Странные сближения. Книга первая

— Старики, — хохотнул Орлов. — Он сейчас скажет 'мы, старики'.

— Мы, взрослые, остепенившиеся люди, — сказал Якушкин, — читаем и ценим.

Пушкин засветился. Глаза его разгорелись, он стал ходить вкруг стула, размахивая руками и доказывая, что в современной поэзии есть множество неоценённых имён. Орлов взялся возражать, сказав, что неоценённых имён не бывает, и народное признание — главный критерий для поэта.

— Откуда вам знать? — искренне удивился Пушкин. — Поэты-то здесь я и Василий Львович.

В углу кашлянул Александр Раевский.

— Я читатель, — с достоинством ответил Орлов.

— Так я же не лезу с рассказами, по какому правилу выбираю читателей.

Раевский закашлял громче.

— Пушкин! Народ вас любит, — Орлов не выглядел задетым, но всё более увлекался. — А вы оспориваете методы, по которым он выбирает, кого любить.

— Причём тут я! — почти возмутился Александр. — Сколько поэтов лишены народной любви потому, что их стихи, представьте, слишком сложны! Сколько прекрасных талантов!

— Для них нужно особое общество читателей, — сказал Раевский.

— Как и для мыслящих людей вообще, — согласился Василий Львович. — Нужно общество, отдельное от дураков, ну.

— Это, увы, невозможно, — Раевский поднялся. — Я спущусь к родным, посмотрю, не утомились ли.

Француз вышел через пять минут. Тут же высунувшийся из-за двери А.Р. утащил Пушкина в комнату.

— Что за чёрт, Раевский? Вы с самого начала подстерегали меня?

— А что ещё делать. Не стану же я просить вас отойти со мною.

— И что вы хотите сказать?

Раевский привычно потёр переносицу, сдавленную очками.

— Сейчас там не произойдёт ничего важного. Александр Львович ни в каких тайных организациях не участвует, дамы тем более. Разговор состоится, когда соберутся вчетвером — Орлов с адъютантом, Василий Львович и Якушкин. Прошу вас, постарайтесь и вы влиться в их компанию. Вы только что едва с Орловым не поссорились.

— Предлагаете быть теперь со всем согласным?

— Сами придумаете, Пушкин, в самом-то деле! Вы мой руководитель, а не я ваш!

Стёкла мансарды дрожали от песни Василия Львовича. Пока он пел, Якушкин перебрался ближе к Орлову и шепнул ему на ухо:

— Этот полковник и Пушкин, его друг, — кто они, по-вашему?

— Вы уж и в них подозреваете провокаторов?

Якушкин расширил свои чистые глаза ещё больше обычного:

— Они будут частью нашей компании, и если вы планируете обсуждать что-то с Давыдовым, нужно решить, допускать ли их хоть близко...

— ...А-а-р! — донеслось из-за двери сквозь пение Василия Львовича.

— Что? — повертел головой Орлов. — Тихо!

— Пожа-а-а-р! — кричали из коридора.

На несколько секунд все умолкли, потом Василий и Александр Давыдовы одновременно сорвались с места, женщины завизжали; в дверях началась давка. Первым, кому удалось выбраться с мансарды, стал адъютант Охотников.

Над лестницей вился дым; сразу было не разобрать, откуда он идёт. Охотников услышал снизу шум и крики Пушкина: 'Скорей!', прыгнул через перила и, увидев, наконец, пожар, закричал:

— Горим! Комната Якушкина горит!

Раевский пытался открыть дверь, из-под которой валил дым и смердело почему-то горелой шерстью.

— С дороги, — Охотников разбежался и впечатался в дверь плечом. Хрустнуло дерево, и покатился по полу гвоздь из выбитой петли. Пушкин, Раевский и Охотников ворвались в комнату; со всех сторон уже неслись шаги и голоса бегущих на подмогу.

Главным источником дыма и вони оказалась перина. Помимо неё горел секретер, книги на полках возле него, ближняя к постели сторона прикроватного столика и занавеска.

Набежали слуги, Никита притащил оставшиеся с застолья вёдра со льдом и вытряхнул их над постелью Якушкина.

Сам Якушкин попытался открыть секретер, всё более уподобляющийся высокому костру, но его поймал Александр Раевский.

— Куда? Руками? Тут впору баграми ломать.

— Отойдите все! — Охотников протолкался к секретеру и принялся махать мундиром, стараясь сбить пламя, но зацепился за стоящий рядом стул. Стул и секретер затрещали и рухнули на Охотникова. Николай Раевский-младший и Орлов схватили адъютанта за руки и выдернули из-под горящих обломков, сверху на них опрокинули полный чан ухи (принёс находчивый повар), и Охотников был спасён.

Пушкин сорвал занавеску и прыгал на ней, пока подошвы не начали дымиться. Николай Николаевич-старший вытащил задыхающегося Охотникова в коридор. Подбежала Аглая и стала тормошить пострадавшего:

— Ca va? Mon Dieu, vous avez mal ? Вы ещё гор-рите?

— Отпустите его, — Катерина Раевская с трудом оторвала Аглаю от адъютанта и протянула мокрое полотенце.

— Благодарю, — выдавил Охотников сквозь кашель.

Пожар тем временем был побеждён. Кровать сгорела почти полностью. От секретера осталась горка обугленных досок и медных замков. На горке сидел чёрный, как арап, Якушкин и, обжигая пальцы, рылся в обломках. Пушкин, тоже вымазанный в саже, пусть и не так заметной на смуглой коже, вытаскивал спасённые из огня книги и передавал их Николя. Дамы хлопотали над Охотниковым и Александром Раевским, обжёгшим руку.

— А отчего пожар-то был? — спросил Пушкин, вынеся последнюю стопку книг. — Иван Дмитриевич, вы что, свечку потушить забыли? Иван Дмитриевич, где вы?

Якушкин восстал из пепла и сказал, размазывая сажу по лицу:

— Письма! Письма сгорели!

Первые подозрения — кто открыл дверь? — оскорблённый Охотников — Катерина — тайна Якушкина

Лишь пар над пеплом сел густой;

Лишь волк, сокрытый нощи мглой,

Очами блещущий, бежит на лов обильный...

В.А.Жуковский

Что за письма, Якушкин говорить отказался, только хватался за голову и повторял:

— В ларце были заперты... Заперты ведь были...

— Иван Дмитриевич, вы свечку не погасили?

Якушкин отмахнулся от предложенного полотенца.

— Так не ототрусь, только замараю... Гасил я свечку. Я и зажёг-то на минуту всего, когда заходил переодеться, и тут же потушил.

— Обратите внимание, — Пушкин поднял с засыпанного пеплом и щепками пола подсвечник. — Следы воска.

— И что? — удивился Александр Львович.

Подсвечник стоял на секретере или на прикроватном столике? Если на столике, то понятно, как загорелась кровать, а по занавеси огонь перекинулся на секретер. Или наоборот?

— Когда всё загорелось, подсвечник, видимо, упал и закатился в угол. Поэтому воск на нём остался не растаявший. Смотрите, — Пушкин пронёс бронзовую чашечку перед глазами собравшихся. — Вот тут остались капли воска, значит, свеча горела достаточно долго, чтобы натекло. Иван Дмитриевич, вы оставляли свечу на столике или на секретере?

— На секретере, кажется. Да, определённо там.

— Окно открывали?

— Что? Окно? Нет. Пушкин, если позволите, я схожу умыться...

— Странно, — сказал Александр. — Если бы окно было открыто, свечку могло бы сбить ветром.

— Так оно, верно, и было, — согласился Николай Раевский-старший.

— Однако Иван Дмитриевич говорит, что гасил свечу, а окно было закрыто.

— Забыл, — пожал плечами Александр Львович. — Эка невидаль. Слава Богу, огонь не разошёлся.

Старуха Давыдова, мирно продремавшая всё время на своём диване, отнеслась к известию философски.

— Ах ты, Господи помилуй, но ведь это сгорели нежилые апартаменты?

Узнав, что сгорела комната для гостей, старуха перекрестилась и сказала, что это прекрасно, это очень повезло, что у них в доме почти не бывает гостей.

Когда все вымылись и переоделись, был вторично допрошен Якушкин. Он божился, что свечу, выходя, гасил, а окно не отворял. Это подтвердил Николя, который открыл после пожара прежде запертое окно, чтобы проветрить задымлённое помещение.

— Александр Сергеич видит тут странность, — сказал Орлов, — и я с ним согласен. Неприятно сие говорить, но я подозреваю поджог.

Поднялся шум.

— Сами посудите: в закрытой комнате ни с того ни с сего загорается бюро, где лежали очень ценные для Ивана Дмитриевича письма...

— Что ж это за письма такие? — Александр Львович вертелся от любопытства, как мальчишка; только живот тяжело колыхался перед ним.

— Не хочет говорить, видишь, — одёрнул его Николай Николаевич. — Что-то приватное.

— Они лежали в ларце, — вмешался Якушкин. — Дубовом.

Снова начали громко обсуждать каждый свою версию возгорания.

— Господа! — Пушкин замахал руками. — Écoutez! Messieurs . Смею вас попросить снова пройти в сгоревшую комнату.

— Что ещё мы там не видели, ну?

— Покорнейше прошу. Я уверен, что подозрения его сиятельства...

— К чёрту сиятельства, Сверчок, с каких пор я для вас 'сиятельство'?

— ...Подозрения Михаила Фёдоровича обоснованы.

— Господа, у Пушкина идея, — Александр Раевский хлопнул в ладоши. — Я могу поручиться за гибкость ума моего друга. Действительно, пойдёмте-с.

На пепелище собралась мужская компания, дамы вертелись в коридоре, подальше от запаха гари и серьёзных разговоров. Пушкин несколько раз открыл и закрыл окно, убеждаясь, что запирается оно надёжно и по случайности открыться не может. Потом перешёл к обломкам секретера.

— Иван Дмитриевич, у вашего ларца, полагаю, был прочный замок?

— Да, — сказал Якушкин. — Вот, пожалуйте, ключ, — он вынул часы.

— У вас что, часовой ключик к ларцу подходил? — заинтересовался Василий Львович.

— Да, сделан, как и сами часы, по моему заказу.

Серьёзно подошёл к вопросу.

— Хоть что-то от вашего ларца осталось? — спросил Александр. — Замок-то, наверное, не сгорел.

Якушкин снова зарылся в обломки. За ними наблюдали с растущим любопытством.

— Это он! — Якушкин предъявил извлечённый из золы предмет.

Досадуя, что нельзя взять увеличительное стекло (слишком много вопросов вызовет) и рассмотреть находку подробно, Француз принял из рук Якушкина замок и повертел в руках.

— Позвольте поинтересоваться, насколько ценны были ваши письма?

— Чрезвычайно, — печально сказал Якушкин.

— Я не вправе знать их содержания, — сказал Александр, — но скажите: могло ли кому-то в мире вообще быть выгодно их выкрасть или уничтожить?

— Браво, — негромко зааплодировал Орлов. — Пушкин, вы — светлая голова.

Пушкин потер щеку под бакенбардами — начал зудеть шрам, видимо, на почве стресса после вторично пережитого пожара.

— Иван Дмитриевич, и вы, Охотников, подойдите-ка, — попросил Орлов. — Господа, вы не будете возражать, если мы втроем обсудим исключительно приватное дело?

— Конечно, — за всех ответил Николай Раевский-старший.

— Ну что вы полезли с вашими расследованиями? — зашипел Раевский. — Вы можете себя выдать!

— А вы полагаете, пожар не связан с какой-то тайною? Возможно, имеющей отношение к революционному клубу?

— Полагаю, чёрт возьми, конечно, полагаю, — Раевский возмущённо блестел очками. — Почему бы нам самими не разъяснить ситуацию? Ещё немного вашей логики, и только последний дурак не разглядит в вас сыщика.

Вернулись с дружеского совещания Орлов, Охотников и Якушкин.

— С вашего позволения, друзья мои, — Орлов пригладил жидкие, похожие на перышки, волосы на висках. — Мой друг Иван Дмитриевич лишился важных для нас писем, в содержание которых я, увы, не могу вас посвятить. Поскольку пожар случился... — он задумчиво пожевал готовое вырваться 'подозрительный' и сказал, — весьма странным образом... Я прошу вас трезво отнестись к моим словам и к предположениям господина Пушкина. Пожар мог быть устроен одним из нас.

— Ах! — Софи прикрыла лицо веером. — Кто-то из нас поджёг комнату Ивана Дмитриевича?

— Боюсь, вы правы, — невесело улыбнулся ей Пушкин. — Да ещё к тому же, думаю, выкрал письма.

— Иван Дмитриевич, ну-ка сейчас всё вспомните хорошенько, — Василий Львович взял Якушкина за плечи, — вы свою комнату запирали?

Якушкин кивнул.

— Как интер-ресно! — радостно сообщила Аглая.

— Господа, это чудовищно — подозревать друг друга, — вмешалась Катерина Николаевна. — Посмотрите сами, ведь мы все были вместе, когда начался пожар.

Пушкин допил остатки шампанского и звонко ударил бокалом о край серебряной молочницы.

— S'il vous plaît, messieurs , давайте сосредоточимся.

И объяснил:

1) Мы хотим выкрастьсжечь к чертям письма Якушкина

2) Проникаем в запертую комнату

3) Зажигаем свечу и от неё — секретер

4) Ларец вскрываем на местеоставляем сгореть к чертям

5) Выходим и снова запираем комнату

6) Дело сделано.

Раевский, медленно кивавший каждому из сделанных Пушкиным заключений, снял очки и, щурясь, оглядел собравшихся.

— Возможно ли взломать дверь а потом ещё и замок ларца?

— Замок нельзя, — откликнулся Якушкин. — Хотя понимаю, ларец могли просто распилить.

Дверь была заперта, когда мы заметили дым. Значит, не только взломал, но и запереть смог?

— У кого были ключи от комнаты Ивана Дмитриевича?

Выяснилось, что ключи были у одного Якушкина.

Перешли в коридор.

— Эксперимент! — объявил Василий Львович. — Дверь Ивана Дмитриевича уже сломана, теперь попробуем открыть — чья это дверь?

— Моя, — Мария испуганно шагнула ко входу в свою комнату. — Вы правда хотите...

— Прошу прощения, — отступил Василий Львович. — Ваша дверь неприкосновенна. А тут у нас, — он перешел к следующей комнате, — живет Николай, ну.

— Василий, — нахмурился генерал Раевский. — Что ты задумал?

— Всего лишь доказать, что замки в нашем доме невозможно вскрыть без ключа, ну!.. — дымный хвост от Василия Львовича протянулся в сторону столовой. Спустя мгновение Давыдов снова стоял у двери — с глазами, горящими азартом, и с ножом в руках.

— А вот мы его сейчас... — нож скрипел, тычась в замок. Василий Львович крякнул, — Не поддаётся, ну! Применим силу.

Он навалился на нож, дверь затрещала и внезапно открылась. Василий Львович влетел в комнату Николай Николаевича.

— Василий! — генерал Раевский гневно таращил глаза. — Почему ты свой замок не сломал?!

Замочный механизм почти выпал, удерживаемый только не до конца отколовшейся щепкою.

Николай Раевский-младший подошёл и подергал его.

— Я бы его даже не пошевелил, — сказал он. — Это, Василий Львович, ваша медвежья сила.

Смущённый Василий Львович спрятал огромные ручищи за спину.

Николай Николаевич-старший скорбно осмотрел дверь, хмыкнул, поглядел на брата и захохотал.

Установили, по крайней мере, что, даже имея силу Василия Давыдова, замок можно исключительно разворотить и выломать, но не открыть без видимых повреждений, не говоря уже о том, чтобы впоследствии запереть. Поджигатель располагал ключом либо какой-нибудь хитрой отмычкой.

— Я не желал бы, чтобы на хозяев пала тень, — сказал Охотников. — А что если это сделал кто-нибудь из слуг?

— Ах ты ж, — удивился Александр Львович. — Как же мы это узнаем? Что мне, всех уволить прикажете?

Дверь была закрыта, — вспоминал Пушкин. — А.Р. несколько раз толкнул её, и тут прибежал Охотников, выбил дверь плечом.

Очень уж легко он её выбил.

— Господин Охотников, — Француз вновь начал тереть щёку. — Вы, кажется, даже не пробовали открыть дверь господина Якушкина? Сразу ломиться стали.