Мессир барон 1-11

— О, даже так? — удивилась она. — Насколько мне известно, Пес работал над схожим проектом. И проблематика очень... любопытная.

— Они слишком похожи на кружок заплутавших клоунов, чтобы получать удовольствие от совместной работы. А вот приглядывать за ними стоит.

— Да. А цена ошибки...

— Может быть разной. Очень разной.

— Понятно, — снова кивнула Хозяйка. — Не будет ли благом помешать им?

— Ты готова?

— Нет. А вот на их вычисления мне было бы любопытно взглянуть.

— Милая моя, а не вынести ли тебе еще и Гвоздь Предстояния?..

Она засмеялась.

— Кажется, работать вместе с тобой будет одним удовольствием.

Ханубис засмеялся тоже. Верно, работать с ней вместе было бы чудесно, жаль только, что идиллия продлилась бы ровно до того момента, когда Хозяйка вздумает позабавиться.

После они простились, тепло, как в незапамятные времена, и Ханубис поцеловал ей руку, на миг словно вернувшись туда, где все было иначе.

В последний раз.

* * *

Если бы не победа над Меджиовани, все было бы проще. Бароны признали бы сына Густава ор-Мехтера, и жизнь потекла бы своим чередом. Но неосмотрительно вырванная клятва сместила равновесие сил, встревожив соседей. Готовящийся пир называли праздником, но все знали — это будет испытанием на прочность, проверкой силы и права.

Марвин не выспался — слишком поздно лег, должно быть, — и мысль о предстоящем дне приводила его в ужас, но отступление было невозможным.

Когда он давился яичницей в спальне, в дверь вдруг поскреблись, и на пороге возникла Оделия, одетая в зелено-алое праздничное платье, от которого у Марвина зарябило в глазах. Широкий пояс стягивал ее талию, а вырез платья не скрывал практически ничего из богатств, которыми наделила ее природа.

— Доброе утречко, мессир! — возвестила Оделия, плюхнувшись на стул. — Что-то темно у вас, давайте, я занавески распахну?

— Ни в коем случае, — выдавил Марвин, моргая, и чувствуя, как мозг сводит судорогой. — Что вы здесь делаете?

— Я к вам по делу, — понизила голос Оделия, наклонившись к Марвину с таинственным видом. Обворожительно улыбнулась. — Выслушаете, мессир?

— Говорите уж, — наверно, это самый простой способ от нее избавится. Марвин отложил вилку и глотнул остывшего сидра, с тоской вспомнив столичный шоколад.

— Хорошо, — Оделия опустила ресницы, сложила руки на коленях. — Как знаете вы, мессир, супружик мой является жрецом Отрина-Щедрейшего, а я — жрицей милостивой Аравет. И для хороших урожаев должно нам ритуалы вершить.

— Да, и?..

— А помните ли, какой ритуал на Бельтайнову ночь надобен? — сверкнула она глазами. Марвин вдруг вспомнил и, кажется, начал краснеть, а Оделия, твердо решившая его добить, склонилась еще ниже. — Супруг мой весьма праведен, да только не ко всякому делу сподручен — в его-то годы!.. А посему, мессир Марвин, надобно мне о благе печься, ибо есть это мой долг. И ваш долг, он такой же и есть, — и добавила, облизнув губки, — и мнится мне, довольно для нас с вами приятный.

Марвин вытаращился на нее, искренне желая умереть на месте. Наорать на Оделию и выгнать ее к Духу. Призвать Силу и разогнать из замка всех вообще. Насколько он помнил, обход полей составлял немалую часть мальчишеских забав на Бельтайн. Выигравшая команда находила жрецов и оповещала о том, вопя и колотя в кастрюли. Марвин не знал, насколько этот ритуал, во всех его деталях, важен для плодородия. Но знал, что участвовать в нем не будет даже под угрозой гибели.

Оделия повела плечами.

— Люди-то о вас всякое судачат, мессир, — сказала она томно. — А так и богам угодите, и людей успокоите. Если уж я вам не люба... а?

Марвин снова опустил на стол вилку, неизвестно когда подхваченную. Прикрыл глаза. Нужно было думать — и немедленно. Что бы сделал сейчас учитель?!.. Об этом Марвин не имел ни малейшего представления. По правде сказать, он затруднялся представить кого-либо из знакомых в столь жалком положении. Вспомнился только сборник нелепых историй с непристойными иллюстрациями.

— Милая Оделия, — сказал он, открывая глаза. — Милая, милая Оделия... Вы знаете, что на сегодняшнем ужине соберутся три десятка благородных оров? Знаете, что я два месяца готовился к нему? Неужели вы будете так жестоки, что заставите меня выбирать между моими чаяниями... и вами?.. Мое место на ужине, но как я смогу сидеть там, зная, что вы ждете меня в ночи, мерзнете на меже одна-одинешенька?..

Зардевшаяся Оделия слушала его, хлопая глазами. Марвин бесстрашно продолжил импровизировать:

— Как я могу унизить вас, воплощение богини, необходимостью ждать? Для вашего избранника вы должны стать высшей целью и чаянием. Поверьте, Оделия, я недостоин вашей самоотверженности. Вы разрываете мне сердце... да, разрываете!.. но я должен отказаться. Чтобы вы нашли себе другого, более достойного. Когда зажгут костры и Аравет войдет в вас, вы будете вольны приказать любому, Оделия. А я... я буду сидеть в замке и думать о вас.

Оделия смахнула с ресниц слезинку, глядя на Марвина с нежностью и каким-то даже уважением.

— Может, хоть на четверть часика выберетесь, а, мессир?.. — шепнула она. Жрица сидела настолько близко, что Марвин чувствовал тепло ее дыхания, и она действительно была очень славной, но ее близость напоминала о чем-то смутном, как будто увиденном во сне, хотя Марвин и не видел больше снов, и от этого — смутного — хотелось бежать без оглядки

Борясь с дурнотой, Марвин снова закрыл глаза.

— Не смейтесь надо мной, — пробормотал он.

Оделия вздохнула и похлопала его по руке.

— Бедный мессир, — сказала она довольно. — Вы уж простите меня, дурная я, не подумала, сколько забот у вас.

— Вы меня простите...

— Да что вы!.. Да наставит вас Аравет-Милостивая, чтобы вы всех гостей сегодня уделали! — Оделия поднялась со стула и обожгла Марвина еще одним страстным взглядом. — А ритуалов у богини моей много, мессир! Не всегда же вы заняты будете!

Со смехом она исчезла за дверью, а Марвин долго глядел ей вслед, пытаясь собраться с мыслями.

Придя в себя после неожиданного визита, Марвин вышел за дверь и обнаружил, что его новые сапоги с вечера изгвазданы засохшей грязью.

— Рико! — крикнул он. Ответом было молчание, и Марвин, начиная злиться, рявкнул громче. Из соседней комнаты наконец выглянул мальчик, уставился сонно и тупо.

— Мои сапоги, — сказал ему Марвин, стараясь не показывать раздражения. Рико, чумазый и взлохмаченый, молчал. — Ты плохо их почистил.

— Правда, мессир? — буркнул Рико, глядя в пол.

— Истинная правда, Рико. Возьми их и почисти еще раз. Немедленно.

— Слушаюсь, мессир, — он не сдвинулся с места и даже головы не поднял.

— Это одна из твоих обязанностей.

— Да, мессир.

— При любом другом господине ты делал бы то же самое.

— Знаю, мессир.

Не поднимая головы, Рико подошел к Марвину и только что не вырвал сапоги из его рук.

— Прошу прощения, мессир, — пробурчал он, отворачиваясь.

— И помойся потом. Сегодня праздник.

— Хорошо, мессир, — Рико скрылся за дверью. — А мой отец приедет? — вдруг крикнул он.

— Не знаю.

Мальчишка с грохотом захлопнул дверь. Марвин выругался.

Бездна, он пытался быть приветливым с оруженосцем, но тот словно брал уроки манер у Флоры.

В зале царила суматоха. Кто-то спешил на кухню, кто-то с кухни, кружком стояли дружинники, пара гончих гонялась за кошкой, а над всем этим возвышалась на стремянке тетушка Берта с метелкой из перьев.

Не успел Марвин спуститься, как его окружили дружинники. Среди них был и Боро, осунувшийся и бледный, но вполне веселый. Марвин рад был его видеть.

Мено-венит протиснулся вперед.

— Мессир, вас Оделия искала, — сообщил он. — Нашла?

— Нашла, — не стал отрицать Марвин. Солдаты переглянулись со значением.

— И как? — высунулся из-за плеча Боро нетерпеливый Штурмфель.

— И никак.

Все шокированно молчали. Марвин сказал, чувствуя, что опять начинает закипать:

— У вас Бельтайн последние мозги выбил, милсдари? Сегодня у нас пир. Государственной важности. Причем тут, вашу мать, Оделия?

— Хы, — сказал Боро. — Хоть кто-то тут соображает. Не обращайте внимания, мессир, все вы правильно сделали. Гони монету, Мено.

Мено помрачнел, зато подошедший Стругсон заухмылялся. Марвин выругался. Штурмфель протиснулся между Мено и Боро и заявил:

— Никакой-то в вас, мессир, романтичности.

— Штурмфель, заткнитесь, — скомандовал Марвин. — Стругсон, что у вас?

— Птиц с десяток привезли, — меланхолично отозвался тот. — И браконьера. Тот с собакой уток стрелял.

— И много настрелял?

— Да тоже с десяток. Что делать прикажете? Повесить?

На кухне гремело что-то тяжелое. У входа ожесточенно ругались, звякала заполошно лютня. Стругсон ждал ответа, скрестив ручищи на груди.

Марвин помедлил, колеблясь. Потом сказал:

— Не надо. Праздник все-таки. Выпороть и прогнать. Хотя... если стрелок хороший, может быть, взять его в дружину?

— Не жирно ему будет? — усомнился Стругсон.

— А вы с него жалование возьмите в компенсацию, мессир, — посоветовал Мено-венит. — За месяц... нет, за три.

— Так, мессир?..

— Да, — кивнул Марвин, поблагодарив Мено взглядом. — Но сначала все же выпорите.

— Хорошо, мессир, — не стал спорить Стругсон.

— Кто-нибудь из гостей уже прибыл?

— Нет пока.

Сквозь зал с визгом пронеслась стайка малышей. Стремянка тетушки Берты зашаталась, и скучавшие у пустого стола дружинники кинулись ее подхватывать. Кошка, уставшая бегать кругами, повисла на гобелене, собаки, сев на задницы, разом заскулили.

— Хвала богам, — сказал Марвин с чувством. — Хвала богам, наши гости не видят, что за духов срам у нас творится. Стругсон, разве солдатам нечем заняться?..

Стругсон, как и следовало ожидать, развернулся к солдатам и заорал. Марвин направился к выходу. По пути остановился около стремянки и изложил раскрасневшейся тетушке Берте все, что думает по поводу подготовки к ужину, бегающих вокруг непонятно чьих детей и неумного распределения обязанностей. Как бы то ни было, он находился сейчас на своем месте и имел право приказывать, — так что тетушка Берта только хлопала глазами, прижимая к груди метелку.

— ... не говоря уже о том, что паутину все равно никто не разглядит, — закончил он. — И прикажите кому-нибудь снять кошку с карниза. Не сами лезьте, а прикажите, ясно?

— Ясно, мессир, — пробормотала тетушка Берта испуганно, но Марвину было не до жалости.

Отвернувшись, он вышел во двор.

Снаружи был тот же бардак, что и внутри, и Марвин в который раз за последнюю декаду упрекнул себя за то, что так и не нашел лишних денег, чтобы нанять толковых слуг. Наверняка, к появлению гостей ничего не будет готово. Но хотя бы на стол есть, что поставить. А паутину и при отце едва ли снимали хоть раз, и никому это не мешало. Да и гости, скорее всего, будут озабочены не этим. Совсем не этим.

Вздохнув, Марвин решил проверить, все ли готово в конюшнях.

— Марвин... то есть благородный мессир ор-Мехтер, привет! — раздался сзади веселый голос, а в следующий миг Марвина уже догнал чудик в ярких тряпках и с гитарой наперевес. — Как дела, трудишься... тесь?..

— Йо! — против воли улыбнулся Марвин. Хоть один приятный сюрприз на сегодня. — Какими судьбами?

Менестрель отвесил ему поклон, взмахнув руками, и задев гитарой крестьянина, катящего бочку.

— Миль пардон, — пробормотал он, не обернувшись, и продолжая изучать Марвина ясными глазами. — А у меня гитара новая — крепкая, зараза... Так как жизнь, а, мессир?.. А мы тут проездом, слышали, тебе музыканты нужны? Вот, а мы с Митей... Митя! Поздоровайся с мессиром!..

Откуда-то от стены отделился лютнист, — высокий и нескладный, — протиснулся сквозь толпу, поклонился неловко, — но уж до него Марвину точно не было дела. Коротко кивнув, он отвернулся и направился к конюшне. Должно быть, все заметили фамильярность менестреля, а достойны ли благородного ора подобные связи? Как бы намекнуть...

— ... в столице что творится, ужас! — затараторил Йо, пристраиваясь рядом. — Тебе, кстати, привет от Планта, — понизил он голос. — Он просил передать... про верфь что-то... Не помню точно. Короче, что хорошая штука верфь, а то в Граарге бунт был и все такое...

Марвин резко остановился. Ну и дурак же он!.. Задумался о собственном достоинстве, и чуть было не упустил возможность узнать сведения, жизненно необходимые уже сегодня.

— Так ты из столицы сейчас? — переспросил он.

— Нет, что ты!.. — замотал головой менестрель, и лицо его, только что радостное, помрачнело. — Мне в Рыкбурге один человек письмо передал. От него. А в столице я не был — боги меня хранили...

— Что там, неладно? Что-то с его величеством?..

— Нет, с ним-то как раз... У тебя выпить есть?..

— Найдем.

Отобрав у проходившего мимо Грани фляжку с каким-то пойлом, Марвин увел менестреля за псарню, усадил на покосившуюся скамейку и приготовился слушать. Йо выпил, фыркнул и уставился на загон, где гонялись друг за другом поджарые большелапые щенята. Минута прошла в молчании, но ждать дальше времени не было.

— Ну? — спросил Марвин.

Йо стянул с головы шапочку, пригладил давно не мытые волосы.

— Его величество Эрик, король геронтский, пожелал отомстить эльфам за гибель благородного своего отца и вассалов его, погибших на Арсолире, — изрек он, коснувшись струн. — Но не нашел истинных эльфов вокруг себя, а потому обрушил гнев на эльфью кровь, давно забывшую о роде своем, на полукровок, что жили веками среди людей, ничем не отличаясь от них, хранили верность короне и не помышляли о предательстве. Ловцы, облаченные в серое, исполнили королевскую волю и очистили столицу ото всех, в ком проклятая кровь была хоть немного заметной. От всех до единого. Немногие осмелились поднять оружие на защиту и пасть в неравном бою, прочие же были пленены и ныне ждут своей участи, каковой я не знаю. Ловцы же разъехались по городам и весям, неся приказ его величества, и верша его волю. Такие дела.

Голос Йо звучал торжественно и мерно, словно менестрель рассказывал старинную легенду, только вот гитара вскрикивала не в лад,

— И никто им не помешал? — спросил Марвин, оторвав от скамейки кусочек облезшей краски.

— Несущественно, — сказал Йо. — Как выразился мэтр Плант — несущественно. Мне кажется, такие должны были быть, не могла же враз скурвиться вся страна?.. Но — несущественно. А я послушал доброго совета и уехал сюда, к тебе... Выпьешь?..

Подцепив ногтем краску, Марвин аккуратно оторвал длинную, ровную полоску.

Какая мерзкая история... Кто-нибудь смог бы рассказать ее иначе, так, как поют "Алые дни", чтобы Эрик предстал героем, подобно своим предкам. Так, что она не вызвала бы отвращения даже у северных баронов. Но не полуэльф Йо, и не Марвин. Должно быть, у Эрика была веская причина так поступить, но как не вовремя... Это было отвратительно, но Марвин уже присягнул королю, уже пообещал своим людям мир, уже созвал гостей...

Йо все играл — пока за забором не завыли собаки, подпевая. Оборвав проигрыш, менестрель опять забулькал флягой.