Рассвет в ночи

─ Смотри, а на склоне есть песок. — Мотнул Он головой в сторону невысокого пригорка, тянущегося вдоль побережья. — Пойдем-ка!

И Он бесцеремонно поволок за собою охнувшую в испуге Светлану сперва вдоль пляжа до ближайшего удобного для подъема места, потом вверх по осыпающемуся склону среди выступающих валунов и мелкоростных кривых сосенок. Снизу пригорок казался довольно пологим, но на поверку оказался еще каким крутым — удерживаться на нем, стоя прямо, не получалось в принципе, все время приходилось хвататься то за покатый бок камня, то за поросшие мягкими длинными иглами и липковатые от смолы сосновые лапы. Где-то на середине подъема запыхавшаяся Светлана трагично и пафосно выдала:

─ Почему жизнь свела меня с тобой, Константин? — И добавила с нервным смешком. — Ты же меня угробишь!

─ Возможно. — Согласно кивнул Он, резко перехватил девочку поперек талии, развернул лицом к морю и не менее пафосно изрек. — Но перед этим я покажу тебе мир!

Внизу, среди гальки, кажущейся с такой высоты совсем мелкой, размеренно и вальяжно плескалось огромное шумное темно-темно-синее море, искрящее на солнце сотнями бликов, собранных в целые стаи. Казалось даже, что это какие-то маленькие волшебные существа мельтешат у самой водной поверхности, поблескивая в солнечном свете глянцевыми чешуйками на боках. Его сложенные в замок руки лежали у девочки на животе, носом Он зарылся ей в макушку и, разглядывая море сквозь черную пенку вспушенных волос, вдыхал тонкий аромат её духов — что-то цветочно-воздушное, ненавязчивое и струящееся, как вечерний ветер, доносящий сладкий запах цветущих где-то в отдалении садов.

─ А с вершины вид еще лучше. — Интригующе прошептал Он ей на ухо и весь остаток пути уже сам еле поспевал за проворно карабкающейся вверх Светланой.

Добравшись до пологого места, где сквозь добела выжженный солнцем песок проклевывалась нежная травка, Он снял футболку и расстелил её под опустившейся на спину Светланой, а сам лег прямо на землю, закинув руки за голову. Лежа так и через ресницы рассматривая яркое небо с клочьями белых облаков, они рассуждали о новом для Светланы, да и для Него самого море. Оно казалось более темным и более неохватным, хоть так же, как их море, не могло простираться дальше линии горизонта, но вот таки простиралось, ужасая своими размерами и мощью. Тут совсем по-другому шумел прибой, и горьковатой солью пахло совсем уж неприкрыто и даже навязчиво. Совсем о другом кричали парящие над водной гладью чайки, голоса их были куда громче и задиристее, чем у чаек из их города. Море было другое, неродное, чужое... Прекрасное, о да! Незабываемое... Но не их. В его глубинах не жил водный двойник Его, глаза у моря хоть и несли все ту же неоспоримую мудрость и немую укоризну, но вместе с тем, то были чужие глаза, и в них Он себя никак разглядеть не мог. Это море принадлежало кому-то другому, и этот кто-то совсем как Он приходил к нему в минуты душевных волнений, искал ответы, испрашивал совета... Гоня неуместные сейчас мысли, Он протер слезящиеся от солнца глаза и сосредоточился на облаках, несущихся по небу. Тихонько прошептал вдруг вспомнившиеся строчки:

─ Есть горы под небосводом,

Они завидуют водам

И как отраженье неба

Придумали звезды снега.

И есть иные горы,

Но та же у них тоска,

И горы в тоске по крыльям

Придумали облака...

Изящная ладошка с тонкими пальчиками опустилась на Его нагую грудь, дрогнула, отпрянула, легла в траву подле плеча. Изумленный взгляд темно-серых глубочайших на свете глаз скользнул по Его лицу, споткнулся о взгляд черных, никогда ничего не отражающих глаз, и Светлана с придыханием переспросила:

─ Ты же говорил, что не любишь Лорку...

─ Когда я такое говорил? — Скривился Он, ловя и наматывая на палец щекочущую грудь прядь черных волос.

─ Ты сказал, что нельзя любить Лорку и быть экономистом одновременно! — Возмутилась она Его забывчивости, выпрямила спину, все так же не сводя с Него негодующего взгляда.

─ Я соврал. — Честно признался Он, разводя руками. Задумался вдруг, поинтересовался осторожно. — Я тебя тогда сильно задел?

Налетевший ниоткуда ветерок качнул сосны на склоне, пахнул на Него терпким запахом смолы, смешанным с солоноватым морским ароматом, унес далеко-далеко тихий односложный ответ Светланы. Обняв колени, девочка сгорбилась, глядя вниз, на плещущиеся у подножия склона волны, а Он подсел сзади, разведя колени и положив подбородок Светлане на плечо.

─ Надо сюда почаще ездить. — Предложил Он задумчиво, скосил взгляд ей на лицо.

─ Для меня это не так реально, как для тебя. — Ответила она почему-то вдруг отстраненно. — Через пару недель мы и видеться-то перестанем.

─ Я нанимаю тебя на работу. — Серьезно ответил Он, обнял девочку за плечи. — У тебя будет скользящий график, почасовая оплата. Учебе это не помешает.

─ И что я буду делать всего с двумя курсами экономического за плечами? — Спросила она тихо, с какой-то слабой надеждой в голосе.

─ То же, что и сейчас. — Подумав немного, решил Он. — Побудешь пока секретарем.

─ Ты ненавидишь секретарш. — Улыбнулась она печально, провела рукою по волосам.

─ Ну брось! — Засмеялся Он, чуть встряхивая её в объятиях. — Тебя в роли секретарши я уж как-нибудь снесу!

Она молчала довольно долго, вся как-то зарделась и засмущалась, поняв, видимо, что пустилась уж в слишком откровенные разговоры, да и обнимать себя позволила чересчур крепко. Слабо шевельнувшись, вывернулась из Его покорно разведенных в стороны рук, встала, обернулась к Нему, все еще сидящему на песке, улыбнулась робко:

─ Знаешь, Константин, каждый в этом мире должен быть на своем месте.

─ Знаю. — Ответил Он почти что скорбно, запустил пальцы во взмокшие волосы.

─ Твое место там, в заваленном работой офисе, — Светлана махнула куда-то в сторону города, с прежним задором улыбнулась вдруг возникшей мысли, произнесла её вслух. — На званном приеме, среди властителей вселенной! А моё... Пока еще не знаю где, но уж точно не там.

─ А моё там ли?.. — Спросил Он у серых печально-задумчивых глаз.

─ На этот вопрос только ты можешь ответить. — Улыбнулась их обладательница.

За час до начала приема, переодеваясь в своей части двухкомнатного номера, Он вдруг вспомнил о том, что в субботу, уже отвезя сияющую от счастья Светлану домой, заехал еще в один магазин, да совсем позабыл сразу передать своей спутнице приобретенную там вещь. Застегнув белоснежную сорочку на все пуговицы и нервно заправив топорщащиеся полы в брюки — всегда ненавидел рубашки! — Он перекинул через плечо модный, по мнению продавщицы, разумеется, галстук и вышел в общую комнату, где возле окна Его уже ждала давно готовая к поездке Светлана. Лунно-серое платье, точно расплавленное серебро, глянцевыми струями стекало по точеной фигурке до самого полу и широкими лезвиями бликов играло на покатых волнах складок. Волосы её опять были подобраны вверх, но на этот раз она постаралась уложить их как можно опрятнее. Заслышав Его спокойную и уверенную поступь, девочка обернулась, тут же зажглась на слегка освеженных блеском губах задумчиво-сказочная улыбка, в глазах замерцали задорные огоньки, и голос её прозвучал совсем уж дивно, будто не земному существу принадлежал:

─ Жаль, что больше не представится случая надеть это платье...

─ Лови момент! — Усмехнулся Он и, обойдя Светлану со спины, застегнул у неё на шее серебренную змеящуюся цепочку, что удерживала поблескивающую в тусклом свете фиолетовою капельку аметиста.

Развернув зардевшуюся девочку к себе лицом, Он оценивающе скользнул по ней взглядом, едва сдерживая глупую улыбку, и со злорадной ухмылкой одну за другой вытащил из прически шпильки. Угольно-черные волосы тугими волнами посыпались на плечи и спину Светланы, завертелись, высвобождаясь из крепко затянутого жгута. Поправив особо ретивые пряди, Он сощурил черный глаз, произнес наставительно:

─ И не вздумай еще раз их заколоть... Кощунство — держать в плену такую красоту!

Светлана молча стянула с Его плеча галстук, перекинула через нарочито вытянутую шею и несколькими ловкими движениями, которых Он за всю свою долгую жизнь так и не разучил, затянула опрятный в меру широкий узел, выровняла концы и закрепила их золотым зажимом под третьей пуговицей.

А потом они поехали на прием, что был организован в шикарном особняке, стоящем на высоком морском склоне. В просторном саду, разнообразием произрастающих там деревьев, кустарников и цветов напоминающем дендрарий, были расставлены столики, но большинство гостей предпочли веселиться под сводами огромного зала с мраморными колоннами во всю высоту. Его быстро оттеснили от скромно улыбающейся Светланы, уволокли в самую толчею, тут же залили в уши сладкие хвалебные речи. Иногда Ему удавалось вежливо отлаяться от очередного малознакомого пижона, стремящегося представить Его всем членам своего семейства, включая смазливую фаворитку с пустым взглядом, и тогда Он различал в аляповатой толпе вальяжных мужчин и утонченно-изысканных женщин её изящный силуэт, черную волну волос, фиолетовую блестку аметиста на её груди.

Это была Его стихия, Его люди, Его мир... За пять лет карьеры Он побывал на десятках таких приемов, перезнакомился с сотнями таких же точно деловых людей, каким являлся сам, выслушал тысячи похвал и подслушал миллионы завистливых и злорадных вздохов. Это было Его место. Именно здесь Он и должен был находиться. Но почему же тогда так тянуло Его прочь отсюда? На высокий склон над морем, туда, где они лежали бок о бок со странной девочкой, с маленьким, милым и совершенно чуждым этому высокопарному миру существом, с Его трогательной и сказочной Мышкой...

Ему кто-то что-то в очередной раз сказал, но в это мгновение Он случайно поймал её взгляд, нежную улыбку, чуть заметный жест руки... С Ним говорили, но Он не слышал. Его здесь не было. Он стоял на высоком скалистом берегу, а в ушах Его гремело море.

Глава 32.

Ее темная томная ночь

Она выбралась из толчеи, забившись в самый дальний уголок зала, настороженно глядя на разодетых людей с улыбающимися масками на лицах... Странно было смотреть на них — на лица, застывшие в ненатуральной веселости. Страшно было смотреть в глаза, в которых холодом искрилась безжалостность и расчет, и на сочащиеся медовым ядом изогнутые губы. Но Она, как ни странно, людей этих не боялась. Она их жалела. И капельку презирала. Ну, в самом деле... Они просто попали в сети своих желаний. Запутались в них. Наверняка многие из них несчастны...

Забывшись, Она пристально поглядела на одетую в темно-алое открытое платье женщину с высокомерно прищуренными глазами, и утонула в них. Там, за холодными тусклыми стеклами карих глаз скрывалась воющая по ночам боль. Жажда вернутся и все исправить. Агония умирающей души... Но вместе с этим в глазах водоворотом кружилось нежелание останавливаться на достигнутом, жажда обладать большим...

Женщина не выдержала изумленного прозрачного серого взгляда и отвела свои глубокие озера, прикрыв их густыми ресницами. Она же заторможено тряхнула головой, прогоняя наваждение, и оглядела зал. Константин с вежливо-презрительной усмешкой на губах беседовал с каким-то долговязым блондином, покачивающим в руке бокал искристого шампанского. Темный взгляд Ее спутника не выражал ровным счетом ничего, там отражалась такая пустота, что Она уж было хотела скукожиться и отойти подальше к стене, как он перевел взгляд на Нее. И что за перемена! Черный взгляд обрел глубину, не холодную, а... теплую какую то. И Она вновь утонула в чужих глазах, мгновенно обретя уверенность в своих было потерянных силах, и улыбнулась ему, стараясь передать все свои хрупкие силы. Не хотела Она видеть этот его пронзительный взгляд... Хотя знала, что это не его взгляд. Это взгляд... Ну, в общем, это что-то вроде маски, которую он одевает для других.

Улыбка вновь осветила Ее лицо, и, наверно, это послужило толчком к тому, что Ее руки сами собой взяли бокал красного вина с подноса разносящего по залу напитки и еду официанта. Губы Ее мягко коснулись бокала, терпкая жидкость окутала рот, горячими змейками пробежалась по горлу и, урча, улеглась в желудке. И Ей стало так легко! Робко улыбнувшись, Она больше не переставала улыбаться. Даже когда очень строго отказала в танце какому-то парню с реденькими усами и когда легкомысленно взяла у пробегающего официанта еще один бокал — на этот раз игристого белого. Оно тоже было нежно принято Ее телом, и Ей стало еще легче, и Она даже не заметила, как оказалась в середине зала, о чем-то самозабвенно болтая с совершенно незнакомым мужчиной. Впрочем, когда Она неловко оступилась и, испуганно ойкнув, налетела на кого-то, то совершенно не удивилась, а очень даже обрадовалась раздавшемуся над самым Ее ушком голосу:

─ Мышка-Мышка... Вот и оставляй тебя одну — мигом сбежишь к другому!

Она искренне возмутилась, обернулась к нему, замотала головой, пытаясь сбивчиво доказать его неправоту:

─ Ты ведь был занят... А я ничего такого не делала. Я вообще...

Она покосилась на немного ошарашенного собеседника и решительно добавила:

─ Да ты, Константин, стократ лучше!

Кажется, удивился даже Константин, что уж говорить о несчастном мужчине, который так и застыл столбом. Правда, Она уже забыла о нем и допила оставшееся в Ее бокале вино. Кажется, уже в третьем бокале... "Или в четвертом...", — беззаботно подумала Она, хватаясь за его руку холодными пальчиками. Переплетая их с его, легко поглаживая теплую смуглую кожу. Тут в Ее легкие-легкие мысли ворвался ручеек разума, и Она, судорожно сглотнув, посмотрела на дело рук своих — и не только своих — и, скользнув чуть поодаль, просто бережно взяла его под руку, смущаясь и опуская ресницы под его удивленным и ласковым взглядом:

─ Мышка, ты чего?.. Что-то не так?

Она поспешно уверила его, что все так, но, подумав, выдавила, что неплохо бы Ей выйти на прохладный воздух — освежиться, так сказать. Константин тут же предложил Ей свою компанию, скорее всего так, ради приличия, и они вышли из шумного зала.

На улице было очень тихо по сравнению с помещением. Как ни странно, Ее надежды не оправдались — свежий воздух не охладил Ее пыл, не унял странную дрожь во всем теле, не прогнал расползающуюся по губам глупую улыбку, не скрыл яростно-веселый блеск в глазах. Тем более, на Ее беду, ночь уже заняла свои владения и теперь царствовала, гордо глядя на Нее и Ее спутника ярким глазом желтоватой луны. Рука Константина как-то сама собой оказалась на Ее талии, и Она впервые не залилась краской, а доверчиво положила голову ему на плечо. Стрекотали кузнечики, изредка ухали совы, из шикарного особняка доносились глуховатые взрывы смеха и визгливые речи. И Ей почему-то захотелось откровенничать:

─ А знаешь, когда я впервые тебя встретила, я жутко испугалась!

Тихий смешок был Ей ответом: