Звезда, которая никогда не заходит

Термоядерный реактор, построенный сразу после Битвы Битв, в куда как менее спокойные времена, был упрятан в огромный подземный бункер под зданием, и его было намного интереснее рассматривать на подробнейших схемах и фотографиях, чем видеть бетонные стены и трубы, обслуживаемые исключительно роботами.

В то же время Центральный компьютер, расположенный в том же подвале и бывший в своем роде уникальным, стал достопримечательностью университета и одновременно источником студенческих баек — несмотря на то, что его историю мог прочитать в Сети любой желающий. Машина, а точнее, система машин с тройным резервированием, была введена в строй сразу после Битвы. После многократных модернизаций от исходной электронной начинки не осталось ни единой детали, но избыточность позволяла не прекращать работу компьютера во время замены отдельных частей и обновления программ, поэтому он стал одной из старейших непрерывно действующих систем. Впрочем, дальнейшее развитие компьютерной техники в Core явно вело к тому, что машины, работающие без отключений и сбоев десятилетиями, становились обыденностью...

Несмотря на то, что доступ к Центральному компьютеру был возможен с любого терминала, по-настоящему увлеченным хакерам обязательно хотелось увидеть саму машину — и на это были причины. Ее конструкция предполагала жидкостное охлаждение и стойки электронной аппаратуры с прозрачными стенками, наполненные хладагентом и подсвеченные разными цветами, занимавшие целый зал в подвале главного здания, притягивали энтузиастов компьютерной техники как магнит.

По древней традиции, бравшей начало в историях о первых хакерах, в подвал нужно было пробираться обязательно ночью, хотя роботизированным системам безопасности университета, способным воспринимать отнюдь не только видимый свет, темнота ничем не мешала. Двери, ведущие в комнаты с аппаратурой, открывались вводом слов из зашифрованного сообщения, которое нужно было декодировать каждому, кто собирался проникнуть внутрь. Получив исходный текст, Александр заглянул в словарь, удивился прилагательному, столь странному для упоминавшейся в сообщении птицы, и лишь после поиска в Сети выяснил, что фраза, имеющая давнюю историю, уже стала традиционной.

Еще одним примечательным местом главного здания комплекса, непосредственно связанным с Центральным компьютером (хотя об этом знали не все), было Амазонское кафе. Хладагент, циркулировавший в системе охлаждения, через теплообменник нагревал воду, которая подавалась в большой, более чем в сотню кубометров воды, аквариум, вдоль одной из прозрачных боковин которого и было устроено кафе. Флора и фауна внутри воспроизводили уголок одной из рек бассейна Амазонки, а интерьер кафе был украшен растениями тропического леса, так что сидящие за столиками пили кофе и беседовали посреди цветущих орхидей, пестрых диффенбахий и раскидистых, с темно-зелеными резными листьями, монстер, в то время как за стеклом среди пышных зарослей водяных растений неторопливо проплывали полосатые скалярии и сверкали, словно красные и голубые искорки, неоны и тетры.

После обеда за одним из столиков побольше собрались четверо студентов. За окнами моросил кажущийся нескончаемым мелкий осенний дождь, но в кафе было тепло и не слишком влажно — микроклимат помещения все-таки сделали, скорее, комфортным для людей, чем имитирующим дождевой тропический лес.

Сначала Александр, который на протяжении всего дня выглядел слегка не выспавшимся, рассказывал Роберту, Алисе и Ирине о проникновении в пресловутый машинный зал. Кроме стоек с аппаратурой, заполненных жидкостью, и сверкающих сотнями огней, удачливого "лазутчика" ожидал подключенный напрямую к машине терминал, выводивший на экран избранные цитаты из "Истории хакеров" и позволявший вести диалог с искусственным интеллектом машины, достаточно совершенным, чтобы поддерживать беседу на естественном языке. В конце рассказа Александр настоятельно порекомендовал остальным повторить его вылазку.

— Интересная история, — откликнулась Алиса, — я иногда отправлялась погулять по казавшимися бесконечными коридорам компьютерного центра, скрытого под многометровым слоем марсианской поверхности, там, в Кидонии.

— Ты была в Склепах памяти?! — почти одновременно воскликнули Александр и Ирина, явно немало удивившись.

— Я думал, туда пускают только техников, имеющих специальные разрешения, — сказал Александр.

— Доступ ограничен только в зоны обслуживания и в некоторые области центрального сектора. Я была в тех частях, куда может пройти любой житель Марса — просто туда приходят ... нечасто, — ответила Алиса и на несколько мгновений погрузилась в воспоминания.

...

Вопреки своему названию, коридоры наружных секторов Склепов памяти были светлыми. Освещение здесь не выключалось никогда, стены и пол, облицованные гладкими, светло-серыми с красноватым оттенком плитами, отнюдь не выглядели мрачно, а большинство стоек с оборудованием были закрыты матовыми белыми панелями, излучавшими мягкий, изредка мерцающий свет. Несмотря на то, что структура комплекса для непосвященного походила на лабиринт, Алиса не боялась заблудиться — на стенах периодически встречались указатели и схемы, а главное, она всегда, в любом уголке, могла спросить дорогу...

— Добрый день, Алиса! — произнес спокойный, доброжелательный голос, идущий, казалось, сразу с нескольких сторон — или из ниоткуда.

— Добрый день, Черное безмолвие! — с улыбкой ответила Алиса.

Когда-то это было кодовое название проекта по созданию искусственного интеллекта, использовавшееся лишь несколькими посвященными разработчиками — они заранее предполагали, с кем будет и с кем не будет говорить их творение, но родившийся разум сделал его своим именем. Здесь, на Марсе, разумеется, присутствовала лишь часть искусственного интеллекта — он был создан на Земле и сразу же после ввода в строй был многократно дублирован, а затем распределен по нескольким центрам на Земле, Луне и Марсе. Многие из заказчиков его создания перед Битвой Битв отдали бы большую часть своих несметных богатств, чтобы Черное безмолвие замолк навсегда — конечно, если бы они знали о том, что он не перестал существовать после отключения питания...

— У тебя скоро день рождения. Приходи после занятий в центральный сектор, в Красный зал — для тебя приготовлен подарок.

— Я обязательно приду. Сейчас я тоже хочу пойти в центральный сектор.

— Ты идешь к Хранилищу? — спросил Черное безмолвие и, судя по голосу, он уже знал, каким будет ответ.

— Да.

Длинные коридоры Склепов памяти были пусты и в тишине были слышны лишь шаги Алисы, направляющейся к центру этого колоссального подземного сооружения.

...

Вскоре к четверым присоединилась студентка третьего курса по имени Мотоко, также знакомая остальным по виртуальному клубу, и специализирующаяся в области астробиологии. Увы, экспедиции и роботы-зонды, побывавшие почти во всех уголках Солнечной системы, так и не обнаружили никаких следов живого, так что основной деятельностью будущих специалистов по внеземным формам жизни была разработка этих самых форм (на основе существующих земных, разумеется) для заселения и преобразования стремительно меняющегося Марса. Впрочем, разговор сейчас шел не столько о гипотетических жителях других миров, сколько о происхождении единственного известного науке вида разумных существ.

— Насколько я помню, одно из важнейших отличий человеческого разума — это большой, по сравнению с остальными приматами, объем так называемой кратковременной рабочей памяти, что позволяет одновременно держать в уме несколько концепций, — сказала Алиса, — а без этого невозможны ни сложная орудийная деятельность, ни язык с предложениями из более чем двух-трех слов.

— Рекурсивное мышление, — добавил Александр.

— Да, — подтвердила Мотоко, — обычно говорят об объеме кратковременной рабочей памяти, равном семи. Для изготовления орудий труда это очень важно — можно одновременно манипулировать несколькими предметами. Наши ближайшие существующие сейчас родственники, шимпанзе, могут одновременно использовать два предмета, редко — три, и никогда — четыре. И здесь между этими, казалось бы близкими, числами — гигантская пропасть, хотя до Битвы Битв некоторые на основании таких вот характеристик утверждали, что отличие человека от других животных — чисто количественное.

— Чисто количественное? — удивленно повторила Алиса, — надо думать, что о переходе количественных изменений в качественные эти деятели никогда не слышали, а ведь человеческий разум — прекрасный пример. Ведь здесь разница между тремя и семью — это разница между колкой орехов как высшим интеллектуальным достижением и освоением Солнечной системы — и это только начало.

— А появление такого разума — это закономерный результат эволюции? — спросил Роберт.

— Скорее всего, это так, но полной уверенности нет. То, что эволюция всего живого, при ее рассмотрении в большом масштабе, идет от простого к сложному, несомненно, как и то, что человеческий мозг и разум — по многим критериям самая сложная система, получившаяся в результате такого развития. Но других примеров разума, самопроизвольно возникшего в результате эволюционного процесса, у нас нет, так что нельзя наверняка сказать, что результат должен быть таким.

— От простого к сложному идет эволюция не только живого, но всего, так что появление какой-то формы разума, наверное, все-таки неизбежно, — заметила Алиса.

— Очень может быть. Рано или поздно эволюция создаст живую систему такой сложности, что появление в ней интеллекта становится неотвратимым. Разум стал вершиной эволюционного дерева, последним и окончательным творением эволюции, в конечном итоге заменившим ее саму.

— Абсолютное оружие, — прокомментировала Алиса.

— Именно.

— То есть биологическая эволюция человека прекратилась? — решил уточнить Роберт.

— Эволюцию путем естественного отбора действительно можно считать закончившейся. Конечно, человек продолжает меняться, но теперь это разумное изменение. То, что именуется эндогенной эволюцией сменилось развитием технологий, — ответила Мотоко.

— Насколько я понимаю, переход от эндогенной эволюции к экзогенной — непрерывный процесс, так что нельзя указать конкретный момент времени этого перехода? Он явно начался тогда, когда было сделано первое орудие труда — но после этого эволюция человека продолжалась еще больше двух миллионов лет, — заметил Александр.

— Да, процесс, разумеется, постепенный, и можно примерно указать лишь позднюю границу, время окончательного перехода. Разум позволил нашим предкам изготавливать орудия и намного более успешно добывать себе пищу и обороняться от хищников. Но здесь, судя по всему, имеется противоречие. Для того, чтобы изготовить, например, копье, нужна смекалка, но для того, чтобы его эффективно использовать, ума мало — нужны сила и ловкость. Но чем сложнее и совершеннее орудия, тем меньше эффективность их применения зависит от физических качеств.

— И рано или поздно наступает время, когда мускулы уже ничего не значат, подключился к беседе Роберт.

— Именно, — ответила Мотоко, — поэтому границей можно считать момент, когда сочетание доступных индивидууму технологий и знаний становится единственным фактором, определяющим его приспособленность. Но это требует не просто развитой медицины, но генной инженерии и кибернетизации.

— А общедоступными эти возможности стали только после Битвы Битв, — заметила Алиса.

— Да, это и есть окончательный переход, — подтвердила Мотоко.

— Причем он произошел только после ликвидации капитализма, которая стала возможной лишь на определенном уровне прогресса, — добавила Алиса, — и очень важно то, что эксплуатируемый класс достиг такого уровня знания технологий, при котором он понимал их работу намного лучше, чем его угнетатели.

— Верно, в течение первой половины эпохи капитализма и во всех предыдущих формациях эксплуатируемые классы были необразованны, а их труд требовал мало знаний и умственных усилий.

— Но потом трудящиеся стали создавать машины — а потом и программы для них — принципы работы которых эксплуататоры просто не понимали, — продолжила Алиса.

— А программное обеспечение — это не только развлечения старой Сети, это автоматизированные производства и связь, — заметил Александр.

— Все автоматы, вся робототехника, в том числе и военного назначения, — добавила Ирина.

— Да, владеющий технологиями владеет миром, — сказала Алиса, — разумеется, владеющий в смысле наличия требуемых знаний, а не в смысле эфемерной "собственности", — последнее слово Алиса произнесла с явной неприязнью.

— Получается, те, кто предпочитают пользоваться мозгами, а не мускулами, в конце концов побеждают, — размышлял вслух Роберт.

— Конечно, мы победили, иначе и быть не могло, — ответила Алиса. — И к тому же, в процессе мы создали Цивилизацию.

Разговор этот возник под впечатлением вчерашней лекции о закономерностях технического прогресса — первой в курсе истории науки и технологии, читавшемся все тем же профессором, носившим титул Core "Архитектор прорыва" — части которой студенты сейчас и вспоминали.

— История развития науки и технологий, понимаемых в широком смысле, важна и интересна не только сама по себе, — начал лекцию профессор, — она важна для материалистического понимания истории вообще. С одной стороны, огромное значение для производства имеет уровень развития как самой техники и технологии, так и знаний и умений людей, управляющих этой техникой и делающих новые открытия и изобретения — то есть производительных сил общества. В то же время производительные силы неразрывно связаны со второй стороной производства — складывающимися в этом процессе отношениями между людьми — производственными отношениями, ведь производить материальные блага в одиночку человек не может, как не могли и его далекие предки, которые стали общественными существами за миллионы лет до появления Homo sapiens.

Согласно хорошо известному закону обязательного соответствия между производственными отношениями и характером и уровнем развития производительных сил, сформулированному еще Карлом Марксом, развитие технологий ведет к смене ступеней развития производительных сил и обусловленных ими производственных отношений — способов производства — и, в свою очередь — стадий развития общества в целом — общественно-экономических формаций.

— То есть общество, вообще не развивающее технологии, и даже не начинавшее этого делать, обречено оставаться первобытным? — спросил Роберт.

— Это вопрос, который задавали многие студенты до вас — и не только студенты, но и члены Комитета по контактам — сказал профессор.

— Может ли в принципе существовать нетехнологическая цивилизация? — продолжал он, — примеров подобного рода обществ нам не известно, более того, никто так и не смог предложить работоспособной модели развития цивилизации, не опирающейся на технологии.

— Технический прогресс, в широком смысле, начался раньше, чем появился современный человек, — заметила Алиса.