Криво усмехнувшись, велела себе влезть в шкуру Лены. Итак, я небесная птица, вывезенная из привычного мира в незнакомый и агрессивно чужой, потому что меня сюда не приглашали, а вывезли силой. Со мной вместе мой брат-близнец и сын. На границе миров брат сумел каким-то образом сбежать. Затем нас с сыном разлучили. Узнав, чего от нас хотят приживалы и каким образом этого добиваются, я... Я прикусила губу. Реакция Лены предсказуема. Как мать, в первую очередь она испугалась за сына.

Ничего удивительного. По скупым рассказам миротворцев и самих небесных птиц, я поняла, что два ростка от одного корня живут отдельно друг от друга. Превратись Эрик в приживалу, Лена потеряла бы возможность часто видеть сына. Ведь его бы отправили к подобным ему. Ведь если есть отдельный город приживал, Лену посещение его выматывало бы до ужаса. Ведь в своём мире они видят друг друга. И при виде небесной птицы, появившейся среди них, приживалы быстренько вспоминали бы о своих желаниях.

Хватит размышлять. Пора действовать. Если уж очутилась здесь, для начала надо подумать, как смыться отсюда. Я встала и внимательно огляделась. И только когда меня чуть качнуло, удивлённо улыбнулась. Стою! Двигаю руками! Ура.

Крысы на меня внимания не обращали. Так что из той же горячей благодарности, что меня не тронули (пусть и по чужой указке), я осторожно раздвинула железные прутья, прислонённые к высокой нише с коробками. Ну, чтобы зверью было удобно спускаться на пол потом, после всех их деловых исследований.

Для начала я обхлопала карманы джинсов. Ни мобильного телефона, ничего, что помогло бы мне в этой ситуации.

А затем я огляделась в поисках предмета, которым можно легко и непринуждённо треснуть по башке любой той твари, что захочет меня остановить.

Действие яда прошло настолько, что я, выполнив небольшой комплекс обычной утренней зарядки, не почувствовала никакой скованности в движениях. Медленно обошла помещение подвала и выяснила, что оно довольно большое, просто я находилась в отдельном "отсеке", если можно так назвать часть этого места, которое было примерно ограничено полуметровыми кирпичными стенами. Перешагнув одну такую стенку, я оказалась среди множества ящиков, чем-то наполненными, а у стены стоял стол со станками вроде тисков и ещё чего-то. Здесь было темней, и я не могла сразу разглядеть всё, что здесь есть: свет от тусклой лампы плохо доходил сюда. Потом я заметила, что стена даже в полумраке выглядит довольно аккуратной, и попробовала найти выключатель. Как ни странно, здесь лампочка была лучше — ярче. Впрочем, вспомнив слова главного похитителя о бывшей слесарной, куда надо меня сопроводить, сразу сообразила, зачем здесь нужен такой свет.

Теперь я сразу нашла не только инструмент по руке, но и ещё кое-что. Для начала решительно рассовала по карманам джинсов два гаечных ключа. Тяжёлую ножовку с деревянной ручкой оставила в руке — хотелось сразу держать что-то тяжёлое для уверенности. А оглядевшись, нашла второе по значимости оружие — две бутылки-спрея с техническим маслом и очистителем. Забрала обе. Одна была не очень тяжёлая — с растворителем, наверное, ею уже пользовались, но бутылка с маслом оказалась увесистой. И я почувствовала себя гораздо лучше. Растворитель запихала в тот карман, где лежал гаечный ключ поменьше. Масло прихватила незанятой рукой.

Вернулась на тот участок подвала, где сидела. Вспомнила, как меня привели сюда, и подошла к двери... Ха, эти гадики оказались самоуверенными! Затаив дыхание, я осторожно отвела дверь, постепенно толкая её кулаком с ножовкой и приоткрывая видимое пространство. Пока никого не вижу. Так что дверь открыла так, чтобы можно протиснуться в появившуюся щель. Встала и на всякий случай застопорила дверь так, чтобы не закрылась. Угол здания. Так что враг может появиться с обеих сторон. Выдохнув, я выглянула за один угол. Задняя сторона дома. Зелень — трава и кусты. Сад?

Едва подошла к другому углу, как чуть не сбежала в подвал.

Голоса. Дёрнулась бежать, но расслышала детский голос и, облившись потом от почти неразрешимой ситуации: бежать или подслушивать, — осталась на месте.

— Ты меня понял? — строго спросил мужской голос.

— Да, понял. Я больше не буду.

— Ты не должен выходить за пределы сада. Повтори.

— Я не должен выходить за пределы сада.

— Ты должен слушаться своих друзей.

— Но они не мои!..

В моё сердце как будто швырнули куском льда, когда я услышала звонкую оплеуху. Повисла жуткая тишина, в которой весело распевали птахи из сада, шумел ветерок по вершинам деревьев, где-то проезжала машина и перекликались довольные всем люди... И плакало моё сердце.

— Повтори, — сухо сказал мужской голос.

— Я должен слушаться своих друзей, — покорно сказал мальчик.

— Иди гуляй, — уже равнодушно сказал мой похититель. — Но не забудь вовремя вернуться к обеду.

— Спасибо.

Под тяжёлыми шагами заскрипел песок на асфальтовой дорожке, огибающей дом.

Потом послышался шелест по траве лёгких, детских шагов. Мальчик показался не сразу. Он медленно брёл к деревьям, поглаживая щёку. По плечам, которые то и дело заметно поднимались, а потом опускались, нетрудно было сообразить, что мальчик вздыхает... Я следила за ним, пока он не пропал за кустами цветущего шиповника. После чего снова выглянула сначала за один, потом — за второй угол. Никого. Только далеко пару раз мелькнули люди, кажется, возле машин. Если отойти подальше от этого угла, никто не поймёт, что некто стремительно мчится к садовым деревьям.

И я помчалась, пригибаясь и суматошно косясь на тех, кто ходил там, вдали.

Сад был запущенный. Кажется, ранее он принадлежал обычным жителям коттеджа, которые заботились о нём, а теперь, когда в дом въехали гиены-приживалы, про него просто забыли. Но кое-где остались холмики недавних клумб и дорожки, уложенные камнем или плитками. И мальчика я нашла сидящим на краешке скамейки.

Вылетела перед ним так резко, что он отшатнулся от меня к спинке скамьи и схватился руками по обе стороны сиденья, словно собираясь немедленно дать драпака от меня. Я, задыхаясь от стресса и бега, выдохнула:

— Привет, Эрик!

И шлёпнулась на другой край скамьи от него. Тоже на самый краешек, потому что побоялась продырявить джинсы, а заодно и собственное тело отвёртками в карманах.

Мне показалось, он не сбежал только потому, что увидел в моих руках странные предметы. Мальчик уставился на гаечный ключ, перевёл взгляд на бутылку с маслом.

— Я тебя знаю? — медленно спросил он, а потом более насторожённо добавил: — Ты... мой друг?

— Тебе — друг. Этим — враг, — кивнула я на примерное месторасположение крыльца.

Он встал со скамейки, и я испугалась, решив, что он сбежит от меня. Но мальчик спокойно подошёл, чтобы поближе разглядеть то, что я держу в руках. А я пригляделась к нему самому.

Сейчас Эрик выглядел иным, чем тот, кого я запомнила у старого цеха. Тот ангел, который прятался за внешностью обычного русоволосого пацана, снова светился тем сиянием, которым я восхищалась у Лены или Лелля. Вот только ярко-синие глаза были переполнены горечью. Взрослые и многое повидавшие. Месяц, как их похитили, — сказала Лена. Что же с ним происходило весь этот месяц, наверное, ему-то показавшийся веком?

— Ты знаешь о Зрячих? — тихо спросила я.

— Знаю. — Он нисколько не удивился вопросу. Лишь бросил на меня короткий взгляд. — Ты Зрячая? Ты... видишь?

— Да, вижу. — Собравшись с силами и мыслями, я вздохнула и сказала: — Сначала я увидела Лену — так она назвалась, когда пряталась у меня в квартире и вязала свои удивительно красивые шали.

Он замер, глядя на мои руки и чуть наклонив голову, словно услышал что-то, что показалось ему слишком далёким, неразборчивым.

— Потом я увидела Лелля. — Я уже отдышалась и сумела улыбнуться. — Это было весело, потому что, прячась от приживал, он переоделся девушкой. У него были чёрные волосы и смешная широкая юбка.

— И где он сейчас? — спросил Эрик, недоверчиво присматриваясь ко мне. И вопрос-то он задал так, словно испытывал меня. Словно произнося пароль.

— Сейчас он вплетает нити в вязание Лены!

Выпалила и застыла в ожидании. Мой ответ на пароль. Поверит — не поверит?

Мальчик стоял близко. Нежная детская кожа на щеке алела от удара тяжёлой руки. Эрик смотрел на меня, чуть склонив голову и глаза — не те, ангельские, спрятанные, а настоящие, человеческие глаза тускнели невероятной усталостью.

— Это была ты, — неожиданно сказал он. — Я чувствовал, что где-то в доме есть человек, которому нужна помощь. Лёгкая помощь. И ты... — Он вдруг улыбнулся так, будто собирался заплакать. — Ты отдала мне тепло!

Теперь ошарашена была я. Тепло? Какое тепло? Или он говорит о моих благодарных слезах, какими облилась я там, в подвале, когда крысы пробежали мимо?

— Ты пробовал сбежать? — вырвалось у меня.

— Пробовал, — сказал мальчик и сел рядом со мной, чтобы соприкасаться коленями. — Поймали. Потом ещё раз. Опять поймали. Девочкой я не додумался переодеться. А как поймали тебя?

— По-глупому, — уже легче сказала я. — Устроили ловушку в том месте, где прятался Лелль, а я пошла, как последняя дура.

— И что теперь ты думаешь делать? — Глаза мальчика с надеждой уставились на меня. — Убежишь, да?

"Без меня?" — дочитала его вопрос в глазах. И медленно сказала:

— У меня есть сильное-пресильное желание.

Он сразу отодвинулся от меня и взглянул уже исподлобья.

— Я хочу вместе с тобой оказаться рядом с твоей мамой! Ты сумеешь выполнить это желание?

Мальчик упёр глаза в землю. Лицо его смягчилось, когда он услышал, в чём заключается моё желание, и я поняла, что он серьёзно рассматривает ситуацию и оценивает свои силы.

— Не смогу, — наконец сказал он. — Я сегодня выполнил очень нехорошее чужое желание. Меня оставили в покое до вечера, чтобы я восстановил силы. Нет, силы есть. Но не столько, сколько надо на... твоё желание.

— Ладно, оставим это, — решительно сказала я. — Эрик, меня зовут Лида. Ты... сумеешь довериться мне? Чтобы на этот раз я выполнила твои желания?

Он распахнул на меня свои ресницы — и это так отчётливо напомнило Лену, её умоляющие глаза, когда она встала на пороге нашего магазина.

— А как? — прошептал он, изумлённо таращась на меня.

— Просто, — мрачно сказала я. — Попробуем сбежать вместе.

Он отвернулся. Плечи опали.

— Отсюда нельзя сбежать, — безнадёжно сказал он и потёр щёку, по которой его ударили, а я по сходству вспомнила, что моя левая щека тоже всё ещё зудит не только от пощёчины, но и от ядовитой царапины. Хорошо ещё — сидели мы в тени кустов и деревьев, и припухшей щеки мальчик не видит. А если видел царапину... Мало ли какое у неё происхождение, если я недавно сидела в подвале?

— Почему ты думаешь, что нельзя?

— Здесь заборы, к которым нельзя дотрагиваться (электрический ток — сообразила я), а ворота охраняются. Я же говорил...

— Ничего, — ободряюще сказала я. — У меня есть идея. Её будем решать в два этапа.

Первым делом мы протоптали среди высоких трав еле видную дорожку к забору, где я убедилась, что по верхам его и в самом деле натянута проволока. Здесь, у бетонных стоек забора мы выдрали травы побольше, потом прокопали отвёртками и гаечными ключами небольшую ямку между бетонными столбиками для забора и оставили возле неё одну сандалию Эрика. Затем вернулись к скамье. Посидели некоторое время уговариваясь, как действовать дальше. Наконец пробрались к тому внутреннему углу, откуда я разглядывала окружающую местность, прежде чем бежать за мальчиком. Эрик выбрался из кустов и, осмотревшись, кивнул мне. Я опрометью кинулась к углу. А через минуту ко мне присоединился возбуждённый приключением, как любой обычный мальчишка на его месте, Эрик.

Мы благополучно спустились в подвал и лишь слегка прикрыли за собой дверь, как будто её открывали и забыли закрыть. Затем обшарили подвал, нашли место, где валялось приличное количество ящиков и коробок, пролезли между ними к самой стене и уселись здесь, на картонке — разложенной коробке, ожидая ответной реакции гиен-приживал на наше якобы бегство. Здесь пахло сыростью, старым картоном и пыльным деревом

Ждать пришлось долго. Я в душе даже отругала гиен за неоперативность и лень.

Но вот стукнула дверь. Мы расслышали, как удивлённый голос, на этот раз незнакомый мне, осведомился, почему дверь плохо закрыта. Ему непонятками ответил пока ещё только недоумённый голос того телохранителя, который меня сюда приволок.

А потом началось.

Эрик придвинулся ко мне ближе, взялся за мою руку, слушая громкую рычащую ругань, к которой присоединились и другие голоса неизвестных мне гиен. Потом явно появился черноволосый приживала, который рычанием перекрыл все вопли:

— Где Эрик?!

При звуке этого голоса мальчик вздрогнул и вцепился в меня. Сначала я решила, что он испугался. Потом сообразила: для Эрика черноволосый — чуть ли не палач. В его-то детском представлении. Наверное, мальчик сейчас страшно переживал, что поддался на мои уговоры. Но тем не менее даже не подумал выдать меня, заслужив одобрение гиен. И я подумала: насколько же гиены затравили мальчишку, если он готов понести наказание в случае нашего провала, но всё равно остаться со мной!

Огрызающиеся, оправдывающиеся виноватые голоса перекрыл вопль — явно со стороны открытой двери подвала:

— Кто последним видел мальчишку? Мы нашли его обувь у забора!

— Что-о?! — заорал черноволосый. — Да я вас всех!..

Из подвала будто стадо бизонов вынесло — нас искать!

Мальчик, вздрагивая, ткнулся в мои колени лицом.

— Мне надо успокоиться... — прошептал он. — У нас получилось... У нас получилось! Лида, мы выберемся?

— Выберемся, — пробормотала я, изо всех сил вслушиваясь в тишину: а вдруг кто-нибудь из приживал остался сторожить беглецов?

— А как?

— Попробуем опыт твоего дяди. Переоденемся. Нам бы только ночи дождаться. Выйдем через ворота, как белые люди.

— А что значит — белые люди?

— Воспитанные и культурные.

— Понятно.

— Эрик, а ты крыс не боишься?

— Я их никогда не видел, — признался мальчик.

— Ничего, — проворчала я. — Нас теперь двое, и руки у нас развязаны — во всех смыслах. На, держи. Будешь лупить всех, кто на тебя покусится.

Он крепко сжал в кулачке гаечный ключ. А потом в полутьме — свет еле-еле проникал из оставшейся открытой двери — я показала ему, как использовать в обороне спрей. И отдала ему бутылку полегче — с растворителем. Даже в темноте разглядела, что он очень неуверенно посмотрел на личное оружие, и решила, что сделаю всё, лишь бы ему не пришлось использовать его.

И мы стали ждать, когда стемнеет. И уже через час я поняла, что мальчишка еле держится на ногах от голода. Пообедать он не успел из-за меня, а в подвале съестного не найдёшь. Мне было стыдно, и я твёрдо пообещала себе: если Эрик захочет вернуться, препятствовать не буду. Но вскоре мальчик уснул, прислонившись ко мне, а потом уснула и я. Крыс мы не интересовали. Гиены, кажется, сочли, что мы в самом деле сбежали, и нас в подвале не тревожили.