Не плачь, орчанка!

Стрелы в колчане и патроны в магазине кончились одновременно. А вместе с ними — и враги. Люсиль отбросила лук, и выхватила из ножен меч. В правую руку взяла клевец. Антон сменил магазин в автомате. Некоторое время они стояли, разглядывая поле боя. Между деревьев валялись трупы. Из некоторых торчали стрелы, другие лежали без них. И никто более не шевелился.

— Надо проверить, — сказал Антон. — Могли остаться живые. Держись за моей спиной. Вдруг выскочат из-за дерева.

Люсиль зашипела. Этот неумеха будет ее учить! Но Антон уже спешил вниз по склону. Она устремилась следом. К ее удивлению, Антон не пошел напрямую к убитым, а взял правее. Обходя поле боя, он заглядывал за деревья, держа оружие наизготовку. Вот он повел им, и Люсиль услыхала знакомое "тах-тах". Подумав, она двинулась в противоположную сторону. Заглядывая за деревья, искала уцелевших врагов. Но живые не попадались — только трупы. Люсиль вышла к дороге. У деревьев, где стояли стрелки, она увидела на земле черное пятно. Рядом валялись тела — те самые лучники. Двое были живы. Волоча размозженные ноги, они ползли к дороге, оставляя на усыпанной палыми листьями земле кровавые полосы. Люсиль, подскочив, добила их, проткнув мечом. Пленники им не нужны. Везти их на суд наместника? Во-первых, не доживут, во-вторых, охота возиться!

Осмотревшись, она пошла назад. Неподалеку из-за деревьев выскользнул Энтон. Увидев Люсиль, он улыбнулся и помахал ей рукой. Люсиль отвлеклась и поэтому едва не прозевала удар. Вожак наемников выскочил из-за ствола и рубанул мечом. Люсиль отпрянула и вскинула оружие.

— Девка! — сплюнул вожак. — Ты хоть умеешь держать меч?

Люсиль сделала выпад, метя в горло. Наемник отбил его щитом и молниеносно ударил в ответ. Умело. Окажись на месте Люсиль простой воин, он бы погиб. Но ей ставил руку лучший боец королевства. Поэтому меч орка проскрежетал по ее клинку и скользнул по стальному погону на плече. Тот выдержал, но меч перерубил цепь медальона, и тот отлетел в сторону.

— Ага! — хмыкнул наемник. — Счас я...

Он не договорил. Клевец мелькнул над щитом и ударил наемника в висок. На соломинку ниже края шлема. Не встретив кости, клюв вошел в мозг до древка. Наемник покачнулся и упал лицом вниз. Люсиль едва успела выдернуть оружие. На убитого даже не посмотрела. Мертв, можно не проверять.

Люсиль обтерла клевец об одежду трупа и осмотрелась. Других врагов не наблюдалось. Она сунула клевец за пояс, стащила с левой руки перчатку и тронула шею — саднила. Пальцы нащупали влагу. Она поднесла их к глазам. Кровь. Вожак ее все же зацепил. Пустяк — царапина, но бил умело. Не подставь она сильную часть клинка, меч перерезал бы жилу.

— Люсиль? Ты цела?

Она обернулась. Подбежавший Антон стоял рядом, сжимая свой странный артефакт в руках.

— Я видел, как ты билась, — сказал виновато, — но не решился стрелять — мог зацепить тебя. А ты ловко!

Люсиль только фыркнула: нашел с кем сравнивать! С каким-то наемником.

— Еще кто есть? — спросил Антон, осматриваясь.

— Думаю, кончились, — ответила Люсиль. Она вытерла клевец об одежду убитого и, выпрямившись, сунула его за пояс.

— У тебя кровь на шее, — сказал Антон.

— Царапина, — сказала Люсиль. — У тебя рука в крови.

— Ерунда. Стрелой поцарапало.

— Зачем ты снял перчатку? Она удержала бы кровь.

— В ней палец курок не чувствует, — ответил Антон.

Люсиль не знала, что такое "курок", но уточнять не стала. Закрутила головой, шаря глазами по земле.

— Что ищешь?

— Медальон с камнем. Этот, — она указала на труп, — перерубил цепь.

Антон забросил свой артефакт за спину и присоединился к поискам. Он и нашел медальон. Тот зарылся в листву. Если б не торчавшая цепочка...

— Держи! — Антон протянул ей медальон. Он лежал на его окровавленной ладони, отсвечивая красным камнем. Люсиль взяла его левой рукой — тоже окровавленной. В следующее мгновение ее тряхнуло, и возле их голов возникло свечение. Ненадолго. Затем пропало.

— Ух, ты! — воскликнул Антон. — Это что?

"Единение! — едва не сказала Люсиль. — У нас состоялось Единение. Но как?" "Его кровь попала на камень, — подсказал внутренний голос, — и ты взяла его окровавленной рукой. Специально". "Заткнись! — приказала Люсиль. — Это вышло не предумышленно". "Ага! — мерзко хихикнул голос. — Тогда почему брала левой? Ты ведь правша". Люсиль мысленно приказала голосу заткнуться и встряхнула головой.

— Это проявление Силы, — ответила Антону. — На камень попала кровь.

— Понятно, — сказал он. — Тогда пошли? А то наши, наверное, тревожатся. Они слышали взрывы и стрельбу.

— Пошли, — согласилась Люсиль.

Они выбрались на дорогу и зашагали к обозу.

* * *

Снился Антону странный сон. Будто смотрит он программу "Время". И когда большая стрелка часов на экране коснулась цифры "12", появилась знакомая заставка. Однако музыка Свиридова не прозвучала. Зато в левом углу возникли красные флаги с траурными лентами на фоне здания, и голос диктора Кириллова сообщил:

— Вчера до глубокой ночи и сегодня утром продолжалось прощание трудящихся Москвы, представителей других городов и союзных республик нашей страны, а также зарубежных организаций с Леонидом Ильичом Брежневым...

"Брежнев умер! — понял Антон. — Когда?"

Ему стало горько. Антон не испытывал к генсеку любви. Биографию Брежнева изучали в школе, на военной службе солдаты зубрили имена и должности членов Политбюро, но все это было далеко. Где-то там, в Москве, обитали небожители, управлявшие великой страной. В дни государственных праздников их портреты появлялись на зданиях, люди несли их на демонстрациях, но от этого руководство страны не становилось ближе. Наоборот. Но сейчас Антон почувствовал себя осиротевшим.

Тем временем на экране телевизора возник зал Колонный зал Дома Союзов. Стены его задрапировали красной и черной материей. Даже люстры забрали в черную, но редкую ткань, которая позволяла им светить, но, одновременно, свидетельствовала о трауре. Антон впился глазами в экран. Он видел, как подходили к гробу иностранные делегации, узнал Индиру Ганди, затем диктор объявил:

— В последний почетный караул у гроба покойного встают товарищи Андропов, Горбачев, Гришин, Громыко, Кунаев...

Камера показывала членов Политбюро, и Антон почувствовал что-то неправильное. Лица были знакомые, но в то же время другие. "Они постарели! — внезапно догадался Антон. — Это происходит не сейчас, это в будущем".

Удивительно, но он почувствовал облегчение. Осознание, что Брежнев еще не умер, принесло радость. Антон уже с любопытством стал следить за происходящим на экране. Гроб вынесли из Колонного зала, уложили на орудийный (диктор сказал "артиллерийский") лафет, и БРДМ с задранным к небу стволом крупнокалиберного пулемета повлек его к Красной площади. Там уже ждали выстроенные в парадные коробки войска и "трудящиеся" с портретами покойного генсека. Гроб переложили на постамент перед Мавзолеем, и руководители партии потекли по ступенькам вверх.

— Траурный митинг открывает Генеральный секретарь ЦК КПСС Юрий Владимирович Андропов, — сообщил Кириллов.

"Андропов станет Генеральным секретарем! — понял Антон. — Интересно".

Андропова он знал. Во-первых, тот возглавлял КГБ СССР, а пограничные войска проходили как раз по этому ведомству. Так что биографию своего самого высокого начальника солдаты изучали. И до службы было... Отец отзывался о председателе КГБ без восторга. Можно сказать, грубо.

"Когда это произойдет?" — подумал Антон.

В тот же миг, будто кто-то отследил его мысль, Красная площадь исчезла. Антон оказался в каком-то сквере. Ветер гнал по пустынным, заасфальтированным дорожкам обрывки бумаг и окурки. Антона поднесло к установленной у дорожки витрине. Там, за стеклом, виднелась выставленная для всеобщего обозрения газета. На нее падал свет уличного фонаря. "Советская Россия, — прочел Антон. — 15 ноября 1982 года. Девять лет прошло..."

В тот же миг он проснулся. Некоторое время лежал, пытаясь понять, где он, и что видел. Вокруг было тихо. Неподалеу посвистывал носом Куворк, что-то пробормотала за печкой Люсиль. В селении, где принимали обоз, их разместили без комфорта. Знатным гостям выделили избу на троих. Они спали одетыми, сбросив только обувь и шубы. Зато у каждого — персональный топчан с матрасом. Новобранцев уложили на полу в сарае. Разве что соломы на него бросили. И никто не возмутился — привычное дело. Дома не лучше...

Антон нашарил у топчана сапоги, сунул в них ноги, взял шубу, которой укрывался и вышел во двор. Там присел на ступеньки крыльца. Хотелось курить. Антон не имел склонности к табаку. Его отец не курил, о покойной матери и говорить нечего. А вот сослуживцы баловались. В летний сезон курева на КПП было завались. И какого! Незнакомые советскому человеку сигареты "Marlboro", "Pall Mall" и прочие. Иностранцы угощали. Принимать подношения запрещалось, но... Во-первых, это не подкуп, а проявление симпатии к советскому пограничнику. Во-вторых, начальники не без греха. И сигареты брали, и сувенирами не брезговали. Мало того. Пограничная река Прут кишела рыбой, что не удивительно — ее никто не ловил. Пограничная зона. Офицеры этим пользовались. Отправленные к реке солдаты ставили вентеря, которые регулярно опорожняли. Свежевыловленную рыбу живой несли к дому, где жили отцы-командиры. Там у крыльца стояла бочка с водой. В нее и сваливали добычу. Утром жены офицеров зачерпывали сачком приглянувшийся экземпляр. Тащили его на кухню.

Рыбы было так много, что съесть ее начальство физически не могло. Об этом знали работавшие на КПП таможенники. Они рыбу любили. Антон с товарищами получил заманчивое предложение: менять добычу по курсу килограмм на килограмм. Вино молдаване почему-то считали килограммами, а не литрами. Предложение было принято и претворено в жизнь. Пили, впрочем, умеренно. В памяти был свеж случай с предшествующим призывом. Там "дембеля" пошли вразнос. Ночью, выпив, захотели добавки. Угнали от КПП грузовик санитарного контроля и отправились в село к девкам. "Фрумос фетицы" приняли их с душой. Обратно дембеля ехали никакие. Загнали машину в кювет и не смогли выбраться. Бросив авто, вернулись на заставу, где залегли спать.

Утром грянул скандал. Санитары обнаружили пропажу авто и позвонили в милицию. Та машину нашла. Заодно выяснила, кто на ней катался. ЧП тянуло на трибунал. Пьянка, самовольное оставление места службы, угон автомобиля... "Дембелей" следовало судить. Но тогда в пункте пропуска пришлось бы закрыть границу — кому проверять документы и досматривать машины? Дело замяли. "Дембелям" объявили "губу" (номинально, посадить было никак), пообещали, что домой "залетчики" поедут в знойном феврале, а не в ноябре-декабре, как честные пограничники. Так бы и произошло. Вмешалась политика. Залет произошел в августе. В сентябре на заставу приехал "комсомолец" из Кишинева. Офицер стал уговаривать "дембелей" ехать на ударную комсомольскую стройку в Сибирь. Обещал торжественные проводы и первую партию — то есть увольнение в начале ноября. Посулы отклика не находили: пограничники рвались домой. Лучше потерпеть месяц, чем отправиться в Сургут. И тут встали "залетчики".

— Мы согласны! — сказали хором.

"Комсомолец" расцвел, начальство заскрипело зубами. Но отыграть было никак — всесоюзная политическая кампания. Идти против партии? "Залетчиков" проводили в запас. Они сели в поезд и отправились на комсомольскую стройку.

Добровольцев сопровождал прапорщик. В "дипломате" он вез военные билеты. Выдавать их на руки остереглись. Военный билет с отметкой об увольнении все равно, что паспорт. Есть на руках — и ты свободный человек.

Командование недооценило "залетчиков". На вокзале они запаслись бухлом. Сев в вагон, принялись праздновать "дембель" — святое дело. Пригласили прапорщика. Тот поначалу отнекивался, но... Устоять трудно. Прапор сдался. Наливали ему от души. Вскоре бесчувственное тело переместилось на полку, где немедленно захрапело. "Залетчики" вскрыли "дипломат" и разобрали документы. На вокзале в Киеве они вышли и отправились по домам. Правда, за свой счет, но билеты на поезд стоят не дорого. Покорять Сургут отправилось тело прапора...

Антон знал эту историю, поэтому пил умеренно. Залет мог ему повредить. Исключат из кандидатов — и ага! И товарищей удерживал. Его слушались — уважали. Они выпивали по стакану вина, после чего мирно говорили за жизнь. Курили. После вина Антон позволял себе затянуться разок-другой.

И вот теперь зверски хотелось курить. Но взять сигареты было негде. От того душу заполонила тоска. Только теперь Антон отчетливо осознал: домой он не вернется. Не увидит более отца и сестру. Останется здесь, среди чужих людей, часть из которых и не люди вовсе. И умрет, никому не нужный.

От наплыва чувств он всхлипнул. Не будем строгими — человеку 22 года. В этом возрасте встретить мужчину-кремня... Это не в романах.

За спиной скрипнула дверь. Антон оглянулся. Стояла ясная ночь, и свет спутника Нимея, планеты Торх, высветил на пороге знакомую фигура. Люсиль...

— Что не спишь?

Антон не ответил. Она подошла и села рядом. Шубы на ней не было, и Антон прикрыл ее полой своей. Не зима еще, но морозно. Люсиль прижалась к его плечу.

— Тебе плохо? — спросила тихо.

— Вспомнил отца и сестру, — ответил Антон.

— А невеста у тебя была? — спросила Люсиль. Про жену она знала.

— Нет.

— Почему?

— Не успел завести. Учился, потом служба.

"Зато теперь у тебя есть я", — хотела сказать Люсиль, но смолчала. Единение произошло, но Энтон этого не знает. Сказать? Но как он к этому отнесется? Люсиль сама не знала, как быть. Единение относилось к разряду легенд. Жрец в храме Иль-Тека ритуальным ножом колет пальцы жениха и невесты. Их кровь падает на камень Силы, и новобрачные соединяют на нем руки. Только далее ничего не происходит — ни выброса Силы, ни свечения. Люсиль это знала, поскольку на свадьбах была. Для Единения жених с невестой должны быть непорочными. Только где таких взять? Нет, девушки идут замуж девственницами. Это строго контролируется. Кому хочется, чтобы молодая жена принесла в дом ребенка от другого? Неизвестно, с кем она путалась до свадьбы. Велик шанс, что наследник окажется по крови чужим. Или, что хуже, неодаренным. Такие не наследует земли. У иль и без того рождаются дети без Дара. У магов из орков — само собой. У зургов с хумми одаренные дети вовсе редкость. Те считают их единицами. В Руме правит Закон. Нет одаренных детей — земли отходят королю. Тот наделяет ими других. Род теряет влияние и титул. Кому этого хочется? Поэтому невест своим сыновьям иль подбирали тщательно.

Если с девственницами обстяло благополучно (не всегда, но...), то встретить непорочных женихов... Юноши иль рано приобщались к удовольствиям. Семьи не бедные, служанок хватает. Родители закрывают на это глаза. Не будет Единения? Ну, и пес ним! Мужчинам не нужно. В Единении супруги чувствуют друг друга. Радость, тоску, удовольствие... Желание поблудить тоже. Идет оно в пень!