— Хорошо. Если вы так просите, то поговорю я с вашим больным. Но предупреждаю сразу: одна я к нему не пойду. Только со своим другом.
— Зачем такие сложности? Да и моему больному вряд ли может понравиться подобное вторжение ...
— Зато это нравится мне. Знаете, судя по тому, что донеслось до моих ушей, к вашему больному просто так, в одиночку, лучше не заглядывать.
— Люди несправедливы и жестоки...
— Насчет этого утверждения я с вами не спорю. Итак, что вы решили? Я имею в виду то, что я пойду к вашему больному лишь в том случае, если буду не одна, а в сопровождении человека, которого хорошо знаю. Кстати, а маркиз Д"Дарпиан знает, что его сын хотел меня видеть? Мы с этим высокородным господином расстались совсем недавно, и без особо приятных воспоминаний друг о друге.
— Разумеется, маркиз знает о том, что его сын хотел бы вас увидеть, и господин Релинар не стал препятствовать этому желанию. Да и я совсем не против вашего посещения. С одной стороны, конечно, Релар еще очень и очень слаб, и ему нужен полный покой, а с другой стороны... Я уже давно отметил, что если выполняются все просьбы больных, то выздоровление идет куда быстрее. Что касается вашего сопровождающего... Ну, если вы настаиваете, то я не против присутствия этого молодого человека.
— Настаиваю. Что-то не нравится мне ни этот поселок, ни те, кто в нем сейчас командует.
— В чем-то я вас понимаю.
— Тогда договорились. Если я не ошибаюсь, то ваш больной находится за этой дверью, возле которой мы и стоим?
— Да, Релар здесь. Лучше бы его, конечно, доставить домой, там лечение мальчика пойдет успешнее. В вашей стране, кажется, говорят, что дома и стены помогают... Только вот как юношу доставить до их особняка, не ухудшив при этом его состояния — ума не приложу!.. Вы поговорите с Реларом, только недолго, и, пожалуйста, не тревожьте его. И, пожалуйста, не спорьте с ним, и не возражайте ни в чем...
— Это уж как получится...
— И по возможности сократите ваш визит настолько, насколько сможете.
— Уважаемый Лил-Ан, можно подумать, будто я пришла сюда по собственному желанию. Запомните: мне от вашего больного ничего не нужно. Будь моя воля, я бы к нему и близко не подошла!
Лекарь лишь вздохнул, и открыл дверь, приглашая нас войти, а потом и сам зашел вслед за нами, плотно прикрыв дверь. Как видно, не хочет, чтоб даже обрывки нашего разговора донеслись до охранника.
Небольшая служебная комнатка, где на невесть откуда взявшейся кровати застеленной дорогим шелковым бельем (ну надо же!) лежал тот самый парнишка, которого я видела вчера корчащимся от боли на залитой кровью земле. Сейчас сын маркиза выглядит куда лучше, хотя после вчерашнего осунулся и побледнел. Должна сказать, привлекательный парнишка, похож на своего отца. Сейчас неподвижно лежит с закрытыми глазами, ровно дыша. Может, спит? Я всмотрелась в него чуть внимательней, потрогала безвольно лежащую руку... Надо же, сил и здоровья у парня хватит на двоих. И процесс восстановления идет просто замечательно: как видно, я вчера немного перестаралась и влила в парня слишком много своих сил. Да, пожалуй, тут я немного не рассчитала, что, вообще-то, понятно — торопилась, боялась не успеть... Но если излечение и дальше пойдет такими темпами, то больного вскоре можно будет перевозить отсюда в другое место. Правда, неясно, куда именно его везти: в родной дом или в тюремный лазарет... В этот момент парень открыл глаза и посмотрел на меня. Взгляд чистый, без намека на раскаяние...
— Пришла? Я твои глаза запомнил... Они красивые... Но почему ты так долго шла? Я очень не люблю ждать...
Надо же, какой здоровый организм! Только вчера этот парень получил тяжелейшую рану, а сегодня уже может разговаривать!
— А с какой это радости я должна была бежать сюда со всех ног? Только лишь оттого, что ты ранен? Но если помнишь, это именно ваша теплая компания напала на нас!
— Помню... Вчера, та схватка на мечах... Нечестно...
— Рада, что ты это осознаешь и понимаешь то, что с тобой произошло. И раскаиваешься в том, как вы хотели поступить с нами.
— Конечно, понимаю... И все помню... Все... Так бить нельзя... Это нечестно... Он не дал мне возможности нанести удар...
— Погоди, я не понимаю, о чем идет речь... Что ты имеешь в виду?
— Тот светлый парень с мечом... Он неправильно вел бой... Он за это поплатится...
Я недоуменно оглянулась на Кисса и Лил-Ана. Кажется, они, в отличие от меня, сразу сообразили, о чем идет речь, и слова мальчишки им очень не понравились. А раненый продолжал:
— Я его хорошо запомнил, этого простолюдина... Он посмел напасть на меня... И он будет долго мучиться, прежде я ему позволю умереть... Очень долго... А ты... Отныне ты всегда будешь залечивать те раны, что мне могут нанести, если кто-то вновь осмелиться поднять на меня руку...
Ничего себе! Тут и речи нет о собственной вине. По-моему, подобная мысль даже не пришла в голову раненого сопляка. А тот, о ком мальчишка говорит с такой неприязнью — это, похоже, Трей... Ну конечно, ведь это именно Трей нанес ту тяжелую рану, от которой юный разбойник-аристократ чуть не направился на Небеса. Как видно, в память Релара крепко врезался образ тяжело ранившего его человека, и теперь наш болящий страстно желает поквитаться со своим обидчиком. Похоже, что парень только эту мысль и лелеет с той поры, как в себя пришел. Хорош, ничего не скажешь! Э, да ты, дорогой, судя по всему, думаешь лишь о том, как бы расплатиться со всеми нами, а уж никак не о том, как бы покаяться в совершенных тобой немалых грехах...
— Погодите... — от неожиданности я не сумела сразу подобрать нужных слов. — Возможно, я несколько неверно истолковала то, что вы хотели мне сказать... При чем тут "осмелился поднять руку"?! Мы всего лишь защищались! Что же, наш охранник при одном только виде бегущих людей должен был бросить на землю свое оружие, а заодно и покорно склонить шею под ваш клинок? Если помните, ведь это вы напали на нас, а уж никак не мы на вас!
— Ну и что?.. Вы неправильно защищались... — мальчишка стал злиться. — Этот ваш парень сразу же ударил меня!.. Так поступать нельзя, и это не по правилам...
— Да какие могут быть правила при таких нападениях?! Подумайте, о чем вы говорите?! Вы на той дороге с помощью кансая, нас, что, в гости к себе приглашали? Или столь необычным образом хотели позвать на чай с пирогами? Если так, то, надо сказать, вы делали это очень своеобразно. И при чем тут наш охранник? Он честно выполнял свой долг, и уж никак не собирался устаивать фехтовальные поединки невесть с кем!
— Этот человек осмелился ранить меня... А на меня нельзя поднимать руку... Я потребовал, чтоб отец жестоко наказал его...
— Вам, мой юный друг, сейчас надо думать не о том, каким образом и кому именно отомстить, а позвать священника, покаяться, снять груз со своей души! Как нам рассказали пленные, это было далеко не первое ваше, более чем оригинальное, развлечение на той дороге! В таких схватках, что была вчера, правило одно: побеждает сильнейший, или же тот, кому больше повезет. Дорогой мой, вы так возмущаетесь, что можно подумать, будто этот ваш зверь одурманил нас и вел в ту рощу на честный рыцарский поединок! Сами знаете, что там нас ваши друзья-приятели просто убили бы без всяких правил! Вы, думаю, тоже бы постарались, приложили к этому свою руку... И вам не жаль тех людей, кого бы убивали?
— При чем тут смерть?.. Я никого не убивал...
— В таком случае, что же вы, юный аристократ, делали в столь неподходящей компании, да еще и с мечом наперевес?
— Убивать нельзя, это плохо... И я не убивал... Я просто выпускал их души на свободу... — и на лице у мальчишки появилось мечтательное выражение. — Это так приятно видеть, как чужие души покидают тело, в котором они обитали, и улетают на небо... А я, если захочу, то могу командовать всеми этими душами... А еще мне нравится смотреть, как люди ползают у моих ног, умоляя оставить их в живых... Но зачем?.. Пусть они все уходят... Туда, на Небеса... А когда мне понадобится, я призову их назад... И они придут... Мне нужно собрать еще много душ, очень много... И я буду во главе их, буду командовать целой армией душ... Ни у кого не будет такой армии, только у меня... Я буду самым великим воином... — и мальчишка улыбнулся чистой улыбкой ребенка, который только что поведал взрослым свою самую заветную тайну.
Пресветлые Небеса, он что, бредит?! Заглянула в глаза Релара, безжалостно прошлась его сознанию... Предок, я права в своем предположении? Бли-и-н...
Оглянулась на лекаря. Удивительно, но мы с ним сразу же поняли друг друга. Лил-Ан вначале от неожиданности отвел глаза, затем лишь вздохнул и чуть заметно развел руками. Еще секунду поколебался, а затем утвердительно кивнул головой. Да, невесело...
— Значит, когда вы бежали к нам с явным желанием перерезать всем глотки...
— Как грубо, как примитивно... Почему надо говорить это слово — перерезать?.. Я бы просто освободил ваши души... Я умею это делать и я люблю это делать... Оказывать людям подобное благодеяние — лучше этого ничего не может быть!.. Я всегда смотрю в глаза тех людей, кому помогаю обрести бессмертие... Главное — уловить это мгновение, когда душа покидает тело... Испытываешь потрясающее чувство единения, власти и прикосновения к вечности...
— Что такое вы несете?!
— И когда я вижу, как жизнь покидает этих людей... — продолжал мальчишка, по-прежнему мечтательно глядя в потолок, и чуть стеснительно улыбаясь. — И когда я чувствую, как часть их сущности переходит ко мне... В этот момент я счастлив... И еще испытываешь наслаждение, не сравнимое ни с чем... И это незабываемое ощущение я готов переживать вновь и вновь... А этот ваш охранник... Он мне помешал... Да еще осмелился поднять на меня свой меч... Он заслуживает смерти... — и мальчишка снова улыбнулся: дескать, вот какой я молодец, а вы этого не понимаете!
Мне стало жутко от этой чистой улыбки. Еще одно подтверждение того, что у парня нелады с мозгами. Да, бесспорно, в том не может быть никаких сомнений...
— Вот даже как? А вам не кажется, юный маркиз, что вчера и из вас едва не вынули ту самую душу? Если б я вам тогда не помогла, то сегодняшний разговор у нас с вами вряд ли бы состоялся. Между прочим, вы едва не умерли...
— А ты и должна была помочь мне — у парня в том не было ни малейших сомнений — Попробовала бы ты этого не сделать... Меня нельзя убивать... Я — выше вас всех... Должен сказать — я тобой недоволен... Для того и позвал тебя к себе, чтоб ты это знала... Ты слишком долго возилась с другими, в ущерб мне... Заниматься чернью, когда ранен аристократ... Я очень сердит... Что, не понимаешь разницу между мной и прочими?.. Чтоб больше этого не повторялось... А иначе...
Я едва сдержалась, чтоб хорошенько не заехать парню в лоб. Кисс чуть сжал мое запястье — терпи, не заводись...
— Послушайте, дорогой мой больной — я постаралась взять себя в руки, хотя это было совсем непросто, — Может, вы все же скажете, зачем меня позвали сюда?
— Хотел сказать тебе, что в благодарность за спасение своей жизни, я, по истечении времени, возможно, смогу простить тебя...
— Что?! Это вы собираетесь прощать меня?
— Возможно... Я — добрый человек, хотя ты этого не пока еще не оценила, как положено... Простолюдинка... Только для того, чтоб получить прощение — тебе для этого надо хорошо постараться, и ты должна будешь во всем меня слушаться... Отныне ты должна верно служить мне... А может, я тебя и не прощу... Это же ты убила Кин-Цу-Мая... Ты, не отпирайся...
— Не поняла... Кого я убила?
— Кансая... Его звали Кин-Цу-Май... И его хозяина ты тоже убила... Я видел это своими глазами, как бы меня в том не переубеждали... Кансай... — глаза мальчишки вновь приобрели мечтательное выражение — Я понимал его душу, и рано или поздно, но мы бы с Кин-Цу-Маем подружились... И ходили бы всюду вместе... И меня бы все боялись... А сейчас кансай убит, и мой отец сердит на меня... Все это произошло из-за тебя... Ты лишила меня многого и должна будешь отработать это долг... Если на то хватит всей твоей жизни... Это мой приказ...
— Ну, вот что, юная скотина — мне до тошноты надоело слушать бред этого больного на голову гаденыша, — вот что хочу тебе сказать: я уже жалею, что стала тратить силы на твое выздоровление. Пусть бы твоя душа летела туда же, куда ты отправлял души убитых тобой людей. А тебе самое место в тюрьме. Или на плахе... Или же в больнице для тех, у кого серьезные беды с головой...
— Не смей называть меня сумасшедшим! — повысил голос мальчишка. Надо же, любой другой на его месте давно бы без сил лежал, а этому сопляку разговор только сил прибавляет! Кстати, а упоминание о том, что у него нелады с головой, сразу же вывело из себя юного сопляка. — Я разумней любого из вас... И умней!.. А на виселице окажешься ты, если отныне не будешь во всем меня слушаться. Ты чем-то отличаешься от других, и поэтому я готов подарить тебе жизнь на какое-то время...
— А остальным моим спутникам, стало быть, жить не стоит?
— Это честь для вас, простолюдинов, что ваши души будут служить аристократу... Вы должны годиться тем, что падете от моей руки...
— Перестаньте, Релар, вам не стоит так волноваться — вмешался в речь мальчишки лекарь. Кажется, даже он стал понимать, что сопляк стал заговариваться. — Вы слишком слабы, устали, плохо себя чувствуете, и не понимаете, что говорите. Я думаю, что сейчас даме лучше уйти. Она придет позже...
— Я все понимаю, в отличие от тебя... Эта женщина уйдет отсюда лишь когда я ей позволю это сделать...
— Хватит! — мое терпение кончилось. — Господин Лил-Ан, будьте добры, дайте вашему больному успокоительное, только постарайтесь, чтоб доза того лекарства была побольше, и чтоб оно действовало посильней. А еще лучше — грохните его чем-либо тяжелым по башке. Для этого парня подобная процедура будет куда действенной, чем все ваши микстуры и порошки! А за сим хочу вам сказать: до свидания, юный мерзавец, и я очень надеюсь на то, что больше мы с вами никогда не увидимся!
— А ну, стоять! — и мальчишка сделал попытку приподняться на локтях. В тот же миг к нему подлетел Лил-Ан, пытаясь уложить парня назад, в постель... — Я не разрешал тебе двигаться с места!.. Стоять!.. А не то я и тебя на плаху отправлю, вместе с остальными... Стерва...
— Релар, дерьмо такое, тебе очень повезло, что не можешь вставать — как можно более спокойно сказала я. — Если бы ты не был болен, то я в сей же миг, не обращая внимания на присутствие лекаря, выдрала бы из тебя ту печень, что еще вчера залатала. Жаль, что тогда я еще не знала, что ты представляешь из себя, иначе бы сама разрубила тот поврежденный орган на десяток кусков. Или даже больше... Кисс, пошли отсюда, а не то меня вот-вот стошнит!
Не обращая внимания на требовательный голос мальчишки, приказывающий нам остаться, мы вышли из комнаты. В дверях нас тоже не стали задерживать. Лишь проводили недобрыми взглядами.
— Надо поскорей идти к нашим — заговорил Кисс, как только мы оказались на улице. — Сопляк кое о чем проговорился...
