Кирпичи 2.0

— Ты до сих пор с ним?

— Нет... Да... Не знаю, Резвей, не знаю. Он мне как старший брат, я тянусь к нему духовно, мне с ним интересно, но физического влечения нет. Не раз хотел с ним порвать, но знаешь... Это как быть на игле: чувство защищенности, комфорт, мелочи жизни, без которых я уже не могу. Порву с Леней — лишусь всего: поддержки, поездок по миру. Знаешь, это очень круто, когда любая твоя проблема решается одним звонком... Лёне...

Лида замолчала и удивленно посмотрела куда-то поверх меня.

Я обернулся. У входа стоял Костя Панченко. Увидев нас, он направился в нашу сторону.

Руки в карманах, согнутые плечи, голова опущена так низко, что, кажется, у Панченко нет шеи. Бог ты мой, да ведь он мои ошибки повторяет! Я почувствовал себя профессиональным боксером, против которого на ринг поставили выпускника музыкальной школы по классу скрипки. От него же так и веет неуверенностью!

— Стажер! Какими ветрами? — воскликнул я.

Костя не ответил. Подошел к нашему столу и хмуро, не глядя на меня, сказал Лиде:

— Лида, мне нужно с тобой поговорить.

— Нам не о чем с тобой разговаривать, — чеканя слова, ответила она.

— Здороваться не учили? — спросил я у Кости.

— Здрасте, — без энтузиазма поздоровался Панченко. — Лида, пожалуйста. Я не займу много Вашего времени.

— Я сказала "нет", Костя.

— Ты слышал? — вмешался я. — Она не хочет с тобой говорить.

— Да не лезь не в свое дело, Резвей! — вспыхнул Панченко.

Леха говорил, что в спорах и словесных перепалках выигрывает тот, кто спокоен. Я был спокоен. По крайней мере внешне, хотя внутри у меня все кипело — смешались в кучу и ревность именно к нему, и злость за его слова, которые я подслушал, и то, как Лида парой часов ранее отшила меня.

Я набрал полную грудь воздуха, чтобы поставить парня на место... Но перепалки не получилось. Вмешалась Лида.

Она встала и примиряюще обратилась к нам:

— Ребята, успокойтесь. Костя, что ты хотел сказать?

— Я не буду при нем говорить, — сказал Панченко, кивком показывая на меня.

— Резвей, я выйду на улицу с Костей, мы все обговорим, и я вернусь. Можно? — спросила она меня.

— Можно, — согласился я, ликуя. Она спросила моего разрешения!

Лида направилась к выходу. Мрачный Костя — за ней.

Медленно потягивая вино, я ожидал возвращения Лиды.

В хорошем настроении захотелось объясниться с Ритой: написал ей длинное сообщение, где рассказал, почему ребята решили, что мы переспали. Искренне недоумевал, зачем им понадобилось об этом трезвонить. В ответ получил предельно понятный ответ: "Пошел ты". Я решил позвонить и объясниться голосом, но Рита сбросила мой вызов, а потом и вовсе отключила телефон.

Когда прошло почти полчаса, забеспокоился. Где же Лида? Предупредив официанта, что вернусь, вышел на улицу.

У входа в ресторан стояла толпа молодежи. Лиды с Костей среди них не было. Колотилось сердце, недовольное происходящим. В горле пересохло. Я обошел здание, зашел под арку и увидел их.

Так самозабвенно целоваться можно было, только зная, что где-то рядом бродит Резвей.

Я вернулся в ресторан и, громко подозвав официанта, заказал водки. Он понимающе кивнул. Боль волнами расходилась по телу. У меня как будто парализовало конечности. Я долго держал в руке рюмку, прежде чем залпом ее опорожнить. Следом пошло еще несколько — мне нужно было загасить боль.

Лида так и не вернулась. Я почувствовал, как боль уходит, а вместо нее приходит пустота. На мгновение меня посетила злость, но и она ушла, не выдержав конкуренции с опьянением. Мне стало все равно.

Через какое-то время я осознал, что бутылка пуста, а на столе разрывается телефон: Losing My Religion в исполнении R.E.M. звучит на весь зал, и на меня недовольно смотрят окружающие. Я ответил.

— Здорово, Серега! — Леха как всегда жизнерадостен.

— А-а-а-а... Л-ле-х-а-а-а! — в тон ему закричал я, причем его имя произнес как в анекдоте про мальчика Леху, желавшего стать космонавтом. — А чего это мы не спим, Л-леха?

— Ты бухой? — деловито поинтересовался он.

— Бухой я или нет, не тема этого разговора, не правда ли, Л-леха?

— Точно бухой. Что случилось?

— А ничего! Ничего не случилось! — так развязно я с ним еще не разговаривал. Зачем-то перешел на "вы". — А у вас что случилось, Л-леха? Жена не дает, стало скучно, решили проведать подопечного?

— Ты где, Серег? — Леха как будто не слышал меня. — Давай заеду, заберу, поговорим.

— А где надо, там и я, Л-леха! А Вы там, где вам надо быть? Или все гуляете? Думается мне, Л-леха, что надо Вам быть дома, с женой и детьми... А они у Вас есть, Л-леха? Дети-то? Или Вы не любите детей? И вообще, Вы со мной согласны, Л-леха?

— Серега, не нарывайся. Где ты?

— А не пошли бы Вы, Л-леха! — сказал я и бросил трубку на стол.

Потом схватил телефон и крикнул вдогонку: "На хрен! Понятно тебе? Учитель нашелся, все проблемы из-за тебя!"

И отключился.

Подняв голову, я увидел официанта, посматривавшего на меня неодобрительно.

— Че надо, халдей? — вежливо спросил я.

— Закрывать счет? — невозмутимо спросил он.

— Закрывай, на хрен!

Домой ехал с твердым намерением вдребезги напиться. По пути зашел в супермаркет возле дома: взял еще водки и, плюнув на все, пачку сигарет.

Я не понимал, что в Косте такого, чего нет во мне. Маленький наглый крысенок! Вот оно! Ключевое слово — "наглый". По-хорошему наглый, захотел — и взял свое. Я поймал себя на мысли, что не против, если Леонид, Лидкин любовник, приедет и заберет ее. И при этом его охранники накостыляют Косте так, чтобы ему понадобились на следующие полгода костыли. Черт, да я же как малыш, проигравший в драке со сверстником и надеющийся, что сейчас придет великовозрастный хулиган из соседнего двора и отомстит обидчику!

У меня даже не хватило духу подойти к ним и выяснить отношения! Это же не интеллигентно! А Костя, зная, что Лида не одна, даже после ее отказов, все равно приехал и добился своего. Красавец, что уж там!

Здесь и Лехи не надо, чтобы понять, в чем мои ошибки и как надо было себя вести.

Дома, скинув одежду на пол, помыл руки. Выставил бутылку водки, нарезал хрустящие маринованные огурчики, красиво разложил по тарелке. Рядом пепельницу, сигареты, зажигалку, хрустальную рюмку. К заливанию горя готов!

Перенес на кухню музыкальный центр и включил "Дельфина".

"Но все равно лучше уж так сдохнуть, чем никого никогда не любя!" — я чокнулся с музыкальным центром и выпил, не чувствуя вкуса. Распечатал пачку сигарет и с наслаждением закурил. Закружилась голова, меня стало мутить. Я загасил сигарету и замер, попробовал успокоить разбушевавшиеся внутренности.

Окончание песни застало меня в туалете над унитазом. Меня рвало водкой, обеденным стейком и сыром.

Когда все закончилось, "Дельфин" уже пел о другом.

Я прополоскал горло, рот, умылся, но во рту все равно стоял кислый тошнотворный вкус. Вернулся на кухню. В голове звенело.

Хотелось выговориться, но болтать в пустоту не хотелось.

Начал набирать номер Риты, но остановился, сбросил. Негоже, получив от ворот поворот от одной девчонки, мчаться к другой. Леха? Я же его послал! Миха, Левон? Эти вряд ли ответят после сегодняшнего... Хм, сосед Вася? Да нет, он же бросил пить. Девочка Ксюша, с которой сегодня познакомился? Почему бы и нет? Схватил телефон, но, посмотрев на часы, отказался от этой прекрасной идеи. Нет, конечно, нет. С ума сойти, три часа ночи! Хватит разрушать себя! Ни одна девушка в мире этого не стоит!

Утром вставать в полседьмого, бегать, отжиматься и все такое. Нет, надо спать! На Лиде мир клином не сошелся, пора двигаться вперед!

Убрался, выкинул сигареты, почистил зубы и нырнул в кровать.

На удивление, забылся сном быстро и легко.

Проснулся так же легко, как и уснул, но на сердце почему-то было неспокойно. Я присел и вдруг резко вспомнил. Чередой кадров, как в комиксе, перед глазами пронесся вчерашний день.

Трясущиеся руки огорченного Гараяна и по-детски несправедливо обиженное лицо Михи, когда я взорвался и наговорил им кучу оскорбительных слов. Их счастливые глаза, когда они наперебой рассказывали мне о своей диете и желании похудеть.

Разъяренное и разочарованное лицо Риты, накинувшейся на меня с кулаками. И мои слова ребятам о том, что я сплю с красивыми девушками.

Вернувший долг, счастливый от того, что бросил пить, спешивший поделиться радостью со мной сосед Вася, перед чьим носом я захлопнул дверь.

Целующаяся с Костей Лида.

Чудак-человек Леха, из лучших побуждений решивший помочь мне стать человеком.

Что я натворил! Я схватился за голову, пытаясь погасить всю ту боль, что испытал сам, и ту, что причинил людям. Я ставил себя на место каждого из них и чувствовал то, что могли чувствовать они.

Я просидел минут десять, но мне показалось, что несколько часов. Я прокручивал вчерашние сцены снова и снова, переживал, корил себя, жалел ребят, которых обидел, и себя — за убитую мечту быть с Лидой.

Потом собрался и привел мысли в порядок.

Вспомнил свою жизнь до встречи с Лехой. Вспомнил жизнь, к которой стремлюсь.

И успокоился.

Я начал с зарядки. Немного побаливали мышцы, успехов в подтягивании и отжиманиях не было. Зато в беге я одолел почти на круг больше, чем вчера.

С удовольствием принял контрастный душ. Обошелся без завтрака — аппетита не было, ограничился кофе.

До выхода оставалось еще минут пятнадцать, я двинулся на балкон подышать свежим утренним воздухом.

Подумал, что когда осилю двадцать подтягиваний и тридцать отжиманий, то смогу смело идти в тренажерный зал без страха опозориться. Скорее бы!

Вообще разум словно включил какие-то защитные механизмы, и вся вчерашняя боль и страдание из-за Лиды начисто растворились в боевых планах на жизнь, в частности на сегодня.

К черту шалаву Лиду с ее любовниками и ухажерами! К черту вечно ноющих жирных неудачников Гараяна с Семеновым! К черту Леху с его "мудрыми" советами! Буду жить своим умом!

Меня охватила жажда жизни. Было очень горько за потерянное время — я ничему не учился, никак не развивался, занимался ерундой! Столько времени убил ни на что! Обрюзг, обзавелся мягким выпирающим животом, было недалеко и до зеркальной болезни. Ни друзей, ни девушки или жены. Я сходил с ума, понимая, что если прямо сейчас заведу ребенка, то, когда он окончит школу, мне будет под полсотни! Я запустил дом — квартиру, купленную мне родителями на те сбережения, что они копили всю жизнь: обшарпанные обои, затертый скрипучий паркет, заржавевшие краны...

На что я убил свою жизнь?

— Сука! — заревел я белугой с балкона.

Испуганное воронье слетело с крыши и, каркая, осмеяло мое потерянное время.

Глава 15. Быть мужиком

Последние лет пять я отмечал свой день рождения в каком-нибудь недорогом кафе, приглашая тех, кого на тот момент считал друзьями. Небольшой стол на пять-шесть человек.

И каждый год это были новые люди.

С детства меня учили: друг — это все. Учили этому книги, фильмы, родители, школа, двор. Фразу "Будь другом..." я слышал каждый день.

Я был настолько пронизан идеалами мужской дружбы, что для меня помочь другу в беде — на автомате, в ущерб себе, своим интересам, семье, неважно. "Друг в беде! В беде! Друг!" — стучало сердце, и я спешил на помощь.

Но у меня не было настоящих друзей.

Конечно, были друзья детства, но они остались в том городке, откуда я приехал. Институтские товарищи, так уж вышло, поразъехались — кто в родной город, кто в Москву, кто еще куда.

С тех пор подружиться с кем-то мне так и не удалось. Я говорю о настоящей дружбе, такой, когда не только ты считаешь человека другом, но и он тебя. Не раз бывало так, что я заводил дружеские отношения со знакомыми по онлайн-играм, форумам, с единомышленниками, с кем-то из партнеров — мы общались не только в сети, иногда встречались, и я уже начинал считать их друзьями.

Проблема была в том, что я начинал дружить раньше, чем они. Я оставался для них просто знакомым, они же для меня становились друзьями. Соответственно, и вел я себя как друг: звонил поинтересоваться, как дела; считал своим долгом выручить при просьбе о помощи; делился собственными проблемами, да и вообще был довольно откровенен. Конечно, я не доводил дело до рассказов о детских мечтах или сокровенных желаниях — это было бы слишком. Но я был открыт. Открыт и уязвим.

Открытый, искренний парень, с которым ты едва знаком, но который готов вывернуть душу для тебя и вывернуться наизнанку, лишь бы дружить с тобой, — такое нечасто встретишь, да? Это же находка!

Находкой пользовались. А почему бы и нет?

И когда у меня открывались глаза на "дружбу", я обижался, замыкался в себе, разочаровывался в этой реальности, уходил в другую.

Но не в этот раз.

В холодное время года сотрудники нашей компании курили обычно на пожарной лестнице. Но утром, собираясь кучками перед тем, как зайти в офис, дымили на улице. Думаю, главной причиной было желание посплетничать и обменяться новостями.

В этот день — как обычно — ведущим утреннего никотин-шоу на крыльце был Александр Бородаенко. Я издалека слышал, как он что-то рассказывает, а ребята хохочут. Там были все, кого я бы предпочел в это утро не видеть: Костя Панченко, Миха Семенов, Левон Гараян.

Я втянул голову в плечи, совсем забыв о Лехиных советах об уверенной походке, и решил было просто пройти мимо, ни с кем не здороваясь, но в последний момент передумал.

— Всем привет! — сказал я.

Я уверен, что сказал это достаточно громко, чтобы быть услышанным. Я уверен, что меня услышали. Но на меня даже не посмотрели. Бородаенко продолжал пересказывать смешной фильм, на который ему удалось вчера сходить, Панченко вежливо посмеивался, а Гараян и вовсе хохотал в голос. Лишь Миха задумчиво курил, и было непонятно, слушает ли он или думает о чем-то другом.

Я пожал плечами и зашел, думая, что лучше бы я тихо прошел мимо, не привлекая внимания. Как бы то ни было, я стал чужим для этих ребят.

И если они не хотят общаться со мной... Им все-таки придется, пока мы еще работаем в одной компании. Возможно, мне изначально стоило к этому и стремиться — хорошо выполнять свою работу и не выходить за рамки рабочих отношений — с каждым из них. И с каждой. Не стараться быть каждому товарищем, другом, не пытаться быть хорошим и приятным парнем для всех, а быть хорошим и отличным парнем для себя.

После обеда я внимательно изучил бумаги текущего проекта и понял: чего-то не хватает.

— Константин, можно Вас на минутку? — обратился я к Панченко.

Костя резко отодвинулся от стола, встал и подошел ко мне. Его челюсти пытались пережевать жвачку, руки в карманах, развязная поза, в общем — воплощенное презрение.