... Папа, если бы ты знал как мне тяжело! Как мне хочется домой! Но больше всего сейчас хочется сладкого, особенно халвы или арабского шербета. Отправь пожалуйста побольше сладостей с очередной партией невольников...
Несчастный родитель встал и, схватившись за голову, словно в приступе боли, повел рукой по лбу, как бы желая прийти в себя. — Презренные гяуры! Видит Аллах, пусть будет так, как хочет этот презренный купец. Я найду ему корабелов! Я выкуплю любимого сына, что бы мне этого не стоило, но потом... — Он зло усмехнулся в бороду. Его бледное лицо потемнело от гнева, а глаза налились кровью. Перекосив от злости рот, он прошипел. — Что ж, придет час, и безумцы пожнут плоды собственной глупости! Они ответят за все страдания, которые перенес мой сын!
Глава 9.
Огромное, оранжевое светило медленно и неохотно клонилось к горизонту. С острова "Счастливый" казалось, что чем ниже опускалось оно, тем становится всё больше и больше. Расплавленный шар раздувался прямо на глазах. Казалось, еще немного, и солнце взорвется, расплескается по небосводу и океану кипящими, жгучими брызгами. Усиливающийся ветер шелестел большими листьями пальм. Он надувал их словно паруса. Время от времени доносился глухой стук упавшего кокосового ореха. Сухой воздух постепенно напитывался влагой, холодел. Вечерний закат нес запах моря, рыбы, водорослей. Соленый и мокрый, он лишь слегка, незримо, вплетался в упругую влажность ветра, и все-таки от него, от этого легкого и горького привкуса, немного опьяняло и кружило голову...
Слова незнакомой песни задорно разносились по округе, с высокой, одиноко стоявшей возле большой строительной площадки пальмы...
Не кочегары мы не плотники,
Но сожалений горьких нет как нет,
А мы монтажники-высотники да
И с высоты вам шлём привет...
Недалеко от "поющего" дерева собралась группа бывших рабов, неделю назад доставленных на остров в обмен на "свободу" татарского принца Азиса. Люди непонимающе переглядывались, чесали затылки, соображали, зачем их собрали после ужина, недалеко от этого, без перерыва "поющего" дерева.
— Так, козлятушки — ребятушки, слухай сюды, — начал неизвестный суховатый дедок.
Одет старец был "по последней моде", короткие, до колен, тропические брюки, (Примечание автора. Называемые на острове странным заморским словом шорты) белую рубашку и выцветшую панамку, напяленную на загорелую лысину.
— Братцы, нынче у нас осемнадцатое, — бывший почетный кобыловодитель, ныне заслуженный высокого звания вторпомпех Потап важно подоил седую козлиную бороду. Хитро прищурился и вопросительно осмотрел окружающих. — А, это значит, что?
— Што? Што? Чавось? — эхом понеслось непонимание среди зарождающегося карибского пролетариата.
— Чавось? — передразнил старец. — Итить — колотить веником по бане! Это значится, ваша бригада, последняя, которая не получила аванс. Вы пошто баламуты антихристовы порядок не блюдёте. У нас, все трудяги получают аванс с пятнадцатого по осемнадцатое число. Сегодня, осемнадцатое — треба получить.
— А, что это, задери лещ местную рыбу за жевотину, за оказия такая? Аванс? — переспросил костистый, похожий на Кощея бесмертного, мужичок, тряся кудлатой головой.
— Девок, что ля приведут, али кормить скусней будут? — кто-то из толпы начал весело зубоскалить. Мужики по-доброму засмеялись. — Али ещё кокое богохульное запланировано? Тут ведь у вас, куда не плюнь, во всех местах непонятки творятся — прости господи грешную душу за срамные слова!
— Э-э-э... деревня... — на заборе лапти худые! — дедок пошамкал беззубым ртом. Матюкнулся. — Чертово семя! Молодо-зелено, ума не нажито... Пороть вас надо вожжами на конюшне, а не девок водить. Сказываю, оплату вам положено выдать, за работу.
— Оплату? Деньгами? — толпа сразу в едином порыве начала приближаться к говорившему. — Пресвятая богородица, владычица милосердная! Вот, так диво — штаны на ветер! Вытащили людишек из неволи, кормят, поят, одёжку выдали, да ещё и... платить собираются!
— Воистину, тагановский купчина из ума выжил... — тощий выкатил от удивления глаза и зарядил скороговоркой...
Умом богатеев не понять!
Чудят, что на гуслях играют!
— Да погодь, ты ужо, балда стоеросовая! — резко перебили лохматого. — Поскольку... сказываешь платить будут?
— Ну-у, робята, — "финансовый распорядитель кредитов" смущенно начал оправдываться. — Ваша бригада на острове всего — ничего, неделю. Работа пока у вас самая простая — уборка мусора, расчистка площадки — принеси, подай поддержи. Бригадира вы покамест не выбрали... Поэтому, всего пять гривенников, алтын, да три денежки.
— Ничего себе! — мужики радостно забубнили. — Мать честная! Рас тудь твою лихоманку налево! Вот, это сумища!!!
— Ого! — толпа как море заволновалось. — Это, что? На всех? А делить-то как будем?
— Почему на всех? — счетовод-бухгалтер удивленно посмотрел на трудяг. — Каждому.
— КАЖДОМУ??? — в едином порыве произнесли два десятка луженых глоток.
На площадке на целую минуту, смолкли разговоры. Даже пальма онемела от удивления, взяла паузу. В наступившей тишине казалась было слышно, как скрипят мозги, осознавая величину цифр и решая, что теперь делать с такими деньжищами.
— Это жа, ча получается... — патлатый заводила начал загибать в уме пальцы. — Я не знамо как, не ведая, что делая, бегая без дури, как волк по острову, за неделю на цельную корову заработал???
— Каку корову? Окстись богохульный! Этого почитай на хорошего коня хватит. Да ещё на сошку с струментом. Да ещё на пару топоров...
— Постойте, постойте, братцы... — не как не мог успокоиться лохматый. — Это же чаво получается, а если цельную телегу хомутов купить да теленка, да подарков любавушке? Али в кабак загудеть, да недельки на две?
— А сколича вы хотели? — "бухгалтер от конюшни" по-прежнему не понимал недоумения трудового народа. — Вы же отработали всего седмицу? За семь дён и получайте.
— Матерь божия! — тощий от удивления засунул руки в свои длинные волосы и начал чесать голову. — Так, это ча, всего ещё и за НЕДЕЛЮ???
С другой стороны поющей дерева, на штабелях досок, на каких-то тюках, ящиках, бревнах, просто на песке в самых живописных позах сидели и лежали рабочие из бригады, которая появилась на острове раньше остальных.
А ну-ка песню нам пропой, веселый ветер,
Веселый ветер, веселый ветер!
Моря и горы ты обшарил все на свете
И все на свете песенки слыхал... — странная пальма не хотела успокаиваться.
Дневная жара спала и заходящее солнце мягко пригревало тела отработавших целый день на стройке людей. Они, развалившись, задумчиво смотрели на волнующееся вдали море. На пенные волны, идущие вдоль берега с право налево, закручивающиеся в гигантский коловорот. Вдали из-за скал показался парусник с оранжевым флагом. Сопровождаемый легким попутным ветром, корабль грациозно и плавно вошел в живописную бухту.
— Никола, — один из мужиков, длинный и сухой, как жердь, с серыми бесстрастными глазами, перевел взгляд с парусника на друга. — С деньгами-то чаго будешь делать, когда закончим работу?
— Земельки себе подкуплю, лошаденку ещё одну, домишко перестрою, дочерям на приданное соберу.
— А ты, Афонька?
— Каменну лавку поставлю на Москве, торговать начну. А там и до гостиной сотни недолго...
— А ты, Митрич? — друзья обратились к старшему группы. — Пошто язык прикусил? Куда деньжища девать будешь? Чай также лавку купишь? Ты же в прошлом купец? Али ещё, каким прибыльным делом займёшься?
— Нет, други, я ничего покупать не стану.
— Чё это вдруг?
— Ты же больше всех лямку рвешь? И денег ужо больше всех заработал. Куда же ты с ними?
— А ни куда. Здеся, навовсе хочу корни пустить.
— Как это, здеся? Да мыслимо ли сие? Чегось, тут, в глухомани делать?
— Эх, вы, лапотники! Лешаки дремучие! Нечто не понимаете, — бригадир передразнил работников. — Землица, домишко, лавка.
— Тута ча надо оставаться. Оглядитесь. Зело вольготно здесь! Земля благодатная! Только бы жить да жить! Все растет, цветет, к солнышку тянется. Зимы не бывает. Море — теплое. А, сколько рыбы, зверья! Чует мое сердце, не случайно тогановский купец вцепился, словно клещ в этот кусок земли. Не случайно ратников гоняет до седьмого пота. Чую, не стойбище собрался возводить, а большой укрепленный посёлок. А могет со временем и город заложит.
— Да с чего ты взял? — глухо, как в бочку, хохотнул сосед, что сидел рядом.
— А с того, что давеча мужики с соседних бригад сказывали, парк для отдыха в чаще начали разбивать, порт закладывают, на строительство маяка камни повезли. Эван людишек, с каждым днем всё более и более нагоняют. Оглянитесь вокруг: Тут, у него, похоже стройка на годы затянется, если не на десятилетия.
— Ну, а ты-то, причем?
— Причем? — старший в группе медленно приподнялся, расправил плечи, вдохнул полной грудью свежий морской воздух, выдохнул. На несколько секунд задумчиво посмотрел в сторону заходящего солнца. — А притом, что я, здеся хочу иметь землю!, дом, семью и каменну лавку. Вот, как то так...
— Красно, баешь, — сосед задумчиво почесал в густой чёрной бороде. — Почитай, и я так хочу...
* * *
Громкий "лошадиный" смех стоял над утоптанной, подготовленной для танцев поляне. Смеялись все: Бойцы, с которыми проводилось обучение, зеваки, привлеченные громким хохотом, и прибежавшие посмотреть, чогой-то здесь тако веселое происходит. Люди всхлипывали, хрюкали, охали и ахали, вытирали слезы, заражаясь весельем друг от друга. Чуть в стороне звонко смеялись два десятка молодых барышень приглашенных на сие таинство в качестве наблюдательниц. Они зорко кидали насмешливые взгляды в сторону молодых парней.
Месье Анри Базиль, утонченная натура, репетитор и "духовный наставник" капитана Хейлли, в белоснежной рубашке с кружевными воротником и манжетами, заправленной в обтягивающее тело трико, в длинном парике ниспадающем почти до самого пояса, весь украшенный кучей бантов, ленточек, рюшечек стоял рядом с манекеном одетым в простую пятнистую солдатскую форму и на личном примере показывал ему и забитой крестьянской северной своре дикарей — коноваль как надо правильно проявлять себя в танце в высшем свете.
— Месье, мадам... Ву мё компрёнэ? — важно продолжил рассказ о красоте танца воспитатель ирландца. — Учиться настоящий танец нужно многий, долгий год. Это очень трудный и длительный занятий. Больше всего в танец нужно уделять внимания поклон. Все танцор при дворе его величества... Алёр ну. Тра-ля-ля — дё плю гран. Долго репетировать, делать красиво трэ бьен поклон. Они, согласно правильный этикет придают свой поклон большой чувства, переживаний, шарман! Пример, так... Один нога повернуть, а другой чуть назад, но соединить колень. Руки, принимать первую позиция: Рука в положении будто держать кольцо, опустить чуть ниже пупка, другая над голова, и немного вперед, что би ви могли её смотреть. Рука вверх также должна держать колеч-ко. Вот так, тра-ля-ля... И далее надо делать несколько шажок, прыжок, скольжений. И в конце все завершать оп-ля-ля дё мьё... — глубокий поклон — реверанс.
Народ, окруживший учителя танцев и светских манер, "согнулся" в очередном приступе хохота.
В защиту преподавателя на середину поляны вышел красный от смеха Пехота.
— Видите, глупые коноваль, всё просто.
Павел набрал в грудь воздуха, отдышался, а затем произнес... — А вы боялись? На самом деле нет ничего страшного в этих дерганьях ногами, руками и всем остальным телом под названием, танцы.
Высшее военное командование тагановских дружинников подняло руки вверх и начало хлопать.
— Поаплодируем учителю за проведённый показ и поучительную беседу. Скажем спасибо его мастерству. А теперь по росту, в одну шеренгу, становись!
Парни споро построились, выполняя приказ.
Конопатый командир тут же повернулся в сторону ничего не подозревающих представительниц прекрасного пола и громко гаркнул... — А ну девоньки, поднялись и построились в одну линию напротив ребят, быстро! — В его голосе прорезался металл. Глаза рыжего бесенка хитро заблестели.
— Чего на меня смотрите? Вам говорю, живо построились! Носочки выровнять! Пяточки вместе. Грудь колесом. Ровнее. Подбородочек выше. Смирно! Замри!!! Глаза закрывать не нужно.
Женщины худо, бедно, как попало, (Явно нарушая время, заложенное на построение по уставу) минуты через три, а то и через все пять, наконец-то построились в линию.
— Орлы! — торжественно произнес затейник-балагур-новатор. — А также орлицы! Руководство, поддержало меня и приняло важное решение: С сегодняшнего дня вводим новую форму отдыха для жителей острова — танцы. Теперь, каждый боец самолично сможет научиться танцевать одну даму, а затем в свободное от занятий время обучит танцевать других понравившихся ему молодых особ. Если кому не понятно — то это приказ. Он не обсуждается. Ясно?
— Так точно, — недовольно раздалось в ответ.
— Тогда, взяли за руку стоящую напротив себя партнершу. Разошлись по поляне с интервалом полтора — два метра. Повернулись друг к другу лицом.
— Очень хорошо! Взяли избранницу одной рукой за руку. Вторую положили ей на талию. На талию я сказал, а не на задницу. Девчата, таким же образом приобняли парней.
— Далее, — Пашка подошел к свободной девушке. Осторожно притянул к себе.
— Показываю... Легонько, аккуратно и не спеша начинаем двигаться и кружить по кругу. Выполняем упражнение все вместе, одновременно на счет: Раз, два, три, четыре... Вот, так, понятно? Я спрашиваю, ясно?
— Так точно, — отозвались бойцы. — Ясно.
— Вместе со мной, на счет, репетицию начии-най...
— Раз, два...
— Ой!
— Не напрягаться, выпрямить колени!
— Ой, ой.
— Плечи развернуть, живот подобрать!
— Три, четыре...
— Голову выше!
— Раз, два.
— Смотреть прямо перед собой, можно в глаза партнершам! Улыбаемся!!!
— Три, четыре.
— Черкашин, сделай морду попроще, не медведя обнимаешь.
— Господи милосердный, страсти-то какие! — пары наступая друг другу на ноги, сталкиваясь, ударяясь локтями, плечами, спиной с соседними парами, неуклюже кружили по поляне.
Через пять минут общего пыхтения, ойканья, айканья, стенания и возмущений раздалась новая команда... — Хорошо, теперь делаем тоже самое, но только под музыку...
Из динамиков проигрывателя, расположенного неподалёку зазвучала медленная, незнакомая, но берущая за душу композиция...
Ромашки спрятались, поникли лютики,
Когда застыла я от горьких слов:
Зачем вы, девочки, красивых любите,
Непостоянная у них любовь...
* * *
— Гришка!
— Ась?
— Нась, — полноватый, с толстым добродушным лицом прохожий передразнил лопоухого, взъерошенного друга. — Куды спяшишь, голубь сизокрылый?
