| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
-Идемте же, сударь, идемте, я совсем замерзла!
-Мадемуазель де Бофор! — срывающимся голосом сказал Роже, — Вы позволите... на прощанье....
-Что еще ему надо, этому разбойнику, шевалье? — шепотом спросила Анжелика, — Чего он хочет?
-Поцеловать вашу руку, герцогиня, разве вы не поняли? — ответил шевалье. Анжелика медлила. Взглянула на шевалье. Тот слегка моргнул, как бы разрешая. Анжелика с едва заметным раздражением небрежно протянула, правильнее было бы сказать, сунула руку Шаверни. Но бедному влюбленному и этот жест показался великой милостью. Он схватил руку Бофорочки и пылко поцеловал. Анжелика поджала губы — в поцелуе Роже не было рыцарской почтительности, но скрытая страсть вырвалась наружу. Губы разбойника были слишком горячи, а глаза слишком блестели, и это смутило девушку.
Но дочь Бофора была еще очень неопытна, и свое смятение приписала совсем другому чувству: возмущению, охватившему ее от такого нарушения всех приличий. Герцогиня привыкла, чтобы кавалер преклонял перед ней колено, чтобы держал ее ручку так, словно это не рука живого существа, а небожительницы, феи, ангела, способного улететь, испариться, растаять, если рыцарь не будет достаточно учтив.
Анжелика сочла барона де Шаверни неотесанным деревенщиной. А "неотесанный деревенщина" все держал в своей руке ручонку герцогини де Бофор, все сжимал ее нежные пальчики. И Бофорочка, которой это затянувшееся прощание с разбойником надоело, пискнула:
-Ой! Мне больно! Как вы грубы, сударь!
И с этими словами она вырвала руку из рук растерявшегося барона.
-Прощайте, Сен-Дени! Прощайте, герцогиня! — сказал Шаверни, взмахнув своей шляпой.
-Прощайте, Шаверни! — поклонился шевалье, — Прощайте, господа! Люди Шаверни приветственно махали шляпами и встряхнули сжатыми кулаками. Анжелика и шевалье прошли несколько шагов. Роже де Шаверни и его друзья стояли на площади и смотрели им вслед.
-Подождите меня, герцогиня, — попросил шевалье и остановил Роже в тот момент, когда барон и его товарищи собрались было уходить.
-Подождите, барон! Еще два слова!
-Да, шевалье. Я вас слушаю.
Шевалье де Сен-Дени улыбнулся. Роже понял его улыбку и улыбнулся в ответ. Шаверни и шевалье де Сен-Дени, забыв о социальных различиях, интуицией поняли, что при других обстоятельствах они могли бы быть друзьями. Это было сожаление о несостоявшейся дружбе, о том, что могло бы быть, но не будет, и они, возможно, никогда не встретятся, потому что и аристократ и разбойник, и патриций и мятежник собирались вести жизнь, полную опасных приключений. Оба были уверены в том, что им не суждено дожить до старости. Да что там до старости! Даже до того возраста, который обычно именуют "зрелыми годами". Шаверни и шевалье бросились друг к другу в объятья. Анжелика, шокированная этой сценой, нетерпеливо топнула ножкой и надулась.
-Так вы наш? — с надеждой спросил Роже.
Шевалье покачал головой.
-Я вернулся, — взволнованно сказал он, — Чтобы вы знали, барон: я постараюсь кое-что узнать для вас, используя свои связи. Если у меня появятся новости для вас, скажите, куда написать?
-У меня нет адреса, — вздохнул Роже, — Сегодня я здесь, завтра там. Пишите на имя папаши Годо, он передаст.
-Именно так я и сделаю. Во всяком случае, Бофор все узнает. Это я вам обещаю. А там посмотрим.
-Теперь моя очередь, шевалье. Когда вы вернетесь во Францию....
Шевалье де Сен-Дени выразительно посмотрел на барона.
-Повторяю, шевалье де Сен-Дени, — Когда вы вернетесь во Францию, — многозначительно повторил Роже, — Вам, возможно, и почти наверняка понадобятся верные люди и добрые шпаги. В случае необходимости поставьте на подоконник углового окна вашей квартиры подсвечник с тремя свечами. Мы знаем Дом Генриха Четвертого и будем готовы прийти к вам на помощь.
-Благодарю, друг мой! — искренне сказал шевалье де Сен-Дени, — Навряд ли мне понадобится ваша помощь, но все-таки.... Спасибо вам, Роже....
-И еще одно, самое главное: наш хозяин нас покинул. Где искать Арамиса, мы не знаем — он уехал, не дав нам указаний. И потом, он сам расставил точки над "и", бросив нас на произвол судьбы. Поэтому отныне мы свободны. Если вы все-таки решитесь бороться за права принца Филиппа — а жив ли он еще, я не уверен! Как знать, может быть, сейчас, когда мы с вами тут беседуем, близнеца Людовика Четырнадцатого убивают палачи короля.... Если не хуже.... Вы меня понимаете, не так ли?
-Барон, — дрогнувшим голосом сказал шевалье де Сен-Дени, — Чтобы я мог поверить в существование брата-близнеца короля, повторяю, брата-близнеца, а не просто двойника Людовика, я должен видеть его сам!
-Не дай вам Бог увидеть бедного принца! Я увлекся.... Подумайте сами, где, кроме тайных тюрем Людовика, вы можете увидеть нашего принца?!
-Вы правы.... В тюрьму все-таки не хочется.
-Так вот, всегда бывают непредвиденные обстоятельства. Я знаю круг вашего общения и предполагаю, что ваши друзья могут приоткрыть завесу над роковой тайной. Я, разумеется, не Ангелочков имею в виду. Конечно, молодежь не посвящена в тайну королевской семьи. Но мушкетеры знают многое, и, возможно, знают все. Это я и имел в виду, моля Бога о том, чтобы вы поверили в нашего принца. Если вы измените решение, мы готовы взяться за оружие. Нашим сигналом будет....
-Букет на том же угловом окне — колосья и лилия.
-Да. Я понимаю аллегорию: лилия — Филипп Бурбон, колосья — фрондеры.
-Совершенно верно.
-А теперь все-таки позвольте пожелать вам счастливого пути!
-О, любезный барон, не думаю, что этот путь будет счастливым.
-А я почти уверен, что мы еще встретимся. Вы счастливчик, вам везет. Да-да, вам везет, не фыркайте, вам повезет и на этот раз! Вот увидите! Вам и сейчас очень везет — вы уезжаете, и более удобный момент трудно представить. А потом, когда вся эта заваруха уляжется....
-Вы хотите сказать, что я удираю?
-Предпочитаете пойти к королю и во всем признаться? А то и попросить прощения у Людовика?
-Никогда!
-Ну вот, видите! Все образуется. Думаете, я не понимаю, что ваше бегство на войну — это бегство пленника из золотой тюрьмы -Двора его величества. Вы ведь не сожалеете о своей золотой клетке, шевалье? Свобода дороже, не так ли?
Шевалье де Сен-Дени с сомнением покачал головой.
-Во всяком случае, Роже, если вам понадобится ночлег и приют, я велю моему Оливену в любое время дня и ночи впустить в мой дом "Капитана Роже" и ваших людей.
-Благодарю, но я не позволю себе злоупотребить вашим гостеприимством.
-Как знать! Бывают и непредвиденные обстоятельства. Прощайте, Роже!
-Нет, — сказал Роже, — Не прощайтесь. Мы еще встретимся. Бог троицу любит. Мы встречались дважды, и тогда искры сыпались из наших клинков. Но в третий раз мы встретимся как друзья. Каким бы тревожным и опасным ни было ваше будущее и мое будущее — до встречи!
-В Бастилии или на Гревской площади? — спросил шевалье, и на его губах опять появилась дерзкая, насмешливая и печальная улыбка.
-А если... вы представьте! На коронации Филиппа Бурбона в Реймсе!
-Мечтатель! — вздохнул шевалье.
-Вы говорите, что я мечтатель, пусть так! Но, расставаясь с вами, я говорю вам — до свидания!
До свидания, Рауль!
-До свидания, Роже, — машинально ответил шевалье де Сен-Дени, провожая взглядом уходящего Роже. Барон де Шаверни обернулся, улыбнулся и помахал рукой. Шевалье поклонился. Вдруг кто-то дотронулся до его плеча. Шевалье вздрогнул и обернулся.
Глава 14. Анжелика.
-Шевалье, вам не стыдно? — спросила Анжелика, вскинув подбородок, — Я жду, жду, и я замерзла!
-Простите, принцесса, — мягко сказал шевалье, — Простите, и.... будьте счастливы! Я не знаю, мадемуазель де Бофор, почему мне вдруг захотелось, чтобы влюбленный в вас Шаверни ушел первым. Мне хотелось побыть с вами хоть несколько минут, прежде чем навсегда расстаться.
-Вы тоже сейчас уйдете?
Шевалье кивнул.
-Вы?! — с отчаянием вскричала Анжелика.
-Да, герцогиня. Мне пора.
-Не спеши, — ласково сказала Бофорочка, — Еще рано. Побудь еще, милый.
Шевалье опустил голову.
-Мне пора, — повторил он, подняв на Анжелику глаза. Анжелика пристально взглянула на шевалье де Сен-Дени, любуясь его большими синими выразительными глазами, которые — увы! — хотя и лихорадочно блестели, выдавая его волнение, и ласкали Анжелику — но были абсолютно сухи. Ее "бесчувственный" кавалер не пролил ни слезинки, прощаясь с нею! Герцог Бекингем был более чувствителен — он плакал, прощаясь с Анной Австрийской.
А ей так жалко расставаться с шевалье, и она все никак не может поверить — неужели это последние минуты? Но гордость оказывается сильнее, и Бофорочка не плачет, хотя слезы совсем близко. Она от нежного тона переходит к ироничному, она пытается шутить, хотя — это она сама так считает — ее сердце обливается кровью при мысли о разлуке с шевалье, как он сам только что сказал — "навсегда".
-Что ж, — говорит Анжелика, — Но вы обещали "вручить меня" отцу. Передать меня как посылку! Как письмо! Доводите до конца дело!
С этими словами Анжелика развязала плащ Бархатной Маски, набросила его на плечи молодому человеку. Шевалье де Сен-Дени вздрогнул и на секунду, не удержавшись, прижал Анжелику к сердцу. Опомнившись, резко, чуть ли не грубо оттолкнул девушку.
-Почему? — тихо спросила она.
-Не спрашивайте....— так же тихо ответил он.
-Вы меня не любите? — спросила Анжелика грустно.
-Не спрашивайте, — все так же мягко сказал шевалье и погладил длинные растрепанные локоны Бофорочки, с задумчивой улыбкой посмотрел на девушку, которая утонула в его широкополой шляпе.
-Вы любите другую девушку? — дрожащим голоском спросила Бофорочка.
-Не спрашивайте....— прошептал шевалье де Сен-Дени и поцеловал руку Бофорочки, что само по себе, возможно, было косвенным ответом на ее вопрос, а не великосветской любезностью. Но поцеловал он руку герцогини не так, как пылкий Шаверни за четверть часа до него. Рука его, сжимавшая Бофорочкину, слегка задрожала,
оттого ли, что Бофорочка попала в цель, или оттого, что сам начал испытывать к Анжелике нежное чувство. Но, не в силах преодолеть разлучающие их обстоятельства, старался это чувство подавить.
Анжелика сняла широкополую шляпу и протянула Бархатной Маске.
-Я, наверно, очень смешно выглядела в вашей шляпе, шевалье, — грустно сказала она.
-Вы выглядели прелестно, принцесса, — вздохнул шевалье. Он нахлобучил шляпу, перекинул плащ через плечо.
-Ваш покорный слуга, принцесса, — учтиво сказал шевалье де
Сен-Дени, подал руку Анжелике и повел девушку по ступенькам к главному входу во дворец герцога де Бофора.
Анжелика поднималась по лестнице, и ее сердечко сжималось от горя — все меньше этих ступенек, все ближе разлука!
И вот уже Анжелика и шевалье стоят на площадке лестницы, и шевалье дергает за шнурок звонка.
-Сударь, — говорит Анжелика, — Но ведь вы не уйдете вот так, сразу?
Шевалье де Сен-Дени ничего не ответил.
-Обещайте, что....
-Я поговорю с вашим отцом, мадемуазель, и тогда уже прощусь с вами. Вам угодно будет меня подождать?
-О да, да, да! — захлопала в ладоши Анжелика, — Конечно, я подожду!
У девушки сразу зародилась уйма надежд, и надежды эти были связаны с будущим разговором шевалье де Сен-Дени и герцога де Бофора.
Глава 15. Рауль.
Наш герой вышел из герцогского дворца, и, зайдя за угол, развязал свою маску. Приключения Бархатной Маски окончились. Шевалье де Сен-Дени превратился в Бражелона.
х х х
Завидев своего господина живым и невредимым. Оливен вскрикнул от радости. Парень едва не бросился на шею хозяину. Но сдержался и замер с протянутыми руками. И тут.... Оливен не поверил своим глазам — Рауль сам обнял его! "Ну что ты, дурачок, зря ты волновался, ничего со мной не случилось".
Оливен раньше иногда сомневался в том, что его хозяин хоть изредка думает о его существовании. "Лошадь, тварь бессловесная, и то важнее для него, а я-то человек, — обижался в былые времена слуга, но вывод делал один: — Ничего не попишешь, дворяне!" А сейчас в его сеньоре произошла большая внутренняя перемена. Счастливый очаровательный молодой человек из Дома Генриха Четвертого, занятый всерьез одной своей любовью, волей своего поэтического воображения превративший обыкновенную девушку в святую, и, когда его идеал, божество, святая, спустилась с небес на грешную землю, и не то, что на землю, а по всей вероятности, в постель к королю, бедный влюбленный, так жестоко пробужденный от своих грез жестокой реальностью, прозрел, увидев не только любимую, но и всех остальных людей такими, какие они есть.
Новый Бражелон Оливену нравился больше. Новый Бражелон был умнее, серьезнее, добрее прежнего. Но печаль, переполнявшая душу его господина, с тех пор как Рауль убедился в предательстве Луизы, очень тревожила верного слугу.
А с тех пор как Оливен узнал, что его господин уезжает на войну с герцогом де Бофором, парень и вовсе покоя лишился. Он просился с нам, но Рауль взять его отказался. Виконт еще со времен Фронды считал своего Оливена слишком домашним для войны. Оливен, зная склонность своего хозяина к опасным приключениям, жаловался, бывало: "Черт возьми! Опасные приключения мой виконт просто обожает! Его хлебом не корми, а подавай какое-нибудь лихое приключение. А не дашь, сам отыщет, на это ему везет!" А теперь еще в таком состоянии на войну едет, беды не миновать, сокрушался Оливен и боялся додумывать свои думки до конца. Его начинала бить дрожь. За те несколько часов, что Оливен провел в обществе своего повзрослевшего печального хозяина, парень совсем измучился.
Он стал относиться к своему хозяину с большим уважением — Рауль показал, что умеет любить, отстаивая свою честь и любовь перед королем Франции! Но к этому уважению примешивалось чувство обреченности. Оливена поразила резкая перемена в его господине, за то время, что Бражелон провел в имении, порвав с Двором короля. Оливен решил, что его господин во всей этой истории, гордо выйдя из игры в самый разгар страстей, вел себя как само совершенство, и отныне стал относиться к Бражелону с обожанием. Все что говорил и делал его хозяин, вызывало у Оливена восхищение и внушало страх. А иногда и протест, но протест и уважение. Только о спокойной жизни даже думать было рано. А он мечтал о покое еще со времен фрондерских войн.
Вспоминая своего веселого обаятельного хозяина до истории с Лавальер, Оливен думал, что излишняя доверчивость, пожалуй, единственный недостаток его господина, если доверчивость можно считать недостатком.
"Мой бедный господин, такой умный и образованный, иногда поражал меня своей чуть ли не детской наивностью в практических вопросах. Он судил о людях по себе, а люди.... Ох, люди, люди! Если бы люди были все, такие как мой господин, не было бы ни войн, ни убийств. Все жили бы в мире и согласии. Но в этом подлом мире чаще-то и убивают самых лучших. Таких как он. А я не хочу, чтобы его убили!"
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
