Деревянный Меч и Та Которую Любит Небо

Жёнщины, скользя тихими тенями, подносили блюда с дымящейся бараниной, диким чесноком и сушёными фруктами. Хозяин щедро подливал гостю перекисшее молоко.

Дандальви в это время сидела в женском шатре, в окружении жён, дочерей и невесток Еафта, которые с интересом разглядывали чужачку, смело разгуливающую с открытым лицом.

Окончились разговоры в шатре старейшины рода только глубокой ночью, когда Еафта, наконец, сморил сон. Старейшина бессильно поник головой на своём ложе, захрапел. Сыновья, облегчённо вздохнув, разбрелись по своим лежакам. Гиалийцу Адвед указал на облезлую козью шкуру справа от ложа хозяина. Преодолев отвращение, Даргед лёг на пахнущую затхлостью шкуру. И быстро забылся тревожным оцепенением, уже который год заменяющим ему сон.

III

Собачий лай, женские причитания, блеяние коз сливались в одно целое. Сначала гиалиец не понял, что это уже не сон.

Окончательно из оцепенения сна вырвал его истошный визг Ании, жены Тоама: "Прогоните этих ублюдков, или вы не мужчины". Ей что-то отвечал своим гулким басом Еафт, за царящим шумом неразборчивое.

Даргед медленно поднялся с набитой сухой травой козьей шкуры, служившей ему ложем. У выхода из шатра толпились, сжимая оружие, еафтовы родичи и прихлебатели. Гиалиец не торопился, стараясь понять, что же происходит. Кажется, вражеский набег. Скорее всего, соседняя орда угоняет скот, на ночь собранный между табором Еафта и озером. Будь прокляты эти трупоеды. Неужели сейчас придётся вновь убивать, причем даже не ради спасения собственной шкуры, а из-за каких-то облезлых по летнему времени коз и овец да тощих коров.

Даргед вышел из шатра последним, успев опоясаться мечом и поудобнее пристроить колчан со стрелами за плечами. Большинство обитателей становища толпились у крайних шатров: женщины и дети позади, мужчины в первых рядах. Дальше в неверном свете факелов мелькали неясные тени, оттуда доносилась глухая ругань, слышался звон мечей. Судя по звукам, бились не больше двух-трёх человек, и остальные люди Еафта на помощь дерущимся не спешили. Что ж, разумно — в такой тьме запросто можно задеть своего.

Набег чужаков, кем бы те ни были, провалился. Обычной целью набегов у лунов был угон скота. В таких случаях главное — не привлекая внимания хозяев, отогнать добычу подальше. Сегодняшним грабителям не повезло: может, кто-нибудь из сородичей Еафта вышёл отлить в то самое время, когда они только принялись за дело, а может кто-то из грабителей, в темноте ухватились вместо овцы за козу.

Сам хозяин становища тоже не брезговал угоном чужой скотины. И за кувшином перебродившего молока он делился с гиалийцем хитростями этого ремесла. Например, что овцы молчат, когда их хватают, а стоит задеть козу, она начинает истошно вопить: "Не-е-е-е ме-е-е-ня!" Но самое неприятное, шутил лунский вождь, это схватить вместо овцы пастушескую собаку. Гиалиец видел местных псин — с овцами их роднила только густая шерсть. Вряд ли такую спутаешь с овцой.

Но чем бы сегодняшний набег не окончится, после начнётся обычная для лунов канитель — старик с сыновьями захотят отплатить угонщикам той же монетой, те, конечно, постараются не допустить этого. Длиться такая рознь может годами, если не десятилетиями.

И тут Даргеда такое зло взяло на трупоедов, из-за которых он сейчас вынужден стоять в зябкой ночи, вместо того, чтобы дремать в тёплом шатре старейшины. Гиалиец даже сам удивился, с какой быстротой с его плеча соскользнул лук, и на тетиву легла стрела. Несколько шагов в сторону от толпы и света факелов, и он крадётся, вглядываясь в темноту. Звёзды давали достаточно света для глаза гиалийца: вон пять серых силуэтов неуклюже машут мечами — Еафт и Роав рубятся с тремя напавшими. Чуть поодаль десятка полтора чужаков деловито гонят овец прочь от становища.

Даргед положил стрелу на тетиву, старательно прицелился. Трупоед, наседавший на Роава, вскрикнул и выронил меч, ухватившись за бедро. Гиалиец быстро послал ещё две стрелы в ноги двух оставшихся чужаков. Старейшина и его сын недоумённо застыли, пытаясь понять, что же случилось с их врагами. Хорошо, что сейчас полная темнота. В противном случае раненых бы уже добили в горячке боя. А за этим последует месть со стороны родичей убитых, а за той местью — ответная месть потомков Иоава. Сколько будет потом продолжаться степная вендетта, остаётся только догадываться. Сейчас же раненые чужаки отползали под покровом темноты.

Еафт неразборчиво ругался, пробуя отыскать исчезнувших врагов.

-Это я, Даг — сказал гиалиец, обращаясь к лунам.

-Этих ублюдков ты прикончил? — спросил старейшина.

-Нет, я их только ранил — ответил Даргед — Пусть себе ползут, они больше не опасны. Я сейчас займусь теми, кто угоняет скот.

Сказав это, гиалиец заскользил дальше. В трёх десятках от ожесточённо подгоняющих овец чужаков он остановился и громко крикнул: "Слышали вопли?"

-Нешет, это ты? — неуверенно откликнулся один из угонщиков.

-Нешет ранен, как и двое других — ответил Даргед.

-Ты кто?

-Меня зовут Даг, я гость в шатре Еафта, сына Иоава. Трое ваших друзей ранены и сейчас ползают в сотне локтей отсюда. Если не хотите присоединиться к ним, оставьте скотину и уходите. Я обещаю никого больше не трогать. Можете даже забрать своих раненых приятелей.

В ответ лун разразился длинным перечислением родни Даргеда и того, что он с ней делал и сделает. И почему трупоеды полагают, что куча сочинённых ими нелепостей и гадостей в адрес противника должна того оскорбить или унизить — ведь на самом деле ничего этого не было?

-Я предупреждал — спокойно сказал гиалиец.

С его тетивы сорвались одна за одной четырнадцать стрел. Каждый выстрел заканчивался криком раненого.

"Всё" — произнёс Даргед торжественно, обходя стонущих лунов и выдёргивая из их тел стрелы — "Убирайтесь зализывать свои раны". Когда последняя стрела оказалась в его колчане, гиалиец пошёл в сторону становища.

-Эй, это я, Даг, гость ваш! — крикнул он, выходя из темноты на свет.

-Что там? — спросил чей-то голос.

-Всё в порядке — ответил гиалиец — Их было семнадцать человек. Идите, соберите овец, пока не разбежались далеко.

-Ты что, их всех в одиночку перебил? — спросил Авам.

-Нет, они все живы, только ранены. Мне не хочется иметь дело с кровниками.

Из толпы женщин к нему бросилась Дандальви. Даргед обнял жену, гладя её по волосам: "Вот видишь, я живой, и даже не ранен".

-Ну чего стоите, как вкопанные! — крикнул на своих Еафт — Живо овец собирайте. Да этих ублюдков тащите сюда. Посмотрим, что за наглецы вздумали поживиться за счёт Еафта, сына Иоава.

Толпа лунов двинулась степь, рассыпаясь. То тут, то там вспыхивали огни.

Старейшина подошёл к гиалийцу. "Молодец, парень" — похлопал по плечу его хозяин становища — "Ловко ты их. И правильно, что живыми оставил. Нам кровники ни к чему. Нравишься ты мне, хоть и аган" — Еафт обдал Даргеда смрадом гнилого мяса изо рта — "Хочешь, дочку тебе дам в жёны, младшенькую. Девке уже тринадцатый год пошёл, самый сок".

-Спасибо, у меня уже есть жена — ответил гиалиец, кося на Дандальви. И тут же понял, что сказал по лунским меркам полную глупость: луны брали по нескольку жён, да ещё наложницами не пренебрегали.

-Ну и дурак ты, аган — добродушно засмеялся старейшина, вновь хлопая его по плечу — Приклеился к одной бабе.

Даргед не стал спорить с луном, только улыбнулся, обнажив белоснежные зубы, и повернулся к жене. "Согласна быть главной женой?" — спросил он её по-агански — "Старик предлагает мне дочку".

-Я поняла — усмехнулась дочь ард-дина — И ты конечно согласился.

-Ага — кивнул гиалиец — Завтра свадьбу сыграем.

Старейшина подозрительно вслушивался в полузнакомую речь.

Из мерцающей точками огней темноты слышались сердитые окрики, которыми награждали особо упрямую скотину. Изредка тьма взрывалась злым весельем — это находили очередного из раненных гиалийцем неудавшихся грабителей.

Вскоре их начали одного за другим выталкивать к костру, у которого стояли гиалиец и старейшина.

Еафт приветствовал пленных радостными возгласами: "Добро пожаловать, ублюдок, к нашему очагу!" Когда на землю бросили семнадцатого грабителя, старейшина сказал: "И чем гостей дорогих потчевать — дерьмом козьим али плётками?" Стоящие кругом парни и мужики начали гоготать:

-И дерьмом, и плётками!

-И козьим, и коровьим!

-Давай, я своего дерьма добавлю!

Вскоре это им надоело, и издевательские выкрики смолкли.

Еафт обошёл лежащих и сидящих пленников, пристально вглядываясь в их лица. "Вы люди Аватала, сына Тоама" — сказал он, наконец — "Между нашими семьями никогда не было вражды. Потому я не буду вас потчевать ни дерьмом, ни кнутом. Хоть овцекрады, вроде вас, этого и заслуживают. Можете ползти домой. Передавайте нижайший поклон Аваталу. И пусть он вам всыплет плетей. Это ему тоже передайте. Проваливайте"

"Не трогайте этих ублюдков" — велел старейшина своим — "Пусть ковыляют. Им Аватал такое устроит за сегодняшний позор". Толпа расступилась, и люди Аватала под смешки и улюлюканье двинулись прочь.

Даргед хлебнул перебродившего козьего молока, заел его козьим же сыром и в десятый раз кивнул, соглашаясь с тем, что он — свой парень, хоть и аган.

Ночное происшествие у всех сбило сон, и потому было решено посидеть, отметить победу. Гиалийцу, как главному, точнее единственному, виновнику её, пришлось сидеть в компании сородичей и прихлебателей Еафта, слева от старейшины, и выслушивать здравицы в свою честь.

Еафт вновь повторил своё давешнее предложение насчёт дочки, другие луны поддержали своего вождя, крича о том, что Миам, небось, в Адию, мать свою пойдёт, а та баба на загляденье — вон какие бёдра, вон груди какие. Даргед кивал, улыбался, не слыша трупоедов. Больше всего на свете ему хотелось сейчас оказаться рядом с Дандальви. Но приходилось сидеть среди трупоедов, делая вид, что ему ужасно интересно.

IV

С севера дул резкий порывистый ветер, пригибая к земле едкий дым лунских костров. Запах горелого навоза бил в ноздри. Серые, с синим понизу отливом, тучи проносились совсем низко, изредка проливаясь на иссохшую серую землю скупым дождём. С трудом верилось, что всего три дня назад солнце жгло нестерпимо. Осень была не за горами.

Даргед и Дандальви сидели на верхушке древнего кургана, осевшего и оплывшего от времени. В сотне локтей от них жило своей обычной жизнью лунское становище. Курган был старый, намного старше лунов. Кто и когда его насыпал... Даже в памяти Единого Народа не сохранилось ничего о племени, что хоронило своих покойников под этими курганами. По сути, Еафт, сын Иоава, расположился со своим родом посреди огромного кладбища, раскинувшегося на десятки харилей вокруг — внимательный взгляд гиалийца выхватывал не меньше сотни древних захоронений. Впрочем, луны своих покойников хоронили в скрюченном виде в тесных могилах, которые отмечали кучкой камней или небольшим бугорком земли. Потому пастухи даже и представить себе не могли, что под этими пологими холмами, на которых они пасут свой скот, справляют малую и большую нужду, а не имеющие своих шатров молодые парочки и любовью занимаются — чьи-то могилы. Гиалиец же просвещать хозяев не собирался.

-Пора отсюда уходить — не разжимая зубов, проговорил гиалиец.

-Почему? — спросила девушка — И куда мы пойдём?

-Во-первых, пойдём на север, к Драконовым горам, там есть одно место, я про него совсем недавно вспомнил — Даргед напряжённо замолчал и после молчания продолжил — А уходить от гостеприимных лунов надо... — он опять умолк, словно к чему-то прислушиваясь — Потому что знаешь, о чём сейчас разговаривает наш милый хозяин со своими сыновьями?

-Нет — растерянно ответила Дандальви.

-О нас — коротко ответил гиалиец и добавил — Сейчас Роав говорит отцу, что меня надо убить, а тебя сделать наложницей всех мужчин рода. Аганки, дескать, развратны и потому это для них самая лучшая участь. Говорит он, конечно, совсем другими словами, но незачем пересказывать всю грязь, которую способен извлечь трупоедский язык из головы своего обладателя.

-Что же ты сидишь! — гневно крикнула Дандальви.

-Ну, прямо сейчас нам ничто не угрожает. Эти пастухи меня боятся. Не забыли ещё, что произошло, когда они люди из рода Аватала пробовали угнать у них скот. Кроме этого не все настроены столь же решительно: старик колеблется между соблюдением обычая гостеприимства и желанием не поссориться с сыновьями, а младший, Авам, тот кричит, что подобное отношение к гостям — бесчестно, и позор падёт на весь их род до скончания веков. Правда его никто не слушает — говорят, что мал ещё советы давать. А Роав сказал, что щенок говорит в нашу защиту не потому, что озабочен честью рода, а потому что влюбился в аганскую шлюху, то есть в тебя.

-Что за ерунда! — возмущённо взвилась девушка — Разве я давала ему повод!?

-Конечно, нет — успокоил её Даргед — Так ведь и старшим братцам ты никакого повода не давала.

-Слушай, а откуда ты знаешь, о чём они говорят? — подозрительно спросила Дандальви.

-Моими ушами сейчас является Хорг — объяснил гиалиец — Он лежит под стеной еафтова шатра и слушает, о чём говорят между собой луны. Вообще-то, сыновья нашего гостеприимного хозяина давно на тебя облизываются, но с отцом разговор завели только сегодня.

-Ну и что ты намерен делать?

-Конечно, лучше уйти незаметно, другое дело, удастся ли нам это. Хотя я не боюсь наших хозяев — я в одиночку перебью всех мужчин в стойбище. В открытой схватке ли, из засады ли. Не понятно, почему вам, аганам, понадобилось собирать ополчение всего союза, чтобы одолеть их. Сейчас мы вернёмся в шатёр — сказал Даргед — И ты будешь вести себя так, словно ничего не происходит, если не хочешь остаться здесь навсегда и делить ласки между хозяином и его сыновьями.

С этими словами Даргед поднялся с ещё хранящей тепло летнего солнца земли и пошёл вниз, к стойбищу. Дандальви последовала за ним.

На краю становища еафтовы рабы и прихлебатели доили коров. На чужаков никто внимания не обращал. Гиалиец замедлил на миг шаг, глядя как сильные руки плавно сдавливают пятнистые соски, из которых белые струи стекают в кожаные вёдра. Коровы лениво пережёвывают извечную свою жвачку.

Рядом женщины стригли овец — шерсть плохая, летняя. Видно, что пот заливает стригальщицам глаза, но в присутствии мужчин никто не смел скинуть платок. Среди женщин выделялась своей фигурой Адия, рядом с нею орудовала Миам, не смотря на свой юный возраст обещающая вскоре догнать мать. Еафт перед своей второй женой выглядел сущей мелюзгой. И как он в своё время украл Адию, причём, как утверждала молва, против её воли? Забавное, наверное, было зрелище.

Меж двух шатров Иомма-ткач с двумя помощниками-подростками на длинном, локтей пятнадцать, ткацком станке ткал шерстяное полотно. Подростки то и дело рвали нити. Ткач ругался. Среди обозначений, коими он награждал ребят, самым приличным было "сын блудливой козы".

У шатра гиалиец принялся шумно топать, дабы не захватить хозяев врасплох. При появлении гиалийца луны смолкли. Роав испуганно посмотрел на Даргеда. Остальные сыновья Еафта смущённо отводили глаза.