Чертополох 3

— Позволь, я ещё раз осмотрю тебя, Ставгар, — я приглашающе хлопнула ладонью по дереву, и беркут немедля перелетел ко мне. Потоптался по стволу, и, взглянув на меня, встревоженно заклекотал. Что ж, вид, судя по ощущениям, у меня действительно не здоровый — наверняка бледна, точно снежница. Да только не об этом сейчас стоит печалиться.

Сотворив знак, я вновь осмотрела опутывающую беркута колдовскую сеть и не смогла сдержать облегчённого вздоха. За ночь чародейское плетение изменилось — оно не просто приняло моё запечатывание, но и стало с ним одним целым. Нити потемнели, но теперь от заклятия Остена в первую очередь тянуло не только кровью и железом, но и вспаханной землёю, сосновым бором и ржаным хлебом. Пахло домом и защитой. А, значит, мои усилия не были напрасны.

Я огладила бурые птичьи перья и слабо улыбнулась.

— Теперь ты сможешь вернуть себе прежний облик, Ставгар. Как только ты коснёшься земли родового имения под Райгро, заклятие спадёт, и ты обернёшься человеком. Но это будет без меня.

В ответ немедля последовал встревоженный, злой клёкот и встопорщенные перья. Беркут взмахнул широкими крыльями, сердито глядя на меня, но я на его негодование лишь отрицательно качнула головой.

— Мы не можем продолжать путешествовать вместе, Бжестров, ведь человек в тебе с каждым днём всё больше уступает птице. Я знаю — ты борешься и за свой разум, и за душу, но сейчас всё решает время. До Райгро нам вдвоём добираться несколько месяцев, а для тебя это слишком долго. Возможно, к тому времени ты действительно станешь птицей и не сможешь вспомнить себя — человека. Если так произойдёт, то ты либо навсегда останешься беркутом, либо превратишься в безумца.

Я не хочу для тебя такой участи, поэтому прошу — воспользуйся крыльями, которые тебе дал кривоплечий. В одиночку ты сократишь свой путь до пары недель, а, значит, у тебя будет больше шансов сохранить разум и душу. Главное, помни о том, кто ты есть на самом деле. Особенно, когда достигнешь Райгро. Прикасаясь к родной земле, ты должен осознавать себя Ставгаром Бжестровом — крейговским Владетелем, а не ручной птицей. Понимаешь?

В свои слова я попыталась вложить всю душу, всю свою способность убеждать, но — увы. Выслушав мои пояснения, беркут лишь распустил крылья и вновь тихо заклекотал, преданно заглядывая мне в глаза. И для того, чтобы понять его сейчас, не нужна была человеческая речь — Ставгар явно намекал, что не может оставить меня одну.

Я вновь попыталась воззвать к его разуму, убедить, что в разлуке не только у него, но и у меня будет больше шансов на благополучный исход, ведь амэнцы ищут в первую очередь жрицу Малики с ручным беркутом. А потому, оставшись без такой приметы, как ловчая птица, мне намного легче будет затеряться в этом краю, но всё было тщетно.

Беркут больше не оглашал окрестности злым клёкотом, но, тихо клекоча, ластился, точно щенок, всем своим видом выражая преданность и любовь. Мне же с каждой минутой всё больше хотелось расплакаться злыми слезами — неужели из-за упрямства Ставгара все мои попытки ему помочь пойдут прахом?

Нет. Я понимала чувства Владетеля, понимала его беспокойство за меня и то, что он считает своё бегство недостойным, но сейчас речь шла не о чести, и не о том, пристало или нет, благородному крейговцу оставлять спутницу один на один с опасностью. Речь шла о жизни самого Бжестрова, а кому будет легче, если он навсегда останется птицей или, слишком поздно вернув человеческий облик, превратится в буйно помешанного? Кому нужна такая жертва?

Думать же о том, что станет с Бжестровом, если амэнцы нас изловят и отправят-таки к Владыке Арвигену, и вовсе не хотелось. Потому что если у меня при таком развитии событий оставалась призрачная надежда на статус жрицы, то для Бжестрова очередное пленение означало одно — страшный и неотвратимый конец. Вот только история сероглазого, похожего на Мечника, Владетеля должна быть иной!

Нет, шансы на то, что мы вместе с Бжестровом выберемся из всех передряг и достигнем Райгро вовремя, ещё оставались, но они были мизерными. Ставгар же, как истинный Владетель, склонялся, как ему казалось, к единственно верному решению, которое гласило: 'Или вместе, или никак'. Что ж, честь его при этом действительно не пострадает, и поступок Бжестрова будет достоин героя из старинных баллад, вот только я руководствовалась совсем иными соображениями. Мне важен был не красивый жест, а результат.

В дочери Мартиара Ирташа уже давно не осталось того, что надлежит прививать будущим матерям и хранительницам знатных семейств. Да и благородство древних родов я, наученная горьким опытом, ставила очень невысоко. Садовый цветок действительно выродился в чертополох, но это было и к лучшему. Я понимала, что Бжестров принимает неверное решение, и должна была удержать его от ошибки. И если он, слушая сердце, не хочет более внимать доводам разума, мне остаются только чары. То самое ментальное колдовство, которому меня начали обучать в трижды проклятом Мэлдине!

Из-за воспоминаний о Матери Ольжане слюна во рту мгновенно стала кислой, а перед глазами появились изнурённые лица послушниц. В своё время я зареклась использовать мэлдинские практики, но теперь, видимо, пришло время нарушить данное самой себе обещание. В конце концов, сейчас это просто необходимо. Да и ментальное воздействие я собираюсь применить не во вред, а ради спасения!

Поймав себя на том, что мои рассуждения начинают напоминать речи Хозяйки Мэлдина, я невольно сжала кулак. Наверное, так и начинается путь, завершение которого я видела в Нижнем Храме. Оправдания, уверение самой себя, что один дурной поступок во имя блага не несёт в себе ничего страшного. А он, меж тем, нёс. По отношению к Бжестрову, пережившему ритуал оборота, это будет особенно жестоко. Мало того, что его превратили в птицу, так теперь ещё и я собираюсь воздействовать на его разум и волю! Если он никогда мне этого не простит, то будет прав. Но пусть уж лучше Ставгар злится на меня до скончания века, но при этом в своих силах и разуме, а не превращается в пернатую игрушку для Знающих.

Решившись, я ещё раз приласкала беркута, и, поймав его взгляд, направила силу прямо в чёрные, удивлённо расширившиеся зрачки. Владетель не ожидал от меня подобного, а потому на краткий миг я увидела его разум, точно на ладони. Все смятённые чувства, все радости и горести, безмерное отчаяние и робкую надежду. Всё это было окрашено в разные цвета, колеблясь и изменяясь прямо на глазах — я словно бы смотрела на ожившее лоскутное одеяло или на текущую воду, в которой каждая струя имеет свой оттенок. Зрелище было завораживающим, но я проникла в чужой разум с определённой целью, и не следует об этом забывать. 'Моя воля — твоя воля, Владетель. Ты отправишься в Крейг, в своё родовое имение под Райгро!'

Внушение упало в душу Бжестрова, точно жемчужина в кипящие волны. Птичье тело задрожало под моей рукой, а в следующее мгновение я почувствовала настоящий удар. Вот только нанёсший его хлыст состоял из чужой обиды и гнева. Хотя Бжестров ни разу не был ни Знающим, ни Чующим, он быстро смекнул, что происходит, и теперь пытался избавиться от чужого ментального присутствия. Но его попытка закрыться ни к чему не привела — я успела добраться до глубинной сути Владетеля раньше.

'Ты не будешь медлить, а отправишься в путь со всей возможной поспешностью. Твоя цель — Райгро'.

Чужое сознание потемнело, налилось угрозой — теперь я смотрела не на лоскутное одеяло, а словно бы оказалась ночью в самой гуще леса, но, глядя на метущиеся вокруг меня тёмные тени не испытывала ни малейшего страха. Лишь следила за тем, как в кромешной мгле начинают появляться тонкие серебристые нити моего внушения. Трепещущие от малейшего вздоха, похожие на паутину, но притом невероятно крепкие.

Дождавшись, когда их число достигнет пяти, я покинула разум Владетеля, ведь моей целью было не подмять под себя его волю или прочесть все мысли и чувства. Я собиралась оставить в душе Ставгара необходимый импульс, который быстро перерастёт в его же собственное желание. Но это произойдёт немного позже, а пока дрожащий, взъерошенный и злой беркут сидел на дереве, недоумённо крутя головой.

Я же тихо поднялась, и, отступив на три шага, бросила отворот глаз на себя и Ласточку, в одно мгновение став невидимой для Владетеля. Ставгар же, заметив моё внезапное исчезновение, замер, точно закаменев.

А потом воздух разорвал страшный, полный отчаяния крик! А потом ещё один, и ещё!

Ласточка недовольно запрядала ушами, и я, перехватив кобылу под уздцы, принялась оглаживать её меж ноздрей, а беркут перелетел с бревна на ветку дерева, и снова протяжно заклекотал. В этом крике было всё — и обида, и непонимание, и боль, и отчаянный призыв вернуться. Бжестров звал меня изо всех сил, но я хранила молчание, и беркут, взлетев в небо, начал описывать над местом нашего привала широкие круги.

Он кричал, звал, искал, и словно бы плакал от отчаяния. Я же, наблюдая за его метаниями, чувствовала себя так, словно только что своими руками убила дорогого мне человека. Больше всего на свете мне в эти мгновения хотелось сбросить отвод и утешить горюющую птицу, но я всё равно продолжала молчать, ожидая, когда внедрённое в сознание внушение окрепнет и погонит Ставгара прочь и от предавшей его лесовички, и от этого места. Мысленно я умоляла его улететь поскорей и больше не рвать душу ни мне, ни себе, но прошло не менее трёх четвертей часа, прежде чем беркут с последним, печальным и протяжным криком исчез в вышине.

Убедившись, что птичий плач действительно стих и беркут улетел, я вывела Ласточку из распадка, и, взобравшись в седло, снова продолжила путь. В душе было до странности пусто, но ни на слёзы, ни на самобичевание времени больше не было. Крики беркута разносились широко окрест, и амэнцы вполне могли их услышать и пойти если и не по следу моей магии, то на птичий клёкот.

Руководствуясь этими нехитрыми соображениями, я пустила лошадь рысью и успела миновать широкое поле и мелкую деревушку, прежде чем отзвук поискового заклинания пробежал по земле невидимой позёмкой. И хотя амэнцы были ещё далеко, я явственно ощутила, как шею и затылок колют ледяные иглы чужой магии. А это значило лишь одно — мои преследователи встали на след, точно гончие.

Я взглянула на темнеющую вдали полоску леса, и послала Ласточку вскачь прямо через заснеженные поля. В голове билась лишь одна мысль — успела вовремя.

В первый раз мне удалось уйти — по пути очень удачно подвернулся небольшой погост, на котором неведомые мне Знающие искали падальщиков — останки последних лежали обугленной кучей неподалёку от ограды. Поскольку ловили тварей с помощью поисковых заклятий, да и в костёр добавили заклинание, чтоб огонь был пожарче, вокруг осталось множество отзвуков чужого колдовства, в котором почти мгновенно потерялся и мой след.

Проехав погост, я устремилась на север и остаток дня гнала Ласточку то вдоль кромки леса, то по бездорожью. При этом на открытые пространства я старалась не выезжать, а любое поселение или дом огибала с осторожностью дикого зверя. Поисковых заклятий преследующих меня амэнцев я больше не улавливала, но чувство приближающейся опасности всё больше холодило спину. Пару раз я видела, как вдалеке в небо испуганно поднимается стая птиц, а однажды ветер донёс до меня конское ржание — мои преследовали хоть и отстали, но упорно продолжали искать похитившую беркута воровку.

Я же старательно путала следы и изредка давала Ласточке отдых, переходя с рыси на шаг, а на некоторых участках и вовсе ведя её на поводу. Вся моя надежда была на скоротечность зимнего дня и ночную мглу, вот только к тому времени, когда солнце спряталось за горизонт, я совершенно выбилась из сил — их и так с утра было немного, а теперь и вовсе осталось на донышке. К тому же, вместе с сумерками пришёл и лёгкий мороз, так что ко всему прочему меня ещё и знобило, несмотря на тёплый плащ.

Лошадь подо мной тоже всем своим видом и поведением намекала, что неплохо бы устроить привал, вот только ни одно из встреченных мною по пути укрытий не внушало достаточного доверия. В одном окажусь в ловушке, другое — просто слишком ненадёжно, а возле третьего я и вовсе заметила сутулую, длиннорукую тень — этот падальщик не горел желанием нападать, но и иметь такого соседа по ночлегу было бы смертельно опасно. Так что, несмотря на то, что стылые сумерки уже сменились ночною мглой, я продолжала осторожно продвигаться вперёд. Хорошо ещё, что учуявшая чудище Ласточка перестала капризничать, и мне не приходилось лишний раз её понукать.

Наконец, на фоне тёмного, усыпанного зимними звёздами неба, я увидела казавшиеся угольно-чёрными крыши небольшой мызы. Она, судя по тому, что в окнах не теплился даже слабый огонёк, а из трубы не шёл дым, тоже была покинута хозяевами, да и располагалась очень выгодно для меня: к стоящему на пологом пригорке хозяйству с двух сторон подступали рощицы. Случись что — и у меня будет возможность укрыться меж древесных стволов, да и незамеченными к мызе преследователи не подойдут.

На первый взгляд, это покинутое хозяйство было идеальным местом для ночёвки, но что-то внутри меня противилось такому решению, а потому, оглядев мызу с одного бока, я решила осмотреть её и с другой стороны. В конце концов, вполне себе живого падальщика я видела совсем недавно. А что если здесь устроили себе кубло такие же твари, как и он?

Эта мысль вполне объясняла мои собственные неясные страхи, так что я, прислушиваясь к каждому шороху, осторожно начала объезжать покинутое хозяйство. Но мыза казалось погружённой в колдовской сон — мнилось, на её подворье уснул даже ветер, и потому со стороны построек до меня не доносилось даже малейшего шороха. О каком-то намёке на движение и говорить не приходилось. Мызу окутывал совершенный, ничем не замутнённый покой, который с каждым, канувшим в вечность, мгновением казался мне всё более неестественным.

В который раз отчаянно всмотревшись в темноту, я уже было решила проверить свои ощущения поисковым заклятием, но так и не произнесла даже единого слога. Потому что повисшую над мызой тишину внезапно разорвало громкое, радостное ржание. Видимо, спрятанный среди построек конь, учуяв кобылу, решил так поприветствовать мою Ласточку! И тем самым невольно выдал своего хозяина.

Выяснять, с кем меня свела судьба, я не стала: и разбойники, и мародёры, и колдуны-амэнцы были одинаково опасны, а потому я развернула кобылу и погнала её к деревьям. С мызы мне вслед понеслись громкие проклятия, а потом я услышала топот нескольких коней и звон оружия. Для полноты картины не хватало только лая собак.

— Стой! Именем Владыки Арвигена! — грозный окрик, а так же попытка ударить по мне магией подтвердили то, что на мызе устроили засаду бывшие владельцами беркута. Хотя я и заметала следы, колдуны, как опытные охотники, всё же смогли просчитать мои действия и примерный путь. Единственное, что не предусмотрели, так это норов своего коня и то, что я, перед тем, как ступить в расставленные силки, буду слишком долго колебаться и медлить.