По госпиталю поверх новых окон, где было можно, закрывали ставни. Ветер выл, как стая пустынных волков на охоте.
— Придется остаться, — развел руками Илан.
— Не хотелось бы. Дел много, — слегка растерянно произнес Намур и посмотрел на сотрясаемую порывами ветра высоченную резную дверь. — Я вчера вечером приехал, толком в себя прийти еще не успел, столько новостей у вас... Вообще ничего не успеваю. — Тут Илан хмыкнул. — Раненых с корабля вы принимали?
— Из карантина сюда дорога идет по прямой. Конечно, мы.
— И что делать?
— С кем?
— Мне.
— В дезинфекции есть горячий душ, на кухне горячая еда, моя лаборатория с подветреной стороны, так что там можно протопить печь. Можно и в жилой флигель пройти, но есть риск, что ветром унесет в конюшню.
— Часто здесь такая погода? Я не зимовал в Арденне ни разу.
— Не знаю. Сам первый раз вижу снег и лед больше декады подряд. А шторма — да, зимой бывают.
Илан двинулся в сторону дезинфекции, Намур за ним.
— Мы в пустыне снег видели, за одну ночь выпал, и все вокруг накрыл, — рассказывал советник. — Красиво очень. Огромное волнистое поле, от горизонта до горизонта в любую сторону, и кругом белым-бело, словно северное море застыло. Верблюды с непривычки одурели. Не хотели идти по холодному. Но растаяло всё быстро...
Намур говорил что-то еще про трудности путешествия через пустыню и своеобразный характер верблюдов. Илан почти не слушал, он в это время боролся с внутренними сомнениями. Нужно ли ему то, что он хочет сказать. Как поймет его главный по предателям. Что ответит. Кем считает Илана сейчас и кем будет считать потом. Не лучше ли обратиться к киру Хагиннору или инспектору Аранзару? Потом решил: нырять во все это, так с головой.
— Господин Намур, — сказал он, совершенно не в тему рассказа о пустынных достопримечательностях, — можно ли мне взглянуть на судовой журнал парусника 'Итис'?
Они уже были в дезинфекции, и за стеной душевых, в комнате для подготовки пациентов кто-то звучно ахал и охал глубоким женским голосом. Судя по тому, что к Илану не обратились, дело шло по части акушерского отделения. Намура эти, вполне обычные для госпиталя звуки, заметно беспокоили. Илан открыл воду, чтобы заглушить тревожные шумы. Намур долго раздевался, Илан уже думал, просьба не была услышана. Или, хуже того, господин советник сделал вид, что ее не слышал. Повторить не решился. Но, наконец, из соседней душевой секции Намур ответил:
— А потом некоторые удивляются, отчего префектуре есть до них дело. Кто тут ёж, и кто собака?
— У меня личный вопрос, — попробовал объяснить Илан. — Моя... невеста должна была плыть на этом корабле. Я читал в порту список пассажиров — ее там не нашел. Но потом в городе встретил еще одного человека, который тоже плыл на том корабле, и его не было в списках. Вы этого человека должны помнить по службе в префектуре, его звали Номо, племянник инспектора Адара. Его ранили в ту же ночь и тем же оружием. И на помощь позвали в тот же срок, что и к раненым с корабля. Но не вместе с ними, в госпиталь он отчего-то не поехал. А потом его кто-то... убил. Префектура открыла дело, я не знаю, как оно продвигается. Мне просто нужен судовой журнал с настоящим списком, а не тем, который вывешен в порту. Не могу спокойно спать, пока не проверю...
Намур снова долго не отвечал.
— Доктор, — сказал он. — Лучше бы вам во все это не впутываться.
— Поздно, — отвечал Илан, отжимая намокшие волосы простыней, которые были в дезинфекции вместо полотенец. — Я уже по шею впутан. Я делал Номо операцию, потом видел труп, потом давал показания в префектуре. А двое из префектуры стали наступать мне на пятки до того, как я впутался. От меня явно чего-то ждут. Вот я и хочу посмотреть этот журнал. Может быть, пойму, что им нужно.
— Как хотите, доктор, как хотите. Доберусь до адмиралтейства — велю прислать вам журнал на пару страж. Сделаю исключение для вас. Но это будет иметь последствия. Если вы найдете там что-то полезное не только вам, но и нам, окажите ответную любезность: сообщите, что об этом думаете. Можно не в префектуру, раз она вам не нравится. Можно письмом лично мне, и вложить письмо в сам журнал.
В дезинфекции они разошлись. Илан переоделся в штатную госпитальную рубаху, сложил парадную одежду и отправился в лабораторию, а советник Намур сказал, что, если можно, он постоит под горячей водой, очень уж это хорошо. На самом деле Илану было видно, что у советника тянет шрамы из-за плохой погоды. Обгорела у Намура не только голова. Но под горячей водой действительно легче. Илана, не зайди он в дезинфекцию после вечерней операции, тоже свернуло бы.
Возможность терять время в разговорах иссякла. Сейчас нужно подняться наверх, быстро написать Неподарку состав фиксирующего раствора к препарату, заслать кого-нибудь на поиски еды, потому что время на приличный ужин за столом уже потратил мимо, и вернуться к Актару. Вдруг гиффа тоже начнет ослаблять действие раньше из-за пьяного гриба.
Однако в лаборатории разбежались очередные поросята. В приемном кабинете горели все четыре лампы, на кушетке для осмотра больных, насколько возможно дальше друг от друга жались Мышь и Неподарок. Выглядели они так, словно их расталкивает невидимая сила. А по кабинету медленно вышагивал доктор Гагал и читал лекцию о том, что роды это праздник, по сравнению с которым дефлорация детский лепет, инфекции, вызванные половой неразборчивостью, не дремлют, а дефлорационный цистит премерзкая штука. Илан постоял в дверях. Немного послушал, несмотря на то, что нужно было торопиться. Спросил:
— Что натворили?
Мышь зашмыгала носом. Неподарок свернулся в черный ежовый комок без лица и конечностей, точь в точь как до этого под надзором инспекторов.
— Я зашел, узнать, где ты, — объяснил Гагал. — Мне сказали, ты закончил с этим... новым доктором. Мне гиффы нужно, пару флаконов всего, для промывания, пациентка поступила с проблемами. А эти двое высунулись из-под какой-то попоны, что ли... или что у вас там валяется. Свернулись под ней, как котята, и выглядывают. Вдвоем. Вместе.
— Так, — строго сказал Илан.
Неподарок, забитое существо, уже полуобморочно трясся.
— Мы ничего, — всхлипывала Мышь. — Холодно было, печь остыла. Ничего не делали, просто вас ждали. Мы даже не раздевались...
— Ты мне, взрослому дяде, будешь рассказывать, будто греха нельзя наделать, если не раздеться? Что за наивность! — изумился Гагал и повернулся в Илану. — Посмотреть твою девчонку? Я знаю, ты сам не любишь.
Теперь затряслась и Мышь.
Илан покачал головой:
— Спасибо, доктор Гагал. Я с ними разберусь.
Гагал показал в ладони уже взятую гиффу, кивнул и оставил Илана с подчиненными.
— Вы почему меня подводите? — спросил Илан. — Я вам дал слишком много свободы? Значит, я буду вынужден ее ограничить. Или у вас мало работы? Я и работу увеличу.
Оба молчали.
— Почему Мышь не ушла в спальню?
— Вы не взяли меня на операцию и не сказали, что я свободна, — бойко выдала она, сразу осмелев после ухода Гагала.
— На этой операции тебе нечего было делать. Вы знаете, что вам по уставу госпиталя нельзя приближаться друг к другу ближе, чем на вытянутую руку, если только вы вместе не работаете с больным?
— Нет, — выдавил из себя Неподарок.
— Мы просто сидели под попоной! — в отчаянии пропищала Мышь. — Мы сначала поссорились, чья она, потом поделили. Мы ничего не делали! Он не мой парень!
— Тебе еще только твоего парня не хватает здесь завести! — Илан сердито стукнул ладонью по письменному столу. — Да что такое, на мгновение нельзя одних оставить! Смотрите на меня! Было?
У Мыши от честности, искренности и желания убедить в своей невинности оба глаза съехались к носу. Один еще был отекшим после встречи с отчимом. А Неподарок сполз с кушетки и встал на колени.
— Брысь! — сказал Илан. — Мышь на кухню за едой, еду отнести мне в предоперационную. И чай! Неподарок — готовить фиксирующий раствор. Состав напишу.
Мышь тут же как ветром сдуло. А Неподарок вставать с колен не торопился.
— Окаменел или в чем-то каешься? — спросил его Илан, вытягивая из стола последние перчатки, наверное, уже нестерильные, потому что лежали в открытом боксе.
— А наказание?
— Наказание это унижение. Унижать я никого не собираюсь. Я хочу видеть в близких ко мне людях чувство понимания и ответственности. У меня был очень тяжелый вечер, очень тяжелая операция и очень тяжелый больной. Встань и не раздражай меня! Дневной список сделал?
— Н... нет. Д... ров нет. Во двор не выйти. Ветром уносит...
— Возьми на кухне! Будут против — скажешь, доктор Илан приказал! Если придет советник Намур ночевать, постелишь ему вашу попону на скамье, а сам будешь выполнять все, мной написанное, и тихо, чтоб не мешать ему. И пол подметите и помойте кто-нибудь. Это больница, а не свинарник. Спину свою давай.
— Зачем? — испугался Неподарок.
— Пластырь тебе переклею, чудо ты хвостатое! Лоток с зажимами достань и открой.
— Этот?
— Это пинцеты. Пёс с тобой, давай пинцеты.
— Я, — сказал Неподарок, — запутался. Они все одинаковые, как вы их отличаете?
— Я, — ответил Илан, — уже и сам не знаю. Дай хоть что-нибудь, открой банку с тампонами, вот эту бутылку и вон ту мазь. И сиди не дергайся, я тороплюсь. Мышь правда не трогал?
— Тронешь ее, как же. Руки обгрызет...
— Верно. Но, если будешь совершать подобные ошибки, переназову тебя в Геморрой. Прочти и запомни госпитальный устав, чтобы я снова не поменял тебе имя.
* * *
Разбудил Илана доктор Никар за две сотых до переворота часов.
— А кто у нас здесь новенький и что у нас болит? — громогласно объявил он, заходя в палату.
Илан поднял голову с операционного валика, обняв который, спал на стуле возле Актара. Между первой и второй ночными тот впал в полубессознательный бред. Его знобило, он плохо дышал, стонал и просил пить, поить приходилось с ложки, считая эти ложки и записывая влитый и пролитый мимо объем, потому что сделать нормальный глоток из чашки он не мог. Лекарство доктора Арайны поначалу никак не облегчило состояния, и Илан подумал, что это такая же пустышка, как средства из арсенала операционной, опробованные раньше. Но на третью по счету половину стражи все изменилось. Сначала выровнялось дыхание, потом прошел озноб и потеплела кожа. Илан каждые десять сотых стражи заглядывал под простыню на выпускники, проверить, не хлынуло ли из-под внезапно соскочившей лигатуры. Что было хорошо после гиффы — капиллярные кровотечения после нее минимальны, нагноения тоже возникают крайне редко. Но сосудистая ножка у почки была короткой и неподатливой. Кровотечения Илан очень боялся. Наконец, в какой-то момент он понял, что Актар осознает — его не оставили одного и не бросили без помощи. Он сам попробовал найти руку Илана и не уцепиться за нее в отчаянии, как за последнюю надежду, а пожать с благодарностью. Это стало точкой отсчета на улучшение.
На рубеже второй ночной и утренней страж его перенесли в палату. Илан снял мочевой катетер, взвел пружинку в песочных часах на переворот со звонком каждые четверть стражи, поставил рядом с кроватью стул, обнял валик и заснул.
— Помогите, доктор... Ничего не болит, — простонал Актар, — девственности лишают.
Никар заглянул в банку с лекарством Арайны.
— За грехи ваши, — сказал он. — Назначали такое непотребство своим пациентам? Нужно искупить.
— И клизмы назначал, — Илан прикрыл зевок ладонью. — Возмездие близится.
Илан приподнял одеяло и показал Никару косой шов с выпускниками. Тот изменился в лице, но вслух сказал:
— Практически здоровый человек. Шутит — значит, будем караулить. Как бы не сбежал от возмездия своими ногами. Давайте список назначений и ступайте отдыхать, доктор Илан. Я сегодня дежурю. У меня все будет хорошо. У меня не может быть так, чтоб плохо. — И огромной, как лопата, ладонью пожал Илану плечо.
В лабораторию Илан вернулся в почти хорошем настроении. Обычные докторские перепады: за день, вдосталь налюбившись, нажалевшись и налечившись людей, каждого по отдельности, иногда по нескольку вместе, начинаешь ненавидеть человечество в целом за строптивость, медицинскую безграмотность и глупые страхи, к вечеру сволочеешь и звереешь, но утром опять добрый. Даже если почти не спал.
Шторм за стенами не закончился, но поутих. Ветер уже не пытался раскачать дворец, вырвать его с корнем и низринуть с холма, не тряс двери и окна, но все еще льстил себя надеждой, что, если он хорошо постучит, жалобно повоет и попросится, его впустят погреться у железной печки. В протопленной лаборатории советник Намур умывался слитой в тазик теплой водой из автоклава, держа левое плечо чуть приподнятым и поджатым.
— Доброе утро, доктор, — сказал он. — Кто у вас алхимией пробавляется?
— Все понемногу, — кивнул в ответ Илан. — Подождите, не одевайтесь. Маленький подарок.
Быстро зажег спиртовку, разогрел жаропрочную чашку, капнул масла, положил малую меру воска, крошку сахара и щепотку сухой гиффы. Промешал костяной лопаткой, чтобы все скорее расплавилось и смешалось. Теплую, почти горячую мазь собрал в ладонь и размазал Намуру по шрамам на ключице, шее и спине. Сказал:
— Будет легче.
-Я к вам жить перееду, — вздохнул Намур. — Чтоб обо мне хоть раз кто в адмиралтействе так позаботился. Всем только что-то дай и сделай. В лучшем случае, взятку пытаются всучить. А адмиралтейство — оно как ваш госпиталь, должно быть бесплатное. Будет вам судовой журнал до вечера, доктор. Даже без обязательств.
* * *
Илан думал, что советник Намур пошутил насчет переезда. Но в последней четверти утренней стражи на третий этаж, топоча и грохоча по чугунной лестнице, великолепной, но такой громкой, от черного выхода стали носить чьи-то вещи. Илан вначале не придал значения, однако потом некто, совершеннейший писарь по виду и назначению, с тетрадкой, в которой был подробный перечень сундуков и коробок, попросил Илана расписаться за доставленный ему опломбированный пакет. И продолжил проверять коробки.
В лаборатории тихонько кипел экстрактор. Мышь была выслана на дезинфекцию мыть лотки и дожидаться из горячих шкафов стеклянную посуду, чтобы перехватить нужную часть раньше аптеки. Неподарок пересаживал плесень, снимал 'урожай' на сушку. В автоклаве стояла сложная закладка с шовным материалом, тампонами, салфетками и иглами. Илан ходил вокруг большого стола кругами. Не мог определить, что именно ему мешает. Наверное, возле печи было жарко. И спать хочется. Забрал журнал с лабораторного стола и отнес в прохладный кабинет на письменный. Срезал пломбы и развернул плотную грубую бумагу. Сел над переплетенным в коричневую кожу журналом и... не смог его сразу открыть. Невестой Рута ему не была. Илан с самого начала знал, что вернется в Арденну. А Рута знала, что ей там нечего делать. Отправься она с ним, свадьба не могла бы состояться тем более. Простая девушка и наследник арданского царства не пара. Страдать было не от чего. Даже не великая любовь. Просто дружба, тепло и человек от одиночества в чужом краю. Которому правда будет лучше на Ходжере. Значит, и бояться нечего. Открыл, прочитал, закрыл. А не получалось.
