоит. Но учреждение было все же ужасным.

Оно не было грязным, по нему не бродили маньяки в бреду или что-то вроде того. Пациенты выглядели чистыми, видно о них хорошо заботились. Но было кое-что в бесплодных запахах больницы и залах, переполненных неподвижными инвалидными креслами и пустыми глазами пациентов, взглянув в которые Бонни хотеть бежать.

Казалось, что это здание, полное зомби. Бонни видела, как голова одной старухи, с белыми тонкими волосами, через которые был виден розовый скальп, резко опустилась на стол, рядом с голой пластмассовой куклой. Когда Бонни отчаянно потянулась, она нашла руку Мэтта, который уже тянулся к ней. Держась, они следовали за Мередит, не смотря на эти ужасы.

— Это — его комната.

Внутри был другой зомби, с белыми волосами, в которых были видны прядки тёмных волос, как у Мередит. Его лицом было покрыто морщинами и линиями, глаза, слезящиеся с алым ободком. Они смотрели рассеянно.

— Дедушка, — сказала Мередит, становясь на колени перед его инвалидным креслом, — Дедушка, это — я, Мередит. Я пришла к тебе. Я хочу спросить у тебя кое-что важное.

Старые глаза не мерцали. — Иногда он узнает нас, — спокойно, без эмоции сказала Мередит. — Но в последние дни нет.

Старик только продолжал смотреть.

Стефан склонился к нему. "Позвольте мне пробовать", — сказал он. Изучая морщинистое лицо, он начал говорить, мягко, успокаивающе, как, он уже разговаривал с Викки.

Но покрытые плёнкой темные глаза так и не мигали. Они только продолжали бесцельно смотреть. Единственным движением старика было непрерывное подрагивание рук, лежавших на ручках инвалидного кресла.

Не смотря на старания Мередит или Стефана, это был единственный ответ, которого они могли добиться.

В конечном счете Бонни сделала попытку, используя ее психические полномочия. Она могла ощутить кое-что в старике, некая искра жизни, попавшая в ловушку, заключения в плоти как в тюрьме. Но Бонни не удавалось достигнуть её.

— Я сожалею, — сказала она, откинувшись и убирая волосы с глаз. — Это бесполезно. Я не могу ничего сделать.

— Может, мы попробуем в другое время, — предложил Мэтт, но Бонни знала, что это было не правильно. Стефан уезжал завтра; не было другого времени. Хоть это и выглядело, как хорошая идея... жар, что ранее согревал её, теперь превратился в пепел, и ее сердце теперь было подобно свинцовой глыбе. Она повернулась, чтобы увидеть Стефана, который уже выходил из комнаты.

Мэтт взял Бонни под локоть, чтобы помочь ей встать и вывести отсюда. И после минутной задержки, ее голова опустилась в унынии, Бонни позволила ему помочь. Было трудно собрать достаточно энергии, чтобы шевелить ногами. Она медленно обернулась, чтобы посмотреть, идёт ли Мередит...

И закричала. Мередит стояла в центре комнаты, перед дверью, на лице было написано уныние. Но позади нее, фигура в инвалидном кресле, наконец, пошевелилась. В тихой вспышке движения, поднялись слезящиеся старые глаза, которые широко были распахнуты, рот открылся. Дедушка Мередит смотрел так, будто он был пойман на месте преступления с поднятыми руками, изо рта вырывалось тихое завывание. Крики Бонни отразились от стропил.

Тогда все и произошло. Стефан влетел обратно, Мередит повернулась кругом, Мэтт схватил её. Но старая фигура не двигался. Он стоял, возвышаясь над всеми, разглядывая их лица, казалось он видел что-то, что не мог увидеть ни кто из них. Звуки, пробивающиеся из его рта, наконец, сформировались в одно воющее слово:

— Вампир! Вампир!! Дежурные были уже в комнате, переполняя её. Они отгораживали Бонни и других от старика. Их крики смешались в столпотворении.

— Вампир! Вампир! — Кричал дедушка Мередит, как будто предупреждал город. Бонни почувствовала панику — он смотрел на Стефана? Действительно ли это было обвинение?

— Пожалуйста, Вы должны теперь покинуть палату. Я сожалею, но вы должны уйти,— говорила медсестра. Они быстро удалились. Мередит боролась, так как её вывели в зал.

— Дедушка!

— Вампир! — вопил незнакомый голос.

И затем: "Белый ясень! Вампир! Белый ясень".

Дверь хлопнула и закрылась.

Мередит задыхалась, борясь со слезами. Бонни вонзила ногти в руку Мэтта. Стефан обратился к ним. Зелёные глаза были широко распахнуты, он был шокирован.

— Я сказала, вам теперь лучше уехать, — нетерпеливо повторяла обеспокоенная медсестра. Четверо из них игнорировали ее. Они все ошеломленно смотрели друг на друга, замешательство уступило место осмыслению на их лицах.

— Тайлер Смоллвуд сказал, что есть только один вид древесины, который мог травмировать его — начал Мэтт.

— Белый ясень — сказал Стефан.

— Мы должны узнать, где он скрывается, — сказал Стефан, по дороге домой. Он был за рулём, Мередит отдала ему ключи от автомобиля. — Это — первая вещь. Если мы сделаем это, сможем предупредить его.

Его зеленые глаза сияли со странной смесью триумфа и мрачного предопределения, и он говорил чётким и быстрым голосом. Они были на краю пропасти, думала Бонни. Их нервы были настолько напряжены, будто что-либо могло случиться.

Она чувствовала приближение катастрофы. Как будто все, что было к голове, все события, начиная с вечеринки по случаю дня рождения Мередит, собиралось к логическому выводу.

Сегодня вечером, думала она. Сегодня вечером все это случается. Казалось странно уместным, что это должен быть канун солнцестояния.

— Какой канун? — спросил Мэтт.

Она даже не поняла, что говорила вслух. "Канун солнцестояния", — сказала она. — "Это сегодня. День перед летним солнцестоянием".

— Не говори мне. Друиды, да?

— Они праздновали это, — подтвердила Бонни. — Это — день магии, в который отмечали смену сезонов. И ... — она колебалась. — Ну, это похоже на все другие праздники, типа Хэллоуина или зимнего солнцестояния. День, когда линия между миром людей и неведомым миром магии тонка. Они поговаривали, что вы можете видеть призраков в этот день. А ещё случаются разные странные вещи.

— Вещи, — сказал Стефан, поворачиваясь на главное шоссе, которое шло к Церкви Фелла, — собираются случаться.