Критика Заблуждений ("Гарнизон-2") обновлено 16.06

Мегаполис вокруг продолжал гудеть, искрить, сверкать огнями. Свечение далеко внизу по-прежнему переливалось тончайшими оттенками ядовито-зеленого. Смотреть туда, под ноги, совершенно не хотелось.

* * *

— Здесь нужна будет рука Гайки, — Александров скривился, изучая внутренности большой рамы с путницей проводов и конденсаторов. — Родерик, похоже, электрик-самоучка...

Медик передвинул один из рубильников. Что-то заискрило, зловеще щелкнуло.

— А, может, не надо? — опасливо предложил Уве, сидя на кушетке. Роль кушетки исполняли три ящика с цветной пленкой поверх. В углу, на такой же 'кровати', под ветхой простыней, лежал Боргар, которому Александров предварительно влил через импровизированную капельницу пол-бутылки чего-то успокаивающего и поддерживающего. Что там намешал военный хирург — оставалось тайной, но мелкие мышечные конвульсии у цензора, наконец, прекратились, и он быстро заснул.

— Надо, — сурово ответствовал медик.

— Оно же не медицинское, — сделал еще одну попытку счетовод.

— Используй то, что под рукою! — высокопарно процитировал хирург и подступился к пациенту с бритвой. — Подставляй голову, надо вот здесь выбрить.

— Почему все всегда в такой жопе, — тихо и риторически вопросил Холанн, шевеля одними губами, чтобы не двигать кожу на лице. Бритва выглядела сурово и зловеще. Она была позаимствована у Родерика и, кажется, использовалась как по назначению, так и в качестве оружия последнего шанса. Во всяком случае, сколы на лезвии заставляли думать скорее о парировании вражеских клинков, чем о бритье.

— Такова суровая правда жизни, — сухо ответил медик, смачивая волосы — взбивать пену по всем правилам Александров не стал, а геля для бритья у Родерика не имелось.

За тонкой стеной негромко переговаривались, паладин и кто-то еще, кажется инженер-археолог. Громко молился Пастырь, для спасения души и ради тренировки — на завтра у компании была запланирована проповедь для всех желающих. Не в Ярусах, а на Уровнях, то есть в технических подземельях, окружающих собственно Дыру. На границе между тридцатым и тридцать первым километрами, под водоносными слоями, там, где заканчивалась индустриальная часть города и начиналось Запретное Место, — территория нижних уровней, давно уже брошенная обитателями, используемая как стихийная свалка. Там даже преступности толком не было, а жили преимущественно технические работники-канализаторы, вахтами, в специальных бункерах.

Скрипела по коже бритва, срезая волоски. Одного у Родерика не отнять — точить оружие он умел. Судя по всему, рыцарь происходил с какой-то из слаборазвитых планет Фронтира, где технику аборигенам уже дали, а вот поднять организацию общества к надлежащему уровню еще не успели. Такие механизированные воины часто пускались в скитания по Экуменике и ее границам, в поисках приключений. И денег.

— Я с вами как на войне, — без особой злобности проворчал медик. — Поначалу все в порядке, все хорошо, а потом сразу, без предупреждения, война, экстремизм... инструменты прое ... потеряны, лекарств нет, медпункт не организован, помощи ждать неоткуда. Сплошная импровизация и хаос.

— Нам с тобой повезло, — честно признал Уве. — А с ним как? — счетовод повел взглядом в сторону Боргара. Под тонкой простынкой, изношенной до состояния полупрозрачной занавески, цензор неприятно походил на труп, скрытый саваном.

— Стабилизирован, — медик поджал губы и зло шевельнул бородой. — Но больше я ничего сделать не могу. И, похоже, никто не сможет.

Бритье закончилось, воздух неприятно холодил оголенные участки над ушами и на затылке. На Танбранде, еще пока не началось, Уве гордился тем, что не лысеет. Затем стало как-то не до того. А сейчас утраченных волос ... не хватало.

— Никто? — спросил Уве, уставившись на Боргара.

— Да. Процесс необратим, если только за последние пару лет не произошла революция в неврологии. А трансплантацию в таких масштабах сделать невозможно. Если только не сделать его служителем Спирит Машины.

Хирург вздохнул, снова щелкнул электрическим агрегатом. Вытянул из его недр тонкий кабель в кольчатой оплетке, неприятно похожий на коричневого блестящего червя. Кабель заканчивался металлическим цилиндром — как раз на ширину ладони — и тонкой иглой.

— Э-э-э ... — Уве окончательно утратил остатки храбрости.

— Да, — строго согласился Александров. — Я и говорю, экстремально творческая импровизация. На коленке, из проводов и ленты, но должно работать. О, Божественный, как же не хватает нормальной больницы с оборудованием...

Глядя на иглу, Холанн подумал, что возможно пришло время помолиться.

— Смотри влево, — приказал медик. Держа в одной руке электрическую 'тыкалку', другой он раскрыл веки на левом глазу Холанна. — Теперь вверх... Ничего не понимаю. Все равно не понимаю. Крестообразные кровоизлияния по линиям глазных мышц... сужение зрачков... Ты должен корчиться на полу с геморрагическим инсультом.

— Ты уже говорил, — рискнул вставить Уве.

— ... Но ты сидишь передо мной, бодрый и вполне здоровый, — закончил медик, шевеля окладистой бородой.

— Голова болит, — вставил Уве. — Сильно. И не проходит.

— Знаю, — отрезал медик. — Ну, попробуем глянуть чуть глубже, что у тебя в голове...

Счетовод не видел, что делает с его головой медик, но чувствовал, что тот отмеряет ногтем какие-то микроскопические отрезки над правым ухом.

— Сейчас кольнет током. Слабенько, но все равно будет неприятно, — предупредил медик. — Следи за самочувствием и сообщай.

Кольнуло. Действительно слабенько и неприятно. И как-то комплексно, поэтапно и долго. Сначала Холанн ощутил холодок металла, коснувшегося кожи, затем собственно укол, когда игла надавила, чуть проминая кожу. Затем последовал собственно электрический разряд ... который странно растянулся во времени, все не кончался и не кончался.

А затем Холанна будто с размаху приложили в лоб кувалдой. Снова. Он еще успел подумать, что это совсем не больно и что-то такое совсем недавно уже довелось пережить. Затем все кончилось.

И началось.

Мир вокруг состоял из стекла. Или воды. Текучее, живое стекло, вода, которая обрела вязкую и в то же время гладкую форму. Твердое и пластичное. Окаменевшее и пребывающее в неустанном движении. Вселенная переливалась всеми светами радуги и еще миллионом оттенков, зрительному аппарату недоступных, но в то же время видимых, ощутимых.

Холанн стоял на твердом, но чувствовал себя так, будто завис в нескончаемом падении. Вестибулярный аппарат бунтовал, сбиваясь с толку. Куда идти, что делать — непонятно. Чесалось ухо и нос. И головная боль прошла наконец-то.

Уве глубоко вздохнул, причем ему показалось, что в грудь не проникает ни капли воздуха, но при этом удушья он не чувствовал. Мир вокруг потемнел, запульсировал темнеющими нотками черно-фиолетового. Как будто здесь наступал ... закат?

Но где это 'здесь'?

Искажение?..

Мысль была простой и прошибла Уве как разряд молнии, до самых пяток, наполнив душу неизбывным ужасом. Это было абсурдно, в ад нельзя попасть от укола электрической иглой, да и выглядеть преисподняя должна как-то-иному. Но в то же время — а чем еще мог оказаться этот мир бесконечной изменчивости и безмолвия?

Уве пал на колени, больно стукнувшись чашечками, прикрылся шихабом, как щитом. На молитвы умственных сил уже не оставалось — требовалось вспоминать слова, складывать их во фразы, а паника сжирала рассудок, будто огонь сухую бумагу.

Следующая фаза изменений пронеслась вокруг, изменяя все. Холанн обнаружил себя в каньоне со стенами, наклоненными под углом в сорок пять градусов или около того. Каньон казался отлитым из обсидианового стекла, красно-оранжевого, с удивительно теплыми оттенками. Хотелось подойти, коснуться идеально гладкой поверхности, прижаться к ней, стать частью идеального, невообразимого совершенства. Трещины и разломы на стенах выделялись абсолютной, чистейшей тьмой, по сравнению с которой самый густой оттенок черного казался мутной серостью.

— Ибо меня ведет Божественный... — наконец сумел выдавить Холанн, и слова разнеслись на миллионы километров, дробясь на отдельные нотки, звуки, осколки звуков, растворяясь в эхе, гуляющем меж бесконечно высоких стен каньона.

— Здравствуй, Уве.

Холанн развернулся, выставил руки в пародии на бойцовскую стойку. Запоздало подумал, что зря не внял советам Иркумова всегда носить с собой нож. Вряд ли кусок заточенной стали поможет здесь, но все же — с ним в руках было бы чуть спокойнее. Наверное ...

Он смотрел сам на себя. Хотя нет — на человека, удивительно похожего... Уве моргнул, и снова показалось, что перед ним зеркало с идеальным отражением. Затем двойник опять размылся в неуловимом превращении, стал выше, с более мягкими чертами подбородка, носом покороче. Уве машинально прищурился и даже забыл на мгновение, что смертельно испуган — так захватила игра с переменчивым образом, стремление поймать, зафиксировать в сознании истинный облик пришельца.

— Это нормально, — прокомментировал гримасы Холанна двойник. — Разум сбит с толку, нужно время для адаптации. Наконец-то мы встретились.

— Кто ... с кем ... — выдавил Холанн. Пришелец не казался агрессивным, он просто встал неподвижно на расстоянии метра три, сложил на животе руки в широких черных рукавах, скрывающих запястья. Голос чужака слышался отлично, будто рождался непосредственно в ушах счетовода..

— Ты. Со мной, — пришелец едва заметно улыбнулся. И в этот момент Холанн понял, кого видит.

— Да, все верно, — склонил голову Серторий Буукк или его точная копия, как будто читал мысли Уве.

Призрак колдуна сделал шаг вперед и каким-то чудом покрыл половину расстояния между собой и Холанном. Поднял руку властным движением, будто стирая незримую преграду между собеседниками. Широкий рукав колыхнулся, как у савана.

— Как?.. — только и сумел вопросить Уве. Хотя уже начал понимать ответ. Ужасный, невообразимый ... единственно возможный.

— Нет, мы не в Искажении, друг мой, — Серторий не спеша гляделся, легкая улыбка снова тронула его тонкие бледные губы. — Всегда интересно увидеть внешний слепок работы сознания, не так ли? Какие формы оно принимает, какие образы порождает. У разных людей они не повторяются никогда.

Холанн щелкнул челюстью, выдохнул, снова узрев самого себя.

— Ты видишь перед собой двуликого потому, что разум человека привык чувствовать себя единоличным хозяином. Трудно, зачастую невозможно принять... — Буукк помолчал пару мгновений. — Иное. Поэтому твой рассудок никак не может отделить самовосприятие от иной сущности, которая, грубо говоря, использует то же аппаратное обеспечение. Это пройдет.

— Нет... — прошептал Холанн, отказываясь понимать и верить, но в то же время, понимая, что это неизбежно — и принятие, и вера в то, чего не может быть.

— Да, — благосклонно кивнул Серторий.

— Нет... — повторил Уве, чувствуя, как немеет тело, а руки опадают беспомощными, слабыми веточками.

— Duobus in unum, как я и говорил тебе. Два в одном. Применительно к нашей необычной ситуации — два разума в одном теле. Или, если еще точнее — один полноценный разум и одна ментальная проекция с высоким уровнем информационного обмена элементов.

Глава 12

Вместо ответа Уве дико заорал и, резонируя в такт его воплю, гладкие стены каньона дрогнули. Световые блики закрутились, как многоцветные пятна стробоскопа, стены задвигались, ожили, перетекая друг в друга. Сумрак надвинулся откуда то сзади и сверху, оранжевые оттенки поскучнели, наливаясь серо-черным. Уве закрыл глаза и вопил во весь голос, отдавшись всецело одному желанию — покинуть это место и призрак Сертория. Немедленно, любой ценой.

Мгновение — и Холанн почувствовал себя ныряльщиком, который вырвался из глубины на последних каплях кислорода в крови с легкими, уже заполненными углекислотой. Призрачный мир живого стекла выпустил его, тяжело, нехотя, но все же выпустил. Холанн жадно глотнул воздух, бросил вокруг очумелый взгляд, чувствуя, как глаза застилает красная пелена. Как назло, медик отвернулся, что-то злобно бормоча под нос и тыча отверткой в электрическую машину Родерика.

Скользкие, невидимые пальцы вцепились ... не в тело, а, казалось, в саму душу Холанна, с мягкой настойчивостью потянули обратно. Александров чертыхнулся и начал поворачиваться, Холанн попытался крикнуть снова, однако звуки замерзли в горле, как будто осыпались ледяной пылью. Время замедлялось, текло бесконечно растягиваемой резиновой лентой. Голова хирурга поворачивалась все медленнее, красный туман заволок поле зрения Уве. Холанн чувствовал себя пловцом на самом краю водоворота — не за что уцепиться, нет опоры...

Он скользнул обратно, в ничто и нигде, за миллионную долю секунды до того как медик наконец закончил поворот.

— Уве, пожалуйста, не нужно этого, — Серторий был спокоен и вежлив, только лицо его обвисло и пошло морщинами, снова, как в их первую и последнюю 'живую' встречу, когда псионик сражался.

На этот раз микрокосм вокруг изменился, стал безграничной равниной из хрустального пола и такого же потолка в поднебесье (если здесь можно было говорить о 'небе'). Две полупрозрачные и бесконечные плоскости вверху и под ногами соединяли беспорядочно разбросанные колонны, похожие на стеклянные корни. Свет лился отовсюду — неяркий, умиротворяющий, без теней.

Холанн брякнулся на колени, снова больно ушибившись. Замер, хватая воздух широко открытым ртом.

— Не надо так яростно противиться, — сказал, как ни в чем не бывало, Серторий. — Я не могу причинить тебе вред, даже если бы очень этого хотел. И мне крайне сложно возвращать тебя обратно ... — Буукк обвел рукой хрустальный мир. — Собственно я могу это лишь потому, что ваш доктор как следует приложил тебя током.

Холанн продышался и приготовился заорать вновь, чтобы вернуться, на этот раз окончательно.

— Они тебя убьют, ты это понимаешь? — доброжелательно спросил Буукк. — Ведь для них ты сейчас одержим. И Туэрку Льявэ убьют тоже.

Холанн щелкнул челюстью, едва не прищемив себе язык. Шевельнул губами, но промолчал, не зная, что делать дальше.

— Я прямо вижу, как ты начинаешь вопиять перед благодарной аудиторией, что в голове у тебя засел злой и страшный колдун, — Буукк театрально взмахнул руками, будто обращаясь к плоскому 'небу'. — А кто у нас выступит в качестве аудитории? Фанатичный цензор, фанатичный цензор-стажер, фанатичный проповедник, который сам нелицензированный псионик и ходит по краю, поэтому нетерпим к ереси вдвойне. Да, еще индоктринированный до упора военный, у которого извилин в точности по числу траков на танковой гусенице. И рыцарь, наверняка по уши в обетах по искоренению ереси по всей вселенной. Ты действительно думаешь, что они участливо позаботятся о тебе?

Холанн скрипнул зубами, но опять промолчал.

— Не думаю, — тихо, словно самому себе, констатировал Буукк. — Тем более что ваша объединенная группа на грани раскола. Они начнут убивать одержимого. Туэрка, вероятнее всего, за тебя вступится. Будем прогнозировать итог столкновения?