Из-за машин появился Ромилинский и нырнул под брезентовый навес к Шилко.
— Товарищ подполковник, Давыдов опять жалуется на нехватку боеприпасов.
Шилко улыбнулся тому, сколько внимания его начальник штаба уделял бесконечным жалобам Давыдова. Обычно Шилко не хотелось оставаться в одиночестве, он любил находиться в окружении своих офицеров. Но сейчас, когда все были слишком загружены, он вдруг начал ощущать свою бесполезность, неспособность чем-либо им помочь, несмотря на весь приобретенный за годы службы профессионализм, и ощутил непривычное для себя желание отойти в сторону и побыть в одиночестве. Теперь Ромилинский собирался оградить его от этой неприятной перспективы.
— Давыдов постоянно на что-то жалуется, — сказал Шилко. — И будет жаловаться, пока мне не надоест и я не дам ему то, что ему нужно.
Шилко предложил Ромилинскому сигарету, а затем вытащил другую себе.
— Но сегодня ему придется ждать, как и всем. Ромилинский протянул ему огонька, и Шилко наклонился к его руке, обратив внимание на тонкие пальцы молодого капитана. Пальцы самого Шилко напоминали небольшие свиные колбаски.
— Кроме того, Давыдов умен. У него всегда есть больше, чем он признает. Он знает, как играть в системе. Из нашего Давида Сергеевича вышел бы хороший директор завода. Или еще лучше, совхоза. — Шилко усмехнулся при мысли о том, как командир батареи убеждал бы вышестоящее начальство в том, что его совхозу установили слишком высокие нормы. — Хорошо, — подытожил Шилко. — Пусть идет до конца. Это просто его путь.
Ромилинский кивнул. Они выглядел уставшим. Они ждали, или перемещались, или размещались на позициях с прошлого полудня и выступили в войну уже сильно уставшими. Теперь, с началом боевых действий, ему казалось, что каждый час растягивался для утомленных людей в три или четыре.
— Но Давыдов в некотором смысле прав, — сказал Ромилинский, на время отложив свое соперничество с ним. — Расход снарядов на каждую конкретную задачу не является разумным.
Шилко знал, что Ромилинский был прав. Многие офицеры, ответственные за постановку огневых задач, поддались моменту и руководствовались скорее эмоциями, чем строгими расчетами. Но он не хотел обескуражить молодого офицера и выбрал более мягкую формулировку для ответа.
— Когда вы думаете об этом, — сказал Шилко — подумайте и о том, что нормы расхода снарядов определяли такие же артиллеристы, как и мы, которые хотели быть уверены, что огневая задача будет выполнена, а служба тыла будет прилагать все усилия для того, чтобы глупым артиллеристам было чем стрелять. Здесь система должна придти к некоторому компромиссу.
— Однако, — сказал Ромилинский. — Я всегда считал, что наши нормы расхода боеприпасов были не слишком экономны.
Шилко пожал плечами.
— В каком-то смысле... Это не очень разумная система. Нужно уметь вертеться, чтобы чего-то добиться.
По мнению Шилко, его начальник штаба, небритый, с темными кругами под бегающими словно в поисках цели глазами, выглядел так, как должен был выглядеть настоящий артиллерист. Шилко знал, что сам был не слишком лихим. Но Ромилинский казался ему неприметным героем. Шилко гордился молодым капитаном и уважал его. Как и всех своих офицеров, хотя некоторые вызывали уважение больше, чем другие. Его артиллеристы были хорошими ребятами. Русские артиллеристы разбили канониров Фридриха Великого. Почему бы им не разбить Бундесвер?
Еще один залп ушел в небо. Тонкая дымка взметнулась на сотни метров над деревьями.
— Как вы думаете, каково быть в том месте, куда они упадут? — Спросил Шилко. Мощь пушек продолжала удивлять его, даже после того, как они двадцать лет сотрясали его барабанные перепонки.
Ромилинский стоял недостаточно укрывшись, и его окатило скопившейся на брезенте водой. Он дернулся, как ошпаренный.
— Прямое попадание, — с усмешкой сказал Шилко.
Лицо лейтенанта показалось из командного пункта.
— Товарищ подполковник, приказ. Наши силы форсировали Эльбский Обводной канал и нам приказано подготовиться к перемещению.
— Когда? — Спросил Шилко, подумав о сваленных на землю снарядах и еще не вернувшихся грузовиках.
— Приказано быть готовым к движению в течение двух часов.
Шилко расслабился. Времени было достаточно.
— Они назначили нам новые огневые позиции?
Лейтенант покачал головой.
— Только приказали выдвигаться как можно быстрее. Огневые позиции нам назначат по ходу марша.
— Понятно, — сказал Шилко. Согласно правилам, дивизион уже несколько раз должен был сменить позицию, чтобы избежать контрбатарейного огня противника. Но им не было куда перемещаться на болотистой местности, где любой подходящий клочок твердой почвы уже был занят.
— Хорошо. Василий Родионович, передайте на все батареи, что мы собираемся расстрелять все снаряды, которые не сможем взять с собой.
Он повернулся обратно к лейтенанту.
— Сынок, дай-ка мне "список подарков". Посмотрим, что мы кому отправим.
Лейтенант втянул свою голову в палатку, словно черепаха в панцирь.
— Стандартная организация марша? — Спросил Ромилинский.
— Нет, — сказал Шилко, вдруг ставший непреклонным от мысли потерять свой дивизион в дорожной неразберихе. Для него эта мысль была такой же горькой, как мысль о том, чтобы бросить собственных детей. — Правила писали не на войне, Василий Родионович. Мы двинемся вместе, или потом не соберем наши батареи до конца войны.
— Но если мы получим срочный приказ открыть огонь? Никто не сможет стрелять прямо с марша.
— Мы всегда сможем сказать, что кончились боеприпасы, — сказал Шилко, который от мысли о потере контроля над дивизионом если не готов был впасть в прострацию, то точно тонул в неуверенности в себе.
Еще один залп огромным кулаком ударил в небо. На этот раз скопившаяся на брезенте вода окатила Шилко. Она была холодной и противной, но Шилко просто пожал плечами.
— Прямое попадание, — сказал он.
* * *
Передовой командный пункт дивизии генерал-майора Хренова спешно организовывался в одной из гостиниц освобождаемой страны. На стояке машины связи прятались под неуклюже натянутыми камуфляжными сетями, командные машины стояли под мокрыми деревьями. Одно из окон здания было разбито, чтобы протянуть кабель, солдаты монтировали оборудование и заносили ящики в здание вверх по лестнице, загораживая парадный вход. Злой прапорщик руководил этой работой, а им, в свою очередь, руководили офицеры штаба, которые периодически решались выйти под дождь, чтобы поинтересоваться, почему он так долго копается.
Сцена была до боли знакома Трименко и очень ему не нравилась. Это было кислым финалом увиденной с вертолета величественной картины марша его армии. Он хотел сходу отчитать Хренова. Но все-таки решил послушать, что командир дивизии скажет, прежде чем молот его гнева упадет ему на голову.
— Товарищ генерал-полковник, — Хренов встретил его с улыбкой, явно очень довольный собой. — Надеюсь, вы хорошо долетели.
Трименко что-то неразборчиво буркнул в ответ. Он двинулся рядом с Хреновым к штабу по газону, приспособленному под вертолетную площадку. Мокрый от дождя воздух казался необычайно холодным.
— Товарищ генерал-полковник, — снова попытался Хренов. — Вам, несомненно, доложили, что мы обеспечили безопасность плацдарма и теперь расширяем его. Это прочный плацдарм. Мы уже начали отправлять передовые силы дальше.
Трименко этого не знал. Наверное, доклад пришел, пока он был в полете. О чем думал Ткаченко, начальник инженерной службы? Он должен был постоянно держать своего командарма в курсе происходящего. Трименко интересовало, чего еще он не знал о происходящем в полосе наступления его армии потому, что другие офицеры не удосужились оперативно сообщить ему. Он знал только, что один из передовых отрядов почти случайно захватил хорошую переправу в районе Бад Бевензена, а подразделения дивизии Хренова начали форсировать канал. Но он сумел бы оперативно воспользоваться этим, если бы Хренов вовремя доложил ему.
— Мне нужны подробности, Хренов, а не общая картина, — сказал Трименко таким голосом, словно ничто из сказанного командиром дивизии его не удивило.
Их ботинки шаркали по цементу. Внутри бывшего ресторана расположились офицеры штаба с картами и оборудованием связи. Обстановка была, по мнению Трименко, слишком комфортабельной для передового командного пункта во время войны.
— Вы собрали слишком много офицеров вместе с собой на одном командном пункте, — сказал он.
Хренов посмотрел на него с легким удивлением.
— Эти скоты уничтожили мой основной командный пункт артиллерийским огнем. Около полудня. Я думал, что вы знаете. Больше половины офицеров штаба погибло. Мы наступаем быстро, и все тыловые службы и управление пришлось собрать вместе, пока мы не получили нового персонала.
Трименко пришел в ярость, хотя он тщательно учился скрывать свой бешеный нрав за фасадом рационализма уже долгие годы. Он понял, что события происходили так быстро, что он физически не мог знать все. Но его подчиненные были обязаны собирать жизненно важную информацию и оперативно сообщать ее командующему армией. Эта неполнота информации только еще больше убедила его в полной неспособности обычных людей справиться со своими задачами в современной войне. Будущее было за компьютерами.
— Мне очень жаль, товарищ Хренов. Я не знал этого. — Мгновение Трименко обдумывал эту ситуацию с точки зрения того, что погибло много офицеров, несомненно, хороших людей. Но быстро отбросил сантименты. — Важно, чтобы мы сейчас не утратили контроль. Мы должны поддерживать управление войсками. Неразбериха сейчас наш главный враг. Неразбериха и время.
Хренов кивнул.
— Товарищ генерал-полковник, если бы мы воспользовались картой, я бы ввел вас в курс дел.
А ведь он на самом деле доволен собой, подумал Трименко. В противном случае он бы поручил ввести меня в курс дела кому-нибудь из офицеров штаба. Трименко подошел к столу, стоящему перед подвешенной на стену картой. Один из штабных офицеров поставил на стол сигареты, спички и чашку чая, затем тихо исчезнув. Трименко проигнорировал это и запустил руки в карман кителя, где лежал кисет с фисташками. Он положил несколько на стол и сказал Хренову продолжать.
— Общая ситуация в полосе наступления двадцать первой мотострелковой дивизии в настоящие время вполне благоприятна. Мы создали прочный плацдарм... здесь... после успешной операции по форсированию канала. В настоящее время передовые части продвинулись за шоссе N4, а правофланговый полк, совершив тактический маневр в северном направлении, завязал бои на южной окраине Ильцена.
— Не ввязывайтесь в бои в городе, — прервал его Трименко. — Просто возьмите под контроль дорогу. Пусть "котлом" займется второй эшелон. Не тратьте на окруженные силы противника больше, чем нужно для обеспечения безопасности.
— Товарищ генерал-полковник, наша единственная цель заключается в обеспечении безопасности шоссе 71. Наши действия в районе Ильцена имеют целью только установление контроля над местной сетью дорог. Передовые силы полка уже вышли в тыл противнику, в их последних сообщениях говорилось о небольших столкновениях в восемнадцати километрах к западу от Ильцена, у шоссе 71, на направлении Зольтау-Ферден. Задача, поставленная дивизии на сегодня, будет выполнена в течение одного — двух часов.
Информация почти оглушила Трименко. Но он приложил все силы, чтобы сохранить каменное выражение лица. Он медленно очистил еще один орешек, сжевал его и посмотрел на карту. Хренов имел все основания быть довольным собой. Это было великолепно. Противник утратил контроль над районом. Настало время развить успех.
— У вас есть связь с двести седьмой дивизией, наступающей на вашем левом фланге?
Лицо Хренова осунулось.
— Так точно, товарищ генерал-полковник. Далиев сообщил, что все его попытки форсировать канал не увенчались успехом. Немцы... Похоже, они дали ему прикурить.
Трименко кивнул.
— Далиеву определен слишком большой участок фронта. Его силы наступают недостаточно плотно, чтобы ждать реальных успехов. И это плата за то, чтобы вы добились успеха на своем узком участке, товарищ Хренов.
Хренов осунулся, как будто Трименко взвалил ему груз на плечи. Было видно, что он хотел вернуться к обсуждению своих успехов.
— Я не спорю, — сказал Трименко. — Кто-то всегда должен платить за успех. Я хочу лишь, чтобы Далиев оттягивал на себя внимание немцев, и им было бы не до того, что твориться у них на флангах. Они должны считать, что добились успеха. Но нужно оказывать на них достаточное давление, чтобы они не расслаблялись. Чтобы оставались на месте. Дивизия Далиева понесла тяжелые потери, товарищ Хренов. А в это время, ваши передовые силы без сомнения выходят к Зольтау, а может быть и к Везеру, маша руками девушкам и распевая "Интернационал". Но позвольте задать вам вопрос. Предположим, Далиев не сможет отвлекать немцев достаточно долго. Мне уже сообщили о том, что несколько немецких ударных вертолетов действовали в полосе голландских войск. И в самом деле, только вопрос времени, когда ваши силы контратакует бригада, если не больше. Как вы намерены обеспечивать безопасность левого фланга?
— Товарищ генерал-полковник, на плацдарме ведется подготовка оборонительных позиций. Что касается прорыва, то, в быстро меняющейся обстановке... я должен рискнуть оголить фланги... До определенной степени...
— Не надо рыться в конспектах, товарищ Хренов. И я не хочу, чтобы вы приостанавливали наступление. Вообще-то вы сейчас даже немного задерживаетесь, — приврал Трименко. — Но вы должны задействовать противотанковый батальон и несколько мобильных саперных групп для обеспечения безопасности флангов. И создать мобильный танковый резерв. Расположите противотанковые средства у шоссе N4, ориентированными на юг. Создавайте оборону по мере движения на запад. И не жалейте противотанковых мин.
— Товарищ командующий армией, это невыполнимо. Пока невыполнимо. Вы, должно быть, видели, во что превратились дороги. Я отправил ударные силы вперед, войска на плацдарме окапываются, и все требуют больше боеприпасов. В любом случае, один противотанковый батальон не сможет прикрыть наступающие силы, и он нужен здесь, на плацдарме. Я даже не могу подсчитать потери, — зло сказал Хренов. — А они тяжелые.
Трименко бросил шелуху от фисташки на стол и махнул рукой.
— И вы столкнетесь с еще большими трудностями. Война едва началась. Я придаю вам свежий противотанковый полк. И дополнительный саперный батальон для установки минных заграждений вдоль флангов. Но как распорядится этими силами — ваша проблема.
Хренов понял сигнал. Он почувствовал себя лучше. Ему давали подкрепления. Командующий армией считал его способным добиться успеха.
— Теперь расскажите мне о снабжении, — продолжил Трименко. — Каковы реальные проблемы?
Хренов вздохнул. Почти по-женски. На кухне звенели тарелки. Солдаты валяли дурака, засев за еду, когда надо было работать. Трименко пока не обращал на это внимания.
— Товарищ командующий армией, — начал Хренов. Он говорил почти молитвенным тоном, что сильно раздражало Трименко. — Поступило слишком много сообщений о чрезмерном расходе танковых и артиллерийских снарядов, чтобы их игнорировать. Если бы их было одно или два, я бы предположил, что они просто слишком нервно реагируют, или хотят получить больше запасов. Но есть несколько сообщений о том, что много танков расстреляли весь боекомплект в первых же боях. Артиллерия перегружена. Пока шла артиллерийская подготовка, все было относительно нормально, но сейчас мы даже при помощи автоматизированных систем управления не можем точно сказать, какие силы находятся на позициях, а какие перемещаются, кто действительно остался без боеприпасов, а кто просто локтем в жопе ковыряется. Мой начальник артиллерии сейчас лично пытается во всем этом разобраться.
