Пилотам 3ВА, поддерживавшей действия японских войск чуть ли не по всему восточному побережью Австралии, работы хватало. Тем не менее, жизнь на базе в Брисбене было не сравнить с теми условиями, в которых приходилось воевать на Новой Гвинее. Климат Австралии был несравнимо более комфортным, чем в гвинейских джунглях. Кроме того, удалось изыскать дополнительные источники пропитания, что в условиях сильно ограниченных поставок продовольствия было немаловажно. Изъятие продовольствия у местного населения (к сильному недовольству нижних чинов) жестоко пресекалось, закупки удавались с трудом (австралийцы не были уверенны в том, что новые хозяева надолго задержатся, да и вообще продовольствие во время войны обретает иную, нежели в мирное время, значимость). Однако, австралийская природа позволяла разжиться кое-чем не только за счет местных фермеров. Путем сложных (по причине главным образом плохого знания языка) переговоров с местным населением, японцы выяснили, что большую часть представителей местной фауны, несмотря на их странный вид, можно употреблять в пищу.

Такаги относился к числу тех командиров, для которых забота о подчиненных не является чем-то формальным. Тораносуке хорошо понимал, что экипажи уже близки к пределу физических возможностей, и одним из выходов не дать людям дойти до полного физического истощения является обеспечение их усиленным питанием. Поэтому добыча австралийской живности на прокорм во 2-й дивизии с подачи Такаги была специально организована. Как правило, на "охоту" отправлялись капитально — брали пару грузовиков, в которые садились стрелки (свободные в тот момент от службы солдаты аэродромной охраны и техники), еще пару грузовиков — под трофеи, а если была такая возможность, то к делу привлекали и броневик аэродромной охраны. Основным объектом охоты, к радости окрестных фермеров, мягко говоря не любивших этих вредных для сельского хозяйства животных, были многочисленные кенгуру, хотя в принципе отстреливали все, что движется, а при случае, втихаря, не упускали возможности "случайно" завалить и кое-что из домашней скотины (последнее фермеров, естественно, уже не радовало, но качать права против толпы вражеских солдат, да еще и при броневике, желающих как правило не находилось). Естественно, что помимо организованных выездов каждый (особенно солдаты, которым перепадало меньше), в меру своих возможностей, стремился урвать что-нибудь от щедрот австралийской природы (например, "наловить рыбы" с помощью гранаты, или пристрелить неосторожно попавшегося на глаза зверя). Такаги, как и другие командиры, такую самодеятельность, как нарушение дисциплины, не поощрял, но однажды страсть солдат к охоте спасла его дивизию от серьезной неприятности.

Начиналась эта история вполне обычно. Закадычным приятелям, Инуэ Казуки и Кобаяши Камуи предстояло идти на ночь в караул у зенитных автоматов. Фронт отодвинулся к тому времени далеко от базы, и ночная караульная служба казалась солдатам настолько же безопасной, насколько и скучной. А чтобы коротать ночь было веселее, приятели разжились бутылкой джина, махнув ее в бакалейном магазине на гранату. Оба были выпивохами со стажем, но джина им пить еще не случалось, и это их подвело. Вскоре после заступления на пост приятели решительно "взялись за дело", в расчете к моменту смены успеть протрезветь настолько, чтобы похмельное состояние не бросалось в глаза начальнику караула. Силы действия джина на организм горе-выпивохи недооценили, и вскоре оба лыка не вязали. Разговор, обычный для таких ситуаций, начался с тягот войны, плавно перешел на воспоминания о довоенном прошлом, потом на женщин, и, наконец, затронул больную тему еды. Ситуация усугублялась тем, что из закуски, кроме выданных в паек рисовых шариков, не было ни чего. В самый разгар "дискуссии о вкусной и здоровой закуске" на опушке кустарника, обрамлявшего летное поле, послышалась возня, и в свете луны часовые увидели выскочивших из зарослей кенгуру.

— О! Уроды хвостатые! Ща завлю и зажарим! — выкрикнул Инуэ и вскинул "арисаку".

— Да ты на ногах еле стоишь, ты бабе в ... и то не попадешь! — захохотал в ответ Кобаяши.

— Спорим на половину жалования, что попаду! — завелся в ответ Инуэ.

— Спорим! — радостно воскликнул его приятель, мысленно уже положив половину жалования незадачливого напарника в карман.

К его удивлению, Инуэ положил винтовку, и крутанул турель зенитного автомата, опуская ствол в сторону леса.

— Ты что творишь, идиот! — завопил испуганно Кобаяши (он был слегка трезвее приятеля). Но было уже поздно — сверкнула вспышка, автомат распорол ночь громким треском, и в сторону кустов (и кенгуру) огненными стрелами понеслись трассирующие снаряды. Не смотря на то, что Инуэ был пьян, плотность огня зенитного автомата компенсировала полную невозможность прицелиться, и два кенгуру остались лежать на траве, остальные в панике рванули вдоль опушки и пропали из вида.

— Ну что, Камуи, гони бабки! — довольно ухмыляясь, повернулся Инуэ к приятелю.

Кобаяши хотел обложить приятеля всем набором известных ему ругательств, но его голос заглушил рев сирены — на аэродроме началась тревога.

Хмель мгновенно слетел со злополучных часовых. Решение созрело в голове у Кобаяши мгновенно:

— Продолжай палить! Скажем, что там — диверсанты! Авось прокатит! — пытаясь перекчичать рев сирены, крикнул Камуи в ухо приятелю, а сам встал за второй зенитный автомат и тоже открыл огонь, поливая опушку леса огненными трассами.

Не прошло и нескольких минут, как к месту события примчалась дежурная машина аэродромной охраны с поднятым по тревоге нарядом, вслед за ней прикатил броневик.

— Что случилось?! Доложить обстановку!!! — заорал выпрыгнувший из грузовика командир роты аэродромной охраны капитан Такеичи.

— Господин капитан, там — австралийские диверсанты! — крикнул в ответ Кобаяши.

Такеичи сразу понял, что его солдаты перепились, как и то, по кому они стреляли — трупы злополучных кенгуру в свете луны были хорошо видны. Но капитан был от природы не глуп, и понял, что получение люлей от командира дивизии для него неминуемо, ибо за проступки подчиненных отвечает командир, а потому решил поддержать версию своих подчиненных (авось летуны, от дел земных далекие, не просекут) и скомандовал:

— По опушке леса — беглый огонь!

К очередям зенитных автоматов добавилась трескотня винтовочных выстрелов и трели пулеметов броневика. А поднятые тревогой люди все прибывали к месту действия, и поддержать "борцов с диверсантами" посредством огня из личного оружия.

Разбуженный пальбой Такаги на машине прибыл к месту действия, и немедленно потребовал доклада о происходящем:

— Капитан Такеичи! Доложить обстановку!

— Господин полковник, в лесу обнаружены вражеские диверсанты! — с трудом стараясь придать своему голосу уверенность, доложил Такеичи.

Тораносуке Такаги был человеком наблюдательным, и опять же неглупым. Трупы кенгуру от его взора не ускользнули.

— Эти уроды хвостатые, что ли?! — рявкнул Такаги, — вы за кого меня принимаете, капитан!

Такеичи уже, мысленно проклиная своих солдат, представил себе, как осток своей карьеры он проводит в джунглях Новой Гвинеи, как к разношерстному сборищу яростно палящих по лесу людей подъехала машина командующего армией.

Для Такаги понятие "честь" было не пустым звуком, и репутация вверенной ему дивизии заботила Тору не меньше, чем своя собственная. А потому, Тораносуке решил попытаться избежать скандала.

— Какого демона у вас тут творится, Такаги! — Сугавара был зол, что его подняли среди ночи, но с Такаги, которого искренне уважал, вел себя по возможности вежливо.

— Господин генерал-лейтенант, в лесу обнаружены диверсанты! — четко отрапортовал Тораносуке.

Генерал-лейтенант Сугавара тоже был человеком наблюдательным, и тоже неглупым. Трупы кенгуру от его взора не ускользнули. И он прекрасно понял, что командир хочет спасти в его глазах репутацию дивизии. Но поскольку репутация дивизии до сих пор была безупречна, боевые заслуги — огромны, Такаги свои обязанности исполнял безукоризненно, и виновата была явно всего лишь аэродромная охрана, которая комдиву вообще сбоку-припеку, командующий решил не выносить сора из избы, зная, что потом и без него тут разберутся, и решил вывести Такаги из неловкого положения.

— Прекратить огонь! — крикнул Сугавара. Стрельба стихла, и генерал на ломанном английском крикнул:

— Австралийцы сдаваться! Кто сдастся — жить, кто не сдастся — умереть!

На мгновение наступила тишина, а потом с опушки послышался ответный крик по-английски:

— Не стреляйте! Мы сдаемся!

На мгновение все остолбенели. Большинство участников событий было уверено, что диверсанты — вымысел, и вдруг этот вымысел материализовался.

Сугавара, как и положено командующему, пришел в себя первым.

— Не стрелять! — скомандовал он своим подчиненным, и продолжил на ломаном английском: — Выходить! Бросать оружие!

Из кустов один за другим вышли 28 австралийских солдат. На руках они вынесли шестерых раненных...

Как показал потом на допросе командир группы, ему была поставлена задача пробраться на аэродром и уничтожить бензохранилище, склад бомб, а по возможности — и часть самолетов. В группе было 50 человек. Открытый аэродромной охраной плотный огонь уничтожил 16 человек, остальные, прижатые огнем к земле, не смогли даже отойти назад, в лес, и лежали в кустарнике не смея поднять головы вплоть до требования о сдаче.

Так, беспечность часовых, чуть было не стоившая дивизии серьезного ущерба, в итоге обошлась благополучно и для дивизии, и для них самих.

А тем временем, операция по разгрому австралийских войск продолжалась.

Тераути вновь нанес удар в тыл врагу, удар неожиданный и страшный. Собрав главные силы Флота и ударную группировку из двух корпусов трехдивизионного состава, командующий предпринял стремительный бросок на южное побережье материка, и десантом с моря атаковал столицу страны — Канберру и крупный город Аделаиду. Аделаида была захвачена 7, Канберра — 8 октября. 9 октября начался штурм Сиднея — последнего оплота австралийского государства. Яростный натиск со стороны Канберры и Нью-кетселя в сочетании с ударами авиации и обстрелами с моря не оставил австралийцам шансов на успех, и они начали отступать вглубь материка. 13 октября морским десантом был захвачен Мельбурн, а 14 октября, после короткого сражения с переброшенной неприятелем из тыла свежей дивизией, части 18А вступили в Сидней. Захваченные десантом в Канберре члены австралийского правительства не стали более упорствовать, и, всего двумя неделями позднее своих новозеландских коллег, подписали безоговорочную капитуляцию перед Японской Империей. Это означало полную победу и безоговорочное доминирование Японии в южной части Тихого океана. Главные цели комплекса операций "священный ветер" были достигнуты. Пришло время готовиться к новой кампании, масштабы и значение которой были несоизмеримо больше...

...И снова самолеты летели над морем. Но в этот раз — обратно, на Северо-запад. Все дальше позади оставалась покоренная Австралия и полюбившаяся база под Брисбеном. Недолгими были победные торжества, недолгим был отдых. Обстановка на фронтах не позволяла дать столь необходимый отдых авиачастям. Для 3-й ВА конечной целью пути была база Мандалай в Бирме. Англичане, чтобы хоть как-то поднять пошатнувшийся авторитет своей державы, начали новое массированное наступление, и у Ставки возникли серьезные опасения, что фронт, и так державшийся исключительно на героизме солдат и мастерстве маршала Хата, не выдержит этого натиска. А единственной реальной силой, которая могла быть быстро переброшена в Бирму (и что еще важнее, по мере надобности быстро оттуда изъята), были авиационные части.

...К началу комплекса операций "Священный ветер" Бирманский фронт был наиболее потенциально проблемным для Империи. Англичане располагали значительным перевесом как в количестве, так и в качестве войск. А главное, практически все резервы Империи были распределены между Тихоокеанским и Китайским регионами, и на надежное прикрытие Бирмы войск просто не хватало. Начатое 20 июня английское наступление на Калеву вынудило Хата отвести войска из-под удара и отходить в сторону Мандалая. Эту базу терять было крайне нежелательно — базирующаяся на нее авиация держала под ударом весь регион, ближайшая крупная авиабаза Императорской армии находилась в Рангуне, и "достать" с нее север Бирмы было невозможно. Поэтому, Хата сделал все от него зависящее, чтобы удержать Мандалай. Теми немногими подкреплениями, которые маршал Хата все же получил, он распорядился весьма агрессивно. 30 июня сформированная из дивизий, охранявших острова Индонезии 15А под командованием одного из талантливейших военачальников Империи, генерала Ямаситы [навык 4, мастер наступления, мастер обороны] в составе 5 пехотных дивизий и армейского штаба, высадилась с кораблей в Акьябе. Эта операция японцев стала для англичан полной неожиданностью.

...Главнокомандующий бирманским фронтом маршал Александер, развалившись в походном кресле, устало наблюдал за казавшейся бесконечной колонной своих войск, медленно ползущей по "дороге", которую уместнее было бы назвать тропой. Опахало слуги-индуса плохо помогало от зноя, и это обстоятельство, дополняя безрадостную картину медленного продвижения войск, портило настроение командующему. Однако, хотя все в этих краях ему давно осточертело, он, как и положено истинному джентльмену, не подавал виду и выглядел абсолютно невозмутимым.

— Как думаете, Джеймс, мы такими темпами скоро доберемся до Мандалая? — с едва заметной иронией в голосе обратился Александер к адьютанту.

— По расчетам логистиков, примерно через месяц, сэр! — неуверенно ответил адъютант.

— Такими темпами? — командующий указал в сторону "дороги".

— Но, сэр, судя по карте здесь должна быть дорога, логистики исходили из этой предпосылки — адъютант говорил вполне серьезно, толи не понимая всей ироничности сказанного, толи умело скрывая свои эмоции.

— Отправить бы этих логистиков самих прошвырнуться по этой "дороге"! — пробурчал Александер, и невольно снова ощутил боль в "филейной части", изрядно пострадавшей в ходе путешествия на "виллисе" по этой якобы "дороге".

Неспешную беседу командующего и адьютанта прервал гул приближающихся самолетов и истошные вопли "ВОЗДУХ!!!" со стороны дороги. Колонна остановилась, солдаты в панике выскакивали из грузовиков и разбегались по джунглям. Японские штурмовики, зашедшие на минимальной высоте прямо над верхушками деревьев, пронеслись над дорогой, сбрасывая бомбы и поливая ее пулеметным огнем. Злобно затараторили зенитные автоматы. Штурмовики, сделав второй заход, снова прогрохотали над самой дорогой и скрылись из вида. Зенитчики сбили только одну машину, и то, лучше бы они этого не делали — японский пилот выполнил долг самурая до конца и бросил сбитую машину в скопление грузовиков. Ущерб был не столь страшен, как могло бы показаться — было выведено из строя 12 грузовиков, убитых и раненных было немного. Но своей главной цели штурмовики достигли — дорога оказалась заблокирована.