После потопа Часть 1 - Выжившие

Мильченко спрыгнул на дно ямы, вырытой взрывом, пнул песок носком кроссовки, раз, другой. Потом ковырнул глубже, еще и еще, упал на колени и стал разгребать песок руками.

Найденное озадачило его. Два бронежилета, две каски, обрывки каких-то тряпок — все в крови, окровавленные бинты и пустая фляжка. Чьи? Кто был ранен? Зачем все это закопано здесь?

Значит, раненые были. И это не бандиты — чего им закапывать? Наши прятались, боялись, что эти гады на след выйдут. Значит, где-то неподалеку перевязывались. Надо искать!

Первой находкой была россыпь гильз и автоматный магазин в кустах, на самой опушке зарослей. Мильченко стал шарить среди ольховника и бузины, отходя все дальше от места находки. Ничего. Но вот, кажется, трава примята. Да, здорово примята. И, кажется, кровь на траве — трава побурела. Сухоцкий ранен? Куда же он делся? Эх, собаку бы сюда, розыскную... Или хотя бы Генку Пяльцина — он охотился, мало-мальски в следах должен разбираться.

Сережка вздохнул, покачал головой. Ничего не поделаешь, надо как-то самому. А если его уже бандиты нашли? Если нашли — пиши пропало. А если он не захвачен? Тогда выберется... Он же ранен! Вдруг лежит где-нибудь...

Мильченко терялся в хаосе мыслей. Потом, наконец, пришел к решению. Если командир где-то прячется, одному ему искать бессмысленно. Не найти. И потом — командир выкарабкается. Не может не выкарабкаться. А вот если они Сухоцкого взяли, надо его выручать. Но для этого надо разыскать, наконец, это бандитское гнездо. И Сергей сел на место, достал рацию из вещмешка, включил питание.

"Здесь Мильченко. Мое место — северная окраина Водопьяновского аэродрома..."

"Ты чего сбежал, дурила! Мы тут..." Сережка перебил дежурного:

"Ругаться потом будешь! Записывай! На месте боя найден автомат N ... . Проверьте, скорее всего, это Таньки Гаврилиной. В воронке обнаружены две каски и два бронежилета, засыпанные песком, и окровавленные бинты. Обнаружил свежие следы крови и автоматные гильзы в зарослях севернее места боя. Связь кончаю".

Иссиня-черные тучи, наползавшие с запада, окончательно закрыли солнце. Вместе с резкими порывами ветра, поднявшими пыль и мелкий мусор, на лицо упали первые тяжелые капли дождя. Мильченко поспешно свернул рацию, тщательно запаковал ее в вещмешок и стал пробираться через рощицы и прогалины, обходя Водопьяновский аэродром с запада. Вскоре он был насквозь мокрым — ливень припустил не на шутку. Но, утирая рукавом струящуюся по лицу воду, Сергей упрямо шагал и шагал к намеченной цели. Он шел к Городу...

...Юрий наметил себе маршрут движения: лес западнее Колосовца (где они примерно и находились) — западнее Ярославского — и резкий поворот направо, через поля и рощи, прямиком на Ястребки — Зеленодольск. Это был изрядный крюк, но Юрий опасался двигаться напрямик, полагая, что лучше потерпеть трудности долгого пути, нежели нарваться на обозленных бандитов. Шли они с Надей медленно, часто останавливаясь на привал. Из продуктов у них были с собой только немного сахара, три фляги с кипяченой водой и грамм 150 водки в четвертой фляге.

Часа через два после полудня, когда до Ярославского оставалось совсем немного, с неба хлынули потоки дождя. Сначала Юрий пытался укрыться с Надей под большой разлапистой елью, но ливень припустил настолько сильно, что вскоре и ель не спасала. Они снова двинулись вперед.

Насквозь промокшая одежда, вода, хлюпающая в ботинках, порывы не холодного, но сильного ветра — все это заставляло Юрия с тревогой задумываться о том, как раненая Надя перенесет такой поход. Да и собственное здоровье тоже беспокоило. Схватить ангину, бронхит или воспаление легких совсем не улыбалось. Несмотря даже на то, что с собой у них было немного антибиотиков.

Юрий решил поворачивать прямо на Ярославское. В конце концов там сохранились какие-нибудь помещения, хотя бы остатки гаражей, где можно отсидеться от дождя, и кое-как подсушить одежду.

Небо было по-прежнему затянуто низко летящими облаками, и потому смеркаться стало необычно рано. Юрий начал понимать, что он неточно определил направление. Давно пора было выйти к Ярославскому, но лес все тянулся и тянулся. Правда, он стал более редким, стали попадаться большие прогалины, а затем лес и вовсе распался на отдельные рощицы и перелески. Похоже, что вместо того, чтобы пересечь лес с запада на восток и выйти к Ясногорскому шоссе, на котором стояло Ярославское, Юрий с Надей направились вдоль шоссе и протопали через весь лес с юга на север.

На обширной поляне за косой завесой дождя Юрий различил очертания некоего странного сооружения с пятнистой маскировочной раскраской. Подойдя поближе, он увидел, что это корпус разбившегося транспортного самолета. Он не очень-то разбирался в марках транспортных самолетов. Одно было ясно — это не наш самолет. Размером он был немного побольше американского С-130, но именно немного. Одно из его крыльев, зацепившееся при посадке за дерево, было почти оторвано от фюзеляжа. Шасси не было выпущено — самолет садился на брюхо. Когда они подошли вплотную, стало понятно, что самолет поврежден довольно сильно. Носом он тоже угодил в группу деревьев, которые и заставили его застыть на этом месте.

Сумерки становились все гуще. Юрий решил остановиться и воспользоваться корпусом самолета для ночевки. До ночи было еще далеко, но Надя совершенно выбилась из сил. Да и от дождя надо было укрыться и попытаться как-то просушить одежду.

В корпусе самолета, куда они проникли через немного вывороченный при посадке задний грузовой люк, было весьма темно, но зато сухо. Из двух машин, находившиеся внутри фюзеляжа, одна при падении самолета сорвалась с креплений и натворила дел. Пробираясь в потемках через фюзеляж, они то и дело натыкались на какие-то разбитые ящики, покореженные дюралевые листы корпуса, сломанные стойки и ребра жесткости, спутавшиеся крепежные фалы. Наконец, Юрий пробрался в кабину. Там, в одном из пилотских кресел, находился полуразложившийся труп в комбинезоне. Осветив спичкой кабину, Юрий успел разглядеть рядом с креслом пакет в целой упаковке.

Что это? Оказалось — часть летного пайка. Шоколад, некая питательная смесь в виде толстой плитки, тюбик с концентрированным соком черной смородины, печенье, пакетик с орехами и сухофруктами, зубочистки, освежающая салфетка...

Плюнув на опасность, Сухоцкий развел внутри фюзеляжа костерок из обломков ящиков. Кое-как, при свете подожженной обертки пакета, расчистив участок на полу, чтобы не подпалить ненароком что-нибудь легкогорючее или взрывоопасное, Юрий, настругав щепочек, лучин побольше, и сложив сверху несколько крупных обломков досок, запалил огонек. Дрова занялись, и вскоре по стенкам фюзеляжа заплясали отблески пламени и причудливые тени.

"Давай-ка, Надя, будем сушить одежду. Болеть нам вовсе ни к чему". — С этими словами Юрий снял ботинки, камуфляж, майку, оставшись в одних трусах. Отжав одежду, он подтащил поближе к костру полуразбитый ящик и разложил на нем для просушки и одежду, и ботинки.

Оглянувшись на Надю, сидевшую у костра без движения, Юрий жестко произнес:

"Это не совет. Это приказ. Хочешь выжить — суши одежду. Стесняться будешь, когда выкарабкаемся из этой передряги". — И добавил — "Смотри, отжимай как следует. Или нет, давай лучше я. Тебе еще ни к чему напрягаться".

Понукаемая Юрием, Надя нехотя стащила с себя одежду, также оставшись в конце концов в одних трусиках, и отдала ему. Дрожа от холода, она присела на корточки, обхватив голые плечи руками. Сухоцкий пошарил в темноте неподалеку от костерка и нашел большое брезентовое полотнище. Подстелив его на дощатый настил, он усадил на полотнище Надю и завернул ее в брезент.

"Так теплее?" — участливо спросил он.

"Не очень..." — откликнулась девушка.

Пламя костра постепенно стало все же немножко согревать. От сырой одежды начал подниматься пар.

"Послушай, Юра" — вдруг заговорила Надя. — "А что стало с нашими ребятами?"

Сухоцкий не обратил внимания на необычную фамильярность обращения.

"Большинство успело уйти" — ответил он.

"Большинство? Значит, не все?" — встревожилась Надя.

"Не все", — подтвердил Юрий. — "Трое погибло". — Он не стал говорить о Тане Гаврилиной, судьба которой занозой сидела у него в памяти, не давая совести покоя. Не сказал он и о тех троих, что не успели вскочить в БТР и пробирались в Зеленодольск сами — по той простой причине, что он об этом и сам ничего не знал.

"А почему ты не ушел со всеми?" — снова задала вопрос Надя.

"Я командир. Я отвечаю за каждого из вас. Не мог же я тебя бросить", — пожал плечами Сухоцкий.

"Значит, ты остался из-за меня?" — допытывалась девушка.

"Да", — коротко ответил Юрий, и тут же счел нужным добавить, — "но я остался бы ради любого своего бойца".

Этот ответ не очень-то обрадовал Надю и она умолкла. Они сидели в тишине. Фюзеляж наполнился дымом, евшим глаза и затруднявшим дыхание. Однако стало заметно теплее, да и дым от горевшего дерева немного отбивал трупной смрад. Возможно, в самолете, помимо трупа в пилотской кабине, который Юрий, кривясь от отвращения, выкинул через бортовой люк, были и еще трупы, не замеченные в темноте.

Через несколько минут девушка снова нарушила молчание:

"А ты знаешь, как выбраться отсюда?"

"Завтра", — односложно ответил Юрий.

"Что — завтра?" — не поняла девушка.

"Завтра я буду знать, как отсюда выбираться", — пояснил Юрий. — "А сейчас нам выбираться ни к чему. Лучше сидеть здесь".

Сухоцкий встал, перевернул сохнущую одежду, пошевелил костерок и добавил в него обломков досок. Пламя вспыхнуло веселей.

"Ботинки плохо сохнут" — озабоченно промолвил Юрий, опускаясь на место. И, повернувшись к Наде, протянул ей половину бортпайка пилота. — "На, подкрепись пока".

Жевали молча, затем лизнули немного концентрированного сока из тубы и запили все это водой из фляги. Затем Надя снова заговорила:

"А мне почему-то не хочется торопиться в Зеленодольск".

Юрий насторожился.

"Если бы можно было остаться в том домике, я бы, ей-богу, не отказалась там пожить еще немного" — продолжала Надя.

"Ага, вдвоем" — стараясь не казаться чрезмерно язвительным, как бы поддакнул ей Сухоцкий.

"Ага", — ответила Надя, вроде бы не обращая внимания на язвительные нотки, сквозившие в голосе Юрия. — "Разве плохо?"

"Конечно, неплохо" — тем же тоном продолжал Сухоцкий. — "Ты себе лежишь, я о тебе забочусь, кормлю-пою, одеваю-раздеваю, в туалет на руках ношу..."

"А как же еще?" — уже довольно игриво произнесла Надя. — "Так и должно быть. Я же все-таки девушка, а ты — мужчина. Ты и должен обо мне заботиться".

"Я и забочусь" — сухо отпарировал Юрий. — "А вообще-то — пустой разговор. Мы должны быть в Зеленодольске как можно скорее. Ты уже большая девочка, должна понимать сама".

"Я понимаю" — обиженно протянула Надя. — "Но так хочется ..." — она не договорила и умолкла.

"Мне тоже хочется", — неожиданно для себя самого произнес Юрий, и тут же оборвал сам себя, — "но сейчас не время и не место".

Сухоцкий еще раз поправил теплую, но все еще немного влажную одежду, сел на место и продолжил попеременно напрягать и расслаблять мышцы — занятие утомительное, но позволяющее держать тело в разогретом состоянии.

"Если бы не война, мы бы никогда не встретились..." — задумчиво протянула Надя и спросила, повернувшись к Сухоцкому — "а что ты будешь делать, когда война кончится?"

Сухоцкий долго молчал, потом медленно проговорил:

"Боюсь, наша война будет тянуться очень долго. Очень. И вряд ли разумно строить планы на послевоенное время".

"Так что, мы обречены? Мы все время будем воевать? Все время драться с бандитами? И ничего хорошего больше нас впереди не ждет?" — в потоке вопросов явно слышалось разочарование.

"Да, впереди многие годы войны" — еще раз подтвердил Юрий. — "Но это вовсе не значит, что впереди у нас нет больше ничего, кроме схваток с бандитами. Забот хватит и помимо стрельбы, погонь, засад и прочего в том же духе. Другое дело, что заниматься всякими мирными обязанностями придется, не выпуская хотя бы из одной руки автомата" — пояснил он свою мысль.

"Ну тогда — что бы ты хотел делать, помимо войны?" — не отставала Надя.

"Помимо войны? О, дел нам всем хватит. Выше крыши. Людей осталось чуть, горстка. А надо как-то восстанавливать жизнь, чтобы не откатиться в дикость, в каменный век. Дел-то хватит. Хватит ли у нас сил? Вот что меня беспокоит..." — говорил Юрий.

"Да, людей совсем мало осталось", — согласилась Надя. — "Будет ли когда-нибудь их снова столько, сколько было до войны?"

"А это и от вас зависит", — чуть усмехнулся Сухоцкий.

"От кого — от нас?" — спросила Надя, уже начиная понимать, что имел в виду Юрий.

"От вас, от женщин. Сколько сможете родить, да выкормить, столько и будет народу".

"Ага!" — вскинулась Надя. — "Мы, значит, должны рожать, да выкармливать, а остальное, выходит, уже не наше дело?"

"Я так не думаю" — серьезно произнес Юрий. — "Для роста населения, может быть, так и было бы лучше. Но так не выйдет. Женщин нельзя отстранить от прочих дел, иначе не получится удержать хоть что-нибудь от нашей прежней цивилизации. Мне не хотелось бы жить в патриархальном обществе. И мне не хотелось бы, чтобы мои дети жили в таком обществе".

"А у тебя есть дети?" — заинтересованно спросила Надя.

"Нет" — ответил Сухоцкий. — "И при нынешних обстоятельствах можно было бы даже сказать — к счастью".

"Что же, теперь тебе совсем не хочется иметь детей?" — продолжала допытываться Надя.

"По-моему, только что кто-то другой весьма неодобрительно смотрел на перспективу деторождения", — попробовал отшутиться Юрий. — "Так что даже если бы я и хотел..."

Это была неудачная фраза. Сухоцкий скоро понял это. Но сейчас он встал, проверил одежду и удовлетворенно пробормотал:

"Ну вот, все сухое, все тепленькое..." — И уже громче добавил — "Можно одеваться. Только, прежде чем облачаться в сухое, давай-ка я разотру тебя водочкой. Спиртом бы лучше, но чем богаты..."

Сухоцкий, не обращая внимание на вялое сопротивление Нади, вытащил ее из брезента, в который она куталась, заставил лечь на живот и с усилием стал растирать водкой. Затем он перевернул ее на спину, опять не обращая внимания на протесты, и растер водкой грудь. Тут же натянув на нее фланелевую рубаху, подобранную накануне в домике, камуфляжные штаны и гимнастерку, носки, он снова завернул ее в брезент.

"Ботинки еще не просохли" — с сожалением констатировал он.

Затем Сухоцкий оделся сам. Подумав несколько секунд, он все-таки натянул ботинки и затоптал костер. Отдельные угольки и края досок настила, в котором прогорела внушительная дыра, продолжали тлеть. Выламывая доски штыком, Юрий отделил те из них, которые занялись, и выкинул их через выбитый иллюминатор в темноту. Еще раз притоптав угли, он снял ботинки, и лег рядом с Надей, укрывшись тем же брезентом. Девушка тут же подвинулась к нему почти вплотную, полушутливо-полусерьезно заметив:

"Если только что ты собирался постараться насчет восстановления численности населения, то сейчас ты, похоже, уже побаиваешься, что я вздумаю саботировать это важнейшее начинание. Но ты ведь командир, и если..."