Дыхание в басовом ключе

— Почему вторую?

— Потому, что по тебе самому, придурок, даже не узда плачет. А кандалы с намордником! Да, Вика? — неожиданно скосился он на меня.

— Да ему, кажется, уже и намордник не поможет. Не завидую той, что решится, — ляпнула я первое, что пришло в голову, за что тут же поплатилась.

— Витёк, — приподнял бровь ударник, разворачиваясь ко мне всем корпусом, — да ты, никак пасуешь перед трудностями? Как же так? А я-то надеялся, что хотя бы в Питере найдётся смелачка.

Не поняла. Это из разряда "сама нарвалась"? Или он, со свойственным ему псевдо тактом, так ненавязчиво сообщает, что положил на меня глаз? Судя по паскудной усмешке, это может быть всё, что угодно. И как мне реагировать, чтобы не выставить себя совсем уже идиоткой?

Вот, зараза. Тут что ни скажи, а всё можно высмеять.

"Спасибо преогромное, мне будет крайне лестно пополнить своим именем статистику твоих постельных утех"? — Скажу так, и получится, я считаю, что такая как я недостойна от такого, как он, чего-то большего?

"С чего бы мне такое счастье — в один день, да два кавалера?" — Совсем глупо и не к месту. Засмеёт и скажет, что я напридумала себе.

"Ты не в моем вкусе"? — Во-первых, Витёк, себе-то хоть не ври. А рокер как пить дай скривится и выдаст: "А ты не во вкусе барабанов, но их-то не спрашивали."

"Нам вместе работать"? — Предложит уволить.

"Ты живешь в другом городе"?..

"У нас все равно ничего не получится"?..

Бред какой-то... И как я вечно заганяю себя в такие двусмысленные ситуации?

Меня спас Шэка, с улюлюканьем и свистом ворвавшийся в студию в сопровождении Дэна и шлейфа изумительных запахов еды. Огромные бумажные пакеты в их руках объясняли происхождение столь дразнящих ароматов и приподнятое настроение.

"Братцы Кролики", как я прозвала про себя Шэку и Тэку, забрали свою долю и сбежали обедать вниз.

Дэн, не переставая двигать челюстями, строчил смс-ки.

Хан отошел в сторону и с кем-то говорил по телефону. Судя по нежной улыбке, блуждающей по лицу, с женой.

А Шес... Шес продолжал задумчиво рассматривать меня, будто бы всё ещё ожидая ответа.

Я же старательно делала вид, что ничего не замечаю и вообще жутко увлечена пространными разглагольствованиями Леголаса, чем отличаются электрогитары разных производителей. Чувствовала я себя, мягко сказать, не в своей тарелке. И вот же, что странно — не первый раз мной интересуется парень. Не первый раз мне этот интерес, простите за каламбур, не интересен. Но впервые меня это напрягает. Довольно сильно напрягает, надо признать. И дело даже не в том, какого рода этот интерес. Просто Шес, он из тех людей, чьё внимание не стоит привлекать к себе ни по какому поводу. Есть в нём что-то такое, что заставляет, образно говоря, желать перейти на другую сторону дороги и прятаться в кустах, пережидая, пока он пройдёт.

И, конечно же, вернувшись за барабаны, я начала опять сбиваться. Потому что под гнетом этого внимательного зеленого взгляда сосредоточиться было нереально. В мыслях роилось что угодно, только не нотный стан и до-ре-ми в басовом диапазоне. Мы как раз отрабатывали "Ангела", на котором и прервались до обеда. Басы — как ударные, так и гитара, — там звучали скорее, как обрамление для изумительно нежных переливов ритм-гитары. Бархатный голос Дэна, тихий и задумчивый, легко ложился на довольно печальную мелодию.

Дождю подставив крылья,

Ах, если бы он знал!

И тут я, витая где-то в другом мире, неожиданно для самой себя, задаю гораздо более резкий и жесткий ритм, буквально взрывая всю ту атмосферу безысходности и смирения, которой отличалась эта песня. Я прямо физически уловила волну недоумения, пришедшую от парней, но прежде, чем успела исправиться, Хан хмыкнул и... усилил басы. Теперь, гитара Леголаса звучала где-то на заднем плане еле уловимой серебряной ниточкой.

— Балуемся, девочки? — Дэн закусил губу, подумал и согласно кивнув головой, продолжил уже более глубоким и сильным голосом.

Ошибок ураганы

Лишь крови и игры.

Гитаристы, развернувшись лицом друг к другу, переглянулись и, без слов о чем-то договорившись, снова поменяли тактику. Ритм-гитара зазвучала сильнее, ложась на предложенный басами риф, скользя по нему, как пенный гребень по волне. Они смотрели глаза в глаза, счастливо скалясь и, казалось, никого, кроме себя и своих инструментов, не замечая. Если моя партия оставалась еще более-менее схожей с оригинальной, то их уже давно унесло в абсолютно другую сторону.

— Дима, жестче! — внезапно вмешался Шес. — Веди его! Быстрее на полтакта! Вика, четче ритм! Больше крэша. Дэн, снизь тембр, чтоб твой гребаный акцент проявился, он в кои-то веки в тему.

Он нёс им совершенство,

Заведомо на крах.

— А теперь, — продолжал направлять Шес, — спокойнее. Еще спокойнее. Хан, давай подложку. Вика молчи. Хотя, нет... Хотя, да, молчи. Дэн — глуше. Димон, мягче, печальнее, — и под тихий перебор струн, Дэн речитативом и почти шепотом закончил:

С потухшими глазами

Поникший ангел мок.

— А че? — выдал Хан, после того, как мы все пару минут таращились друг на друга. — Имеет место быть!

— Херня получилась! — не согласился Шес. И, прежде, чем я успела извиниться, добавил: — А вот если добавить еще один бас... Да... Бас... Димон, сгоняй за Шэкой. Отдай ему ритм и бери себе вторую бас-гитару.

Пока гитарист бегал за незаменимым электриком, Шес чего-то строчил на обрывках салфеток. Из любопытства я заглянула через его плечо. Мама дорогая... Такого я никогда не видела! Он писал новую нотацию. Вот так, с бухты-барахты, не отходя от кассы, сидел и писал. Быстро, четко. Как вроде, риф давно сидел у него в голове, а сейчас он только вспоминал и записывал. Но не это самое удивительное. Он писал ВСЕ партии одновременно! Да у него в мозгах не риф звучит, а целый симфонический оркестр! Как?! Как он это делает?

Кажется, вопрос, кто пишет им музыку, получил ответ. Минут через сорок он выдал нам еще теплые после ксерокса копии нотации новой песни. Там была даже партия для клавишных, довольно простая. Шес объяснил, что писал ее под одну руку, для себя. С ума сойти! Я в шоке.

— Он всегда такой? — тихо поинтересовалась я у Дэна.

— Ага... — подтвердил он. — Никогда не мог понять, как он это делает.

Несколько раз мы "прогревались", как выразился Хан. Сыгрывались, учили партии, притирались. Шес прерывался каждые пару минут, бегал между нами, исправлял, добавлял, убирал.

А потом это случилось. Она родилась. Абсолютно новая, совершенно другая песня. Если в оригинале была мелодичная, довольно грустная баллада, то то, что получилось, больше походило на тревожный, пробирающий до дрожи марш. И слова в таком сопровождении получили вдруг новый смысл.

— Витёк, — счастливо улыбнулся Шес. — Еще раз такое выкинешь, получишь по шее! А теперь, девочки, еще раз!

Ненавижу. Это. Его. "Ещё раз"!

Глава 15

Я не буду описывать, как прошли эти два дня. Сказать просто, что было тяжело? Да это как заявить, что сливочное масло немного жирное. Или что зелёнка, вытекая на пол, слегка пачкается. Мы в буквальном смысле вкалывали с утра до ночи. Пахали, как рабы на галерах. До изнеможения, до дрожи в руках и ломоты во всем теле.

Повторяли вновь и вновь въевшиеся в память партии, выжигали в подсознании каждую ноту, каждый вдох, каждое движение. Шес гонял нас, словно проклятых. А когда ближе к десяти вечера мы, наконец-то, разъезжались, он еще оставался и переписывал вновь и вновь недающиеся мне моменты. С каждым разом получалось лучше и лучше, но времени всё равно катастрофически не хватало.

Анатолий Владимирович проявил чудеса изобретательности, пытаясь по максимуму сократить и разбавить нашу программу.

Тут был и какой-то стендап-комик, которого специально пригласили в качестве конферансье, хотя на рок-концертах, насколько мне известно, такое вроде бы не принято. Но его номер, открывающий вечер, экономил нам около получаса.

А еще команды разогрева. Вообще, как оказалось, у Рельефа была традиция — выпускать в начале своих концертов какую-либо местную группу. И для того, чтобы разогреть и подготовить публику, и для того, чтобы дать молодым коллективам возможность засветиться. Как объяснил мне Дима, для них самих такого, к сожалению, никто и никогда не делал. А это могло бы очень помочь в свое время и, возможно, даже уберечь от кое-каких ошибок. Потому-то ребята, помня свой тяжелый и тернистый путь наверх, и пытались оказать посильную помощь молодым и начинающим.

В этот раз на разогреве была не одна группа, а целых три. Причем как минимум одна из них уже довольно известная, во всяком случае, в Питере. Я, кажется, даже видела их на последнем концерте по поводу Дня Города. Эти вполне могли бы потребовать поделиться гонораром. Но, проникнувшись проблемой и по старой дружбе с кем-то из москвичей, согласились поработать за спасибо и обещание дать эфир на предстоящем через пару месяцев концерте в Москве. Для остальных же это просто был тот самый редкий шанс засветиться на большой сцене и сделать шаг вперед к признанию.

И вот он наступил. День "Х".

Готовы, не готовы, а отступать некуда. Позади — Москва, как говорится. Если честно, у меня был такой мандраж, что ночью казалось, не уснуть. Уснула как миленькая. Обняв по привычке Даньку, просто провалилась в холодную вязкую темноту без сновидений. Всё же в перманентной усталости есть свои прелести.

С утра мы еще раз прорепетировали, но как-то лениво, без надрыва. Словно делая проверку систем самолёта перед взлётом. Программа на вечер была закрыта, одобрена и прогнана бесчисленное количество раз. Поздно дергаться. А в двенадцать Хан дал отмашку сворачиваться и ехать в гостиницу отсыпаться перед вечером. Потому что прибыли Грег с Тэкой и каким-то молоденьким юрким подростком, которого мне представили, как Тоху-Антоху. Они, грубо попросив нас "сгинуть", принялись собирать инструменты. Это была их часть работы: доставить на место, установить, настроить, убедиться, что всё подключено и работает. Что нам удобно. Что звук правильный. Что освещение нужное. И еще сто пятьдесят тысяч мелочей, о которых ты, в качестве зрителя, даже не задумываешься, отрываясь на концертах любимых исполнителей.

Глядя на то, как уверенно и сноровисто работают ребята, я поняла, что здесь нам и правда делать больше нечего. У них всё под контролем, а мы только мешаем. Наше дело — отыграть, их — обеспечить необходимые для этого условия. Впервые я задумалась о том, что за удачными исполнителями стоит невидимой тенью ещё и профессиональный техперсонал. Их никто не знает в лицо, фанаты не рвутся получить автограф, а журналисты — взять интервью, но без их знаний и умений ничего не получилось бы у тех, кто стоит в свете софитов.

Домой меня не отпустили, рассудив, что ездить туда-сюда смысла нет. Всё равно на стадион, где должен проходить концерт, нас всех вместе доставит личный автобус Рельефа. Иначе можно запросто застрять в толпе фанатов, караулящих на подступах еще с утра.

Меня определили в пустующий номер, числящийся за неуловимой Гриней. Снабили ценными указаниями отдыхать, не мандражировать и быть готовой выехать в четыре и оставили в покое. Относительном покое. Потому что мне незамедлительно начали названивать все, кому не лень. Олег, Ленка и, к моему огромному удивлению, Алек — с пожеланиями удачи. Лучи добра и скорейшего выздоровления слали из лицея, узнав, что я "приболела". А Романыч в свойственной ему манере советовал "не ссать", ибо "прорвемся". В конце концов, я позвонила на ресепшен и, попросив разбудить меня в полчетвертого, просто вырубила мобильный.

Сна не было ни в одном глазу и я, блаженно развалившись на широкой гостиничной кровати, занялась обычным для девушек делом — принялась мечтать. Не о концерте, нет. Об этом я старалась даже не думать, настолько было страшно. Я с абсолютно девчачьей непосредственностью мечтала о голубоглазом Але. Наверное, в суете того дня я бы и не вспомнила о нем, но он сам позвонил. Так просто, как вроде мы сто лет знакомы:

— Привет.

Не "Привет, это Ал". Не "Привет, узнала?" Просто "Привет".

— Привет... — я тоже не стала делать вид, будто не знаю, с кем говорю.

— Дрожишь?

— Ага.

— Брось, — и с таким завидным спокойствием: — Всё будет замечательно.

— Мне б твою уверенность... — тяжело вздохнула я.

— А что, Шесовой уже не хватает?

— Что?

— Шес считает, что ты справишься, — обнадёжил меня Алек. — А если он говорит... На твоем месте я бы доверился ему и просто наслаждался моментом.

— Ну да, наслаждаться... Знаешь, легче это сказать, чем сделать.

— А что тебе мешает? — в его голосе в самом деле звучало непонимание.

— Ну, как сказать... Все эти люди, что будут там...

— Ну? — перебил он. — Это же твой звездный час. Расслабься и получай удовольствие!

— Ты не понимаешь, Ал, — я снова вздохнула и закрыла глаза, словно пытаясь убежать от действительности. — Они такого ожидают от меня...

— Так вот в чем дело, — протянул Снегов. — Боишься не справиться?

— Ну, да...

— Глупости, Вик, — обрубил он. Не отмахнулся от моей проблемы, нет, но с чувством полной уверенности поставил на ней точку. — Ты дашь им то, что они хотят. И они будут счастливы. И сделают счастливой тебя. Поверь, это непередаваемое удовольствие: чувствовать эмоции толпы, заводить ее, владеть их умами, пропускать через себя и понимать, что ты, и только ты, причина их эйфории. Тебе понравится.

— Откуда ты знаешь? — хмыкнула я, всё ещё не до конца убежденная, но начиная успокаиваться. — Ты вообще был когда-нибудь в такой ситуации?

— Какой ситуации? — в его голосе появился намек на усмешку.

— Стоять перед таким количеством народа.

— А, это... — усмешка переросла в плохо скрываемый смех.

— Школьные утренники не в счет! — тоже улыбаясь, добавила я.

— Мне Шес рассказывал. Говорит, кайф нереальный.

— Ну, может, для него... А что смешного?

— А? Да это я так... Не обращай внимания — просто вспомнилось кое-что. Ты, главное, не бойся и постарайся успокоиться. Все будет просто зашибись! Повторяй это, как мантру, — и снова улыбка в голосе. — Ты много репетировала и всё знаешь. Да и не одна там будешь, ребята прикроют если что.

Какой же он внимательный. Позвонил вот незнакомому, в принципе, человеку, просто поддержать. И мне эта поддержка, если честно, была нужна как воздух.