Братство Трилистника

В общем, сидим мы и ждём третей атаки, как мимо нас начинают летать снаряды и уделывать в ноль соседний холм. Это кавалеристы попросили артиллерию им помочь, сковырнуть упорных русских с холма. И честно вам скажу, ребята, в тот момент у меня такое желание слинять прорезалось, что, если бы не идеалы юности, остановили бы меня не ближе, чем в Новой Вологде. Но — обошлось. Непонятно почему, правда. Либо артиллеристы промазали, либо кавалеристы их не на тот холм навели. Судя по тому, как они беспечно прогарцевали под наши пули, скорее всего второе.

За всем этим весельем наступила ночь. Прискакал вестовой от Лукасиньского с благодарностью за службу, просьбой и завтра так держаться: вдруг фон Керн, которого где-то черти носят, всё-таки подойдёт. И, естественно, выставить часовых, потому что англичане могут и ночью атаковать.

Словом, первый день сражения закончился боевой ничьёй. Британцы слегка потрепали нас, а мы слегка потрепали британцев. Как я понял, завтра всё и решится.

Осенние ночи в Орегоне весьма неприятны. Особенно когда ночуешь без крыши над головой, без возможности развести огонь, а с неба накрапывает мелкий дождик. Так что мы даже обрадовались, когда с первыми лучами рассвета упорные кавалеристы пошли в очередную атаку. На этот раз они не собирались отступать, твёрдо решив прорываться. Паттерсон решил раскатать нас в блин, пока не поздно.

Нас ждало несколько часов ада. Мы еле удерживали холм, иногда ходя в штыковые атаки, от безысходности. Пару раз нам помогли казаки, бестолково носящиеся по полю. Эти ребятки хороши для атаки, но не для той глухой обороны, в которой сидело войско Лукасиньского.

А в полдень всё закончилось. В тыл британцам ударил наконец подошедший Карл Готлибович фон Керн. Я решил, что можно уже расслабиться и отдохнуть чуток, как на горизонте опять показался конный отряд, но судя по скорости, эти ребятки просто собирались прорваться, чтобы уйти на юг.

— А вот хрен вам! — решили мы с Тимофеем и приказали открыть огонь по коням скачущих впереди всадников. Естественно, начался цирк-шапито, с красивым, можно сказать, постановочным, кувырканием.

Это, кстати говоря, пытался вырваться Паттерсон. Но у него ничего не вышло. Бегство оборвалось пленом и сломанной рукой. Нет, сломали руку ему не мы. Это генерал с лошади упал. И удачно причём — он только поломанной рукой отделался, другим повезло не так, как ему. Кто-то уже не встал, а кто-то остался инвалидом.

За это, а также за то, что удерживали холм, не давали британцам зайти в тыл, Лукасиньский нас повысил, мне вручили погоны штабс-капитана, а Сверчкову майора. Кроме того, я получил орден Калифорнийского Медведя, и нас записали на получение медали.

Мы стояли и радостно скалились, глядя в никуда, а в голове была только одна мысль: уйти, пожрать и поспать в тепле. Собственно говоря, командование это осознало и нас выпроводило, пока мы не начали портить торжественный момент, зевая и засыпая.

Проспали мы нормально, до утра. Как раз успели послушать приказ, зачитанный нам. Увидев плачевное состояние войска, фон Керн решил расквартировать в Шпанберге армию Лукасиньского, а самому как можно скорее отправиться к Новой Вологде. Нам надлежало приводить себя в порядок и ждать подкрепления, которое должно было прийти с Луниным. Услышав приказ, войско прокричало трёхкратное "ура!" фон Керну и расслабилось на неделю. На больший срок не позволил Валериан Лукасиньский. После того, как убедился, что все отдохнули, отъелись, начал наводить дисциплину железной рукой.

С нашей ротой проблем не было. Нам хватило пары дней на отдых. Так что мы были практически в боеготовности, если не считать некоторой недоукомплектованности. Всё потому, что британцы нас слегка потрепали, хотя на фоне остальных можно было сказать, что мы легко отделались, практически без потерь. В общем, бездельничать было неохота, да и чем было себя занять в Шпанберге, который был скромным шахтёрским поселением? Так что мы проводили учения, обучали солдат работе со штыком, улучшали стрельбу. Помогали остальным офицерам, которые в большинстве своём до войны были гражданскими.

Через две недели нас и остальных офицеров — в штаб. Лукасиньский был мрачен, как сто чертей. Когда огласили новости, мы поняли, почему.

Адольф Фредерик, герцог Кембриджский, вместе с подкреплением высадился в Анхелесе и, не мешкая, двинулся к Новой Вологде. Это известие принёс нам посланник генерала фон Керна. Нам оставалось решить, будем ли мы дожидаться Лунина с подкреплением и боеприпасами или пойдём на подмогу армии Карла Готлибовича прямо сейчас.

Глава 8 (XIX век)

Оборона столицы

Окрестности Новой Вологды 1820 год

Есть что-то общее между людьми и странам. Новые государства рождаются, как и люди, в дерьме и крови.

Эта мысль меня преследовала всё время битвы, которое вошла в историю как "сражение на реке Секвойе".

Но на военном совете было всё-таки решено дождаться прибытия Лунина с подкреплением и только после этого двигаться к Новой Вологде, где держал оборону фон Керн. Мы успели вовремя: как раз после форсирования британцами реки объединённые армии Побережья, ведомые Резановым, фон Керном и Лукасиньским, подошли к ним.

Я не знал тогда ещё, что первыми атаковали англичане. Для меня бой начался командой Сверчкова, получившего пакет от Валериана Лукасиньского. Наша рота, маневрируя, старалась блокировать правый фланг от непрерывных атак британцев. Вспомнились ещё не написанные строки Лермонтова: "Два дня мы были в перестрелке, что толку в этакой безделке". Да, действительно, в это время толку было мало. Разве что для того, чтобы из-за засады ударить по кавалерии. Но пока труды тёзки нашего командира, Карла фон Клаузевица, не опубликованы, приходилось пробавляться теорией Жомини. Хотя в условиях колониальной войны это было вообще не то.

Благо наш генерал предпочитал изучать действия Вашингтона, Монтгомери, Гейтса, а также Боливара. Поэтому после того, как наша рота изрядно всех достала на правом фланге, то ведя непрерывный огонь, то ходя в штыковые атаки, тем самым мешая манёвру кавалеристам Яна Скржинецкого, генерал Лукасиньский просто отвёл нашу роту ближе к реке. По планам нас должны были прикрыть артиллеристы, которыми (какой внезапный сюрприз) командовал Патрик Флэтли. Но их что-то задержало. Вернее, не что-то, а кто-то, а если быть совсем точным, то мой давний знакомец генерал Локхид, который рассёк армию Лукасиньского на две части. Пока фон Керн спасал ситуацию, рота Сверчкова, а также рота Сеславина, оказались под обстрелом британской артиллерии.

— А не пошло бы оно всё? — задал сакраментальный вопрос Афанасий.

— Помирать — так с музыкой, — подтвердил я. И мы побежали с криками "ура!" в штыковую атаку на британскую батарею. Чуть позже, видно придя к такому же выводу, за нами следом рванули сеславинцы.

На этой атаке для меня бой, да и война чуть было не закончились. Потому что очередной залп артиллерии и ядро разрывается впереди меня. Дальше — темнота.

Пришёл в себя в лазарете. Это так называлась огромная палатка, заставленная сколоченными на скорую руку столами, на одном из них и лежал я. Слышу плохо. Как сюда попал и где наши, я вообще не в курсе. Утомлённый доктор в халате, потемневшем от крови, подходит ко мне, машет перед глазами рукой. Я реагирую очень вяло.

— Лёгкая контузия, — констатирует эскулап, голос его звучит глухо. — Иди-ка ты, братец, прогуляйся пока на свежем воздухе, а лучше посиди. Когда случится так, как будто кто из ушей вату вынул, можешь в бой возвращаться.

Я тупо киваю и иду к выходу. Кругом кровь, грязь, куски человеческого мяса. Опять слышен голос врача:

— Где пила? Здесь просто срочно ногу ампутировать надо!

Выйдя из палатки, я не просто сажусь — я падаю на траву. Кроме меня тут рядом сидят ребята, простые солдаты и офицеры, ставшие инвалидами в этой битве. Я смотрю в небо, а в голове просто пустота. Нет никаких размышлений о бренности бытия в духе Андрея Болконского. Просто небо. Я не знаю, сколько я так пролежал, но когда в мир вернулись звуки, я вздрогнул и вскочил. В это время меня и заметил проходивший мимо Патрик Флэтли.

— Ты ранен? — Спросил он меня.

— Лёгкая контузия, — ответил я. — Что с нашими, где они? Я помню только, как пошли в штыковую...

— Сверчков взял британскую батарею...

— И кстати говоря, где был ты, потому что мы ждали поддержки артиллерии.

— Тут такое случилось, — и Патрик рассказал мне историю с атакой Локхида.

— Погоди, разве он не командует сражением?

— О! Боем руководит лично герцог Кембриджский.

— Потрясающая честь! — мрачно сказал я. — И что ему не сиделось в своём проклятом Ганновере. Впрочем, к лучшему. Командир из него посредственный.

Мои слова пришлись к месту. К вечеру Лукасиньскому и фон Керну удалось ликвидировать прорыв Локхида и, когда стемнело, а темнело сейчас рано, войска вернулись на прежние позиции.

— Вздремни немного, — посоветовал мне Афанасий, раскуривая трубку. — В атаку пойдём ещё до рассвета.

Мы с ним расположились на занятой нашей ротой батарее. Потихоньку сюда подтягивались артиллеристы Флэтли, готовя её к продолжению сражения, но уже на другой стороне.

— Я и так сегодня полдня без сознания провалялся, — зевнул я, делая затяжку из своей трубки.

— И всё-таки... повезло тебе, кстати.

— Да, — согласился я. — Реально повезло, а вот многим нашим...

— Угу, — кивнул Афанасий. — Кстати, Сеславина убило. Картечью просто изрешетило всего. Я принял под командование его роту. Да и мне и по званию полагается.

Я покивал. Сеславина я не очень хорошо знал. Так, виделись на военных советов. Я сделал ещё затяжку и почувствовал, как мои веки слипаются.

— Ты поспи, поспи, — похлопал меня по плечу Сверчков, забирая трубку. — Не бойся, тебя здесь не забудем. А я пока проверю, как там бойцы.

Последние слова донеслись до меня, как будто из тумана. Я стремительно засыпал.

* * *

Но вообще битва на реке Секвойе была не самым кровавым сражением войны за независимость. Потери здесь оказались меньше, чем в битве при Шпанберге.

Причина тому погода. Нет, в сравнении со средней полосой в России, конечно, конец ноября — начало декабря считаются тёплыми. Где-то 10-15 градусов по Цельсию. Но вот зарядившие дожди портили всю картину. Пехоте, как обычно, погода была по барабану, в том смысле, что нас никто и не спрашивал. Мы два или три раза сходили в атаку, а потом прикрывали отступление артиллерии. Резанов приказал оставить позиции и вернуться на исходные к началу битвы.

Потянулись унылые дни артобстрелов. Хотя, например, врачам было не скучно. Только вместо раненых, как в первые дни битвы, к ним потянулись простуженные.

— Мне это всё напоминает теннис, — сказал я Афанасию, стоя под импровизированным навесом и пытаясь раскурить трубку, невзирая на ветер и проливной дождь. Получилось, хоть и не сразу. — Обе стороны как-то бесцельно бросают туда-сюда мячики ядер.

В ту пору уже играли в теннис. Правда, правила отличались от тех что я знал, но слово такое было известно.

— Тебя таким мячиком чуть не зашибло, — пожал плечами Сверчков. — Хотя да. Получается из пушки по воробьям.

Я пропустил его иронию мимо ушей, выдохнул дым, посмотрел на то, как он улетает вдаль, и задумчиво проворчал:

— Знать бы, какой хитрый план задумала наша святая троица командиров. Потому что, не придумай они ничего хитрого, — это умник, Локхид, что-то придумает сам и убедит в этом герцога Кембриджского.

— Не ошибусь, если скажу, что ты не любишь Локхида? — Спросил у меня мой друг-командир.

— Не люблю, — отрезал я. — Он был комендантом той тюрьмы в Анхелесе, откуда меня вытащила Эмма.

Хитрые планы отцов-командиров мы узнали на следующий день. С утра прояснилось, и ненадолго установилась солнечная погода. Из штаба примчался вестовой и передал Сверчкову приказ: при первой атаке британцев изображать паническое отступление, практически бегство. Не сговариваясь, мы с Афанасием достали карты и ещё раз изучили расположение войск. Наша и бывшая сеславинская рота стояли близко к центру. И тут до нас медленно начало доходить, что хотят провернуть отцы-основатели, они же отцы-командиры. Вернее, нам показалось, что мы разгадали их план.

— Не прокатит, — резюмировал я. — Этому приёму уже реальная тысяча лет, его не то, что в военных академиях, — в школах изучают. Герцог Кембриджский, может, и не очень ярко смотрелся, противостоя наполеоновским генералам, но он не дурак.

Построив наших солдат, мы начали перестрелку с оппонентами. Это мы всегда любим: нас хлебом не корми — дай изобразить классический приём ведения огня. В общем, мы чуть увлеклись, с трудом заметив, что наши соседи начали активно имитировать бегство. Пришлось заканчивать развлечения и начинать бегство. Но отступали грамотно и аккуратно, оружия не бросали и даже иногда огрызались. Боковым зрением я фиксировал обстановку. Нет, с флангов не обходят кавалерией. И то хорошо, потому что наверняка для таких случаев у британцев наверняка есть пара сюрпризов.

Вопрос оставался в том, долго ли нам бежать. Афанасий уверял, что до леса. Так и есть: у леса встали и приготовились к штыковому бою. Но повеселиться нам не удалось, потому что тут начали отступать уже британцы. На мгновенье нами овладела растерянность. Всё-таки мы не для того бежали к лесу, чтобы потом обратно бежать за британцами. Но потом быстро сообразили. Открутили штыки, выстроились и дали пару залпов в спину отступающим британцем. На видимом нам участке битвы началась паника. Солдаты стали бросать оружие и сдаваться в плен.

Мы со Сверчковым облегчённо выдохнули. Конечно, битва ещё не закончилась, но мы явно переломили ход сражения в свою пользу.

Сражение продолжалось до завтрашнего утра и ещё сутки, мы вылавливали разрозненные группки солдат по окрестным лесам. Адольф-Фредерик, герцог Кембриджский, а также генерал Локхид, его военный советник, покинули поле боя, не дожидаясь окончательного разгрома.

Как оказалось, в те дни, когда мы мокли под проливными дождями, Резанов провёл в тыл британцев драгунов (и откуда он их только взял) и казаков. Когда мы начали отступать и оттягивать на себя пехоту... Что случилось дальше, понятно. Пехота втянулась следом за нами, зашедшие в тыл драгуны отрезали основные силы от артиллерии. Тут как раз вступила в дело уже наша артиллерия. Британские пехотинцы стали отступать, чтобы пробиться к пушкам... но получили в спину свинца от нас. После чего и начался хаос, а командование покинуло поле сражения.

Хотя уехали они недалеко и к вечеру прислали парламентёра с предложением переговоров. Прибытие посланника проходило на наших глазах, потому что мы ошивались около штаба с простой целью выяснить, отдадут ли под командование Афанасия Сверчкова роту Сеславина.

— А почему бы нам не захватить сейчас и Кембриджа, и Локхида, а затем двинуться маршем на Анхелес? — Задал я риторический вопрос, созерцая, как британца отводят в штабную палатку.