Осознание

   — Ого. Вот как. — засмеялся я. — А с чего такой интерес?

   — Не знаю. — честно призналась она. — Просто было интересно. Такой как ты... на машине. Курит дешевые папиросы. Ужинает на сто единиц.

   Я смеялся, уже не стесняясь. Потом честно ей признался:

   — Я просто позволил себе один раз нормально поужинать, а ты уже подумала, что я тут каждый день?

   — Ничего я не подумала. — сказала она серьезно. — Я же тут как раз почти каждый вечер. А тебя ни разу не видела. Ни до, ни после того случая. Ну, когда я на тебя сорвалась из-за папирос. Я тогда со своим парнем поссорилась. Пришла мириться, а он непонятно почему в тот вечер не пришел. Только вечером следующего дня пересеклись, помирились.

   Я улыбался ее откровенности.

   — Так что я не со зла. — сказала она. — Месяц такой был. Все время ссорились с ним. Он меня ревновал без малейшего повода. А я уже не знала как доказать ему, что и правда у нас на работе аврал и не вырваться раньше девяти вообще.

   — А ты где работаешь?

   — В кино. В смысле, в кинотеатре. Последний месяц фильмы привезли новые с востока. В смысле, старые, но для нас новые. Ну, ты понял. Народ до двенадцати ходил. Даже ночные сеансы вводили. Но я уже на них не дежурила. Меня отпускали пораньше. У меня начальник добрый. А может просто влюблен в меня. — засмеялась она. А я удивился тому, что мы с ней говорим как будто не первый раз в жизни, а как старые приятели. Девушка продолжила:

   -Все ухаживает за мной, заботится. Разве что цветов не дарит. Было бы, где достать, может, и подарил бы.

   Мы, смеясь, повернули обратно к клубу. Все так же не торопясь, мы шли и смеялись по каким-то пустякам. Уже возле самого входа в клуб я вновь предложил ей поехать со мной завтра.

   — Ну, твой парень будет на службе, а ты будешь дома сидеть его ждать? Поехали?

   Не знаю, чего я добивался. Просто нормально пообщаться с этой девушкой, показать какой я неумеха с парапланом или еще что-то. Никаких сексуальных приключений мне с ней тогда не хотелось. Я еще помнил, как надо мной поработала ночью девушка из гостиницы. Так что чего и зачем я желал, даже мне самому было не понятно. А может, даже где-то в душе надеялся, что она откажется.

   — А во сколько? — спросила она.

   — Я вообще-то в шесть выезжать собирался.

   — Ну нет, я в такую рань не встану. — надувшись, словно я предложил что-то абсолютно нереальное, сказала она

   — А во сколько бы ты поехала? — Спросил я, понимая, что захожу в своих желаниях уже слишком далеко.

   — В часов девять я бы может, встала. Ну в десять бы поехала. Но ты же не будешь так долго ждать? — спросила она чуть с ленцой.

   Окончательно с себя поражаясь, я спросил:

   — Ну, хорошо, во сколько и где встречаемся?

   Она посмотрела мне в глаза и сказала:

   — Блин, меня мой парень убьет. А он завтра на воротах вдобавок.

   — А мы проскочим. — улыбался я. Черт знает что. Меня тянуло на пусть незначительное, но приключение. — Подождем, пока не он будет на воротах, и проедем.

   — А если заметит?

   — Ну и что? Скажешь, что попросила в город тебя подбросить. Мол, на черный рынок едем, а я не смог тебе отказать.

   — Убьет. — уверенно сказала она.

   Я, все так же улыбаясь, спросил:

   — Ну, тогда решай сейчас. Если едешь, я тебя заберу в десять, скажем, вот здесь у клуба. Если нет, то поеду в шесть один.

   Она смущенно задумалась, словно взвешивала что-то. Потом сказала:

   — А давай ты в десять подъедешь сюда. Если я буду тут, значит едем, если нет, то едешь один?

   Покачав головой, я больше не возвращался к этой теме, провел ее до дверей в клуб и собирался уже ехать, попрощавшись с ней, как она вдруг крикнула от входа:

   — Я поеду. В десять буду тут ждать тебя.

   Приехав домой, я немедленно завел будильник и улегся спать. Но, не смотря на усталость и жуткое желание сна, я еще долго ворочался, думая, зачем мне это нужно, искать приключений с этой девушкой, у которой я даже имя не додумался спросить.

   Утром я поднялся под звон будильника и первым делом проверил, пришел ли Василий домой. Он спал, даже не раздевшись. В комнате стоял такой смрад, что я не поленился, дотянулся до наклонного мансардного окна и приоткрыл его. Прохладный воздух полился в комнату, но должно было пройти еще не мало времени, прежде чем выветрится запах перегара.

   Толкнув Василия чисто для галочки и спросив, едет ли он со мной летать, я услышал хриплое "не могу, плохо мне, дай поспать" и оставил его в покое. Оделся в свою старую военную форму. Зашнуровал высокие черные ботинки. Взял приготовленные консервы, хлеб, воду в большой пластиковой бутылке. В другую руку я взял параплан и спустился положить это все в машину. Погода стояла чудесная. Я с наслаждением вдыхал воздух с запахом весны, наполненный радостным ветерком, чуть шевелившим мои отросшие волосы. Вернувшись в дом, я взял бутылку коньяка на всякий случай, второй параплан и, закрыв комнату, уже окончательно ушел вниз. Затолкав в багажник груз, я завел машину и проверил топливо в баке. С сожалением приходилось признать, что придется покупать литров десять. А это четыреста единиц вынь да положи. Посчитав, что у меня было с собой, я с сожалением признал, что в эту неделю не уложился в свою зарплату. Я старался жить, так скажем, чуть экономя. Прямо в кассе, когда в конце рабочего дня заходил за деньгами, я откладывал в один карман десять единиц и позволял себе тратить только сто. В эту неделю я потратил почти шесть сотен, а с учетом того, что надо покупать бензин, то всю тысячу. Зарплаты начало не хватать, отметил я с грустной усмешкой. Через минут десять я стоял уже у клуба и ждал девушку. Не сказать, что с утра меня так же как вчера тянуло на приключения, но и азарт до конца не пропал. Весна на меня все-таки плохо действует, отметил я про себя.

   Девушка появилась в несколько странном наряде для того дела, чем мы собирались заняться. Она была одета, так скажем, для свидания или для вечера где-то, но не для полетов или простого ползанья по сырой земле. Я поприветствовал ее и сказал, что ее ножки конечно выглядят великолепно, особенно в этих туфлях на высокой платформе, но, во-первых, в этом не полетаешь, а во-вторых, несколько еще прохладно для такого наряда. Серая курточка на ней была расстегнута и под ней я видел нежно голубой костюмчик. Девушка покачала головой и сказала:

   — Во-первых, я летать не умею и, наверное, сегодня не попробую. Во-вторых, в другом наряде мой парень, если увидит меня, не поверит, что я поехала в гости к подруге в городе, о чем я его вчера предупреждала. Так что летать ты будешь один, а я посмотрю просто. Хорошо? Или ты теперь меня не возьмешь такую с собой?

   Я открыл ей дверцу и сказал, что с такой красавицей хоть на край света. А мне понравилась та улыбка, с которой она посмотрела на меня, усаживаясь в машину. Закрыв дверь, я сел за руль и уверенно повел машину на выезд из района.

   Дальше началась просто фантастика. Подъезжая к воротам, я заметил, как напряглась девушка на соседнем сидении и, успокаивая ее, положил свою руку поверх ее, лежавшей на закрытом чулочком колене. И она не возмутилась моему жесту. Не оттолкнула мою ладонь. Даже не посмотрела в мою сторону, словно ничего не заметила. Вот так, держа свою руку на ее, я подъехал к КПП и, как и ожидал, солдатик, даже не подходя к машине, узнав меня, просто поднял шлагбаум.

   — Это твой парень? — спросил я, когда мы миновали бетонные блоки вдоль дороги на подступах к КПП.

   Она покачала головой. Я сказал "ну и, слава богу" и, с сожалением оставив ее руку, включил музыку и перекинул скорость на четвертую, уходя по прямой к выезду из города. В дороге до выезда она не единожды удивилась, какой чистый звук у меня в машине от такого древнего магнитофона. Я улыбался и слушал свои любимые песни, радуясь, что девушке тоже нравилась такая музыка.

   Только на выезде из города, когда у нас взяли документы, я узнал как ее зовут.

   — Анастасия. Настя? — спросил я ее.

   — Да. А я разве не представилась? — изумилась она сама себе.

   — Представь нет. — сказал я смеясь. — Поехала с незнакомым мужиком, который даже имени твоего не знает.

   Она смеялась, когда мы проезжали блокпост, и сказала, чуть успокоившись:

   — Ну, я-то тебя знаю. Ты Артем. Начальник одного из цехов завода.

   Я кивал, а она перечисляла, что еще обо мне знает.

   — Ты уезжаешь из города в половину восьмого. Работа на заводе начинается у тебя в восемь. Ты получаешь у себя сто десять единиц в день. Ты сам говорил. А про время мне мой парень говорил. А еще он говорил, что ты возвращаешься часто значительно позже того, как по идее заканчивается работа... ну, даже с временем потраченным на дорогу. Что у тебя скорее всего в городе постоянная подружка. И ты у нее задерживаешься. Это правда?

   Я удивленно посмотрел на нее и сказал:

   — Неа. Нет у меня подружки в городе. Даже друзей не осталось. Раньше хоть приятели были. Семья одна. Но я их уже столько не видел и не знаю что с ними.

   — У тебя вообще нет друзей?

   — Ну, почему, у меня есть друг. Я-то как раз вчера выходил из клуба, он и его приятели офицеры оставались в нем. Он полковник. Глядящий. Сейчас на юге руководит исправительным учреждением, а сюда в отпуск приехал.

   Я не стал говорить, что он приехал специально за мной. Ни к чему ей такое знать.

   — Полковник? Глядящий? Вчера он был в клубе? По гражданке, я права? Веселый такой, белобрысый. Наверное твой ровесник?

   — Ты его вчера видела что ли?

   — Видела? Да ты что? Я вчера весь вечер в его компании провела. Он с друзьями моего парня сидел. Вот мы с ним и познакомились. Он все уговаривал моего парня с ним поехать на юг.

   Смеясь, я покивал.

   — Он сейчас всех уговаривает. Ему сотрудники нужны новые. Чтобы никак не связаны с людьми на его работе были. У него там проблемы с кадрами. Он и мне предлагал поехать. Но я пока думаю.

   — А чего думать-то? — удивилась она. — Если там все так, как он говорит, надо ехать немедленно. Там такие зарплаты, такое обеспечении... такая жизнь...

   — Не забывай, это каторга. — сказал я не отрываясь от дороги: — Это тюрьма. Это зона. Это как не крути работа надзирателем. Это меня останавливает и не только это. У меня есть дела на заводе, которые только от меня и зависят.

   — Ты такой ответственный? — спросила она и я не понял в шутку или всерьез. На всякий случай я просто кивнул, и она сказала: — А мой парень разгильдяй. Служит только потому, что работа не пыльная. Сутки на службе, сутки дома. Да и при оружии всегда. Платят ему копейки. Все спускает в клубе или на пьянку. Я устала уже бороться с этим. Сама конечно не подарок, но так пить нельзя как он. Он же когда напьется совсем с ума сходит, начинает мне что-то рассказывать, доказывать, ревновать к каждому столбу.

   Она замолчала, смотря в окно. Потом, видно решившись, призналась:

   — Он меня даже иногда ударить может.

   Я присвистнул и спросил ее:

   — А чего ты с таким живешь?

   Она закурила и, положив аккуратно потушенную спичку в пепельницу, сказала:

   — Это длинная история.

   Пожав плечами, я сказал:

   — Нам час ехать только туда. Рассказывай. — подумав, добавил: — Если тебе неприятно говорить об этом, то тогда о чем-нибудь другом поговорим.

   Она затянулась и, выдохнув дым, сказала чересчур бодро и с натянутой улыбкой:

   — Да чего там. Расскажу. Я в Последнюю ночь была у тетки за городом. Когда началась бомбежка... короче, нам досталось очень хорошо. Дом весь трясся и осыпался внутрь. Я на первом этаже была, тетка с мужем на втором. Они погибли. А меня придавило плитами. Сломало руку. Ребра. У меня до сих пор на правой груди шрам не проходит. Не рассасывается. Так уродливо выглядит. Я лежала там под завалом и выла. Только по моему вою меня и нашли на следующий вечер. Раскопали только к утру. Вытащили. Когда меня несли, я увидела, что рядом с нашим домом тоже воткнулся резонатор. Если бы он сработал, то я бы не выжила. Но он просто воткнулся и не заработал. Нас накрыло тем, что упал в двух километрах от дома. Потом я месяц была в госпитале военном. Сначала как пациентка. Потом стала помогать. Не многим помогла. Ведь у подвергшихся резонированию нет шансов. Когда воздействие перешагнуло какой-то порог, то тело будет разрушаться потом само. Так что из раненых я была только с теми, кто получил переломы... другие ранения. Ухаживала за ними вместе с медсестрами. Влюбилась в хирурга. — она усмехнулась весело и пояснила. — Ему сорок лет. У него погибла в бомбежке вся семья, а тут соплячка вокруг него вертится. Он меня ночными дежурствами чаем сладким поил. Но даже когда я сама к нему прижималась, он ничего себе не позволял. Просто отстранял и велел идти в обход. Однажды я ему призналась, что люблю его, а он мне сказал, что слишком стар для меня, чтобы я нашла себе помоложе. В то время стали поступать раненные с северной границы. Помнишь, была короткая война? Когда северные думали, что мы разбиты полностью западниками, хотели у нас землю отнять. Война шла обычным оружием. Говорят, что когда стало понятно, что у наших просто не хватит сил удержать рубежи, они подорвали резонирующие фугасы на границе и дали залп по тылам врага. Говорят еще, что там было месиво почище, чем у нас в городке после бомбежки. Зато у северян сразу охота воевать пропала. Это я все узнала от раненых, что свозились к нам. Там я познакомилась со своим парнем. Он был легко ранен, но попал к нам вместе со всем своим подразделением. Рассказывал, что попали в засаду, устроенную диверсантами. Наверное, так оно и было. Я не знаю, как тебе объяснить. Я когда поняла, что доктор, ну хирург никогда не будет со мной... я короче... ну как тебе сказать. Я вдруг почувствовала себя такой ущербной. Даже не так. Извини. Мне не описать...

   — Ничего. — сказал я, объезжая поваленное на дорогу дерево. Вырулив обратно на свою сторону, я сказал: — Продолжай.

   — Короче, я часто проводила в палате время. В той, в которой лежал мой Пашка. Его так зовут. Тогда он еще был мне никем. С ним просто было приятно коротать ночи. Смешно было с ним. Ребята, которые там лежали тоже были забавные. А им нравилось, что я им внимание оказываю. Их не смущала моя рука в вечной перевязи. И то, что у меня такая повязка была на груди, что казалось, что у меня размер пятый... шестой. А нет. Соврала. Тогда уже без повязки ходила. Ну, не суть. Однажды, когда все уснули, он попросил меня к нему наклониться. Я сама не поняла, как он меня поцеловал. Я конечно возмутилась. А он сказал, что у него давно не было ничего с девушками. И если мне не противно можно он повторит. Я была такая жалостливая, что не смогла отказать ему. Целовались, чуть ли не до утра. Просто целовались. А потом... потом я уже к нему стала по-другому относиться. Это все заметили. И хирург тоже. Он подошел ко мне и сказал, что рад за меня, что я нашла себе по его совету кого-то помоложе, чем он, старый медведь. А я стояла и чуть не ревела. Хотела ударить его. Но он ушел, сказав, чтобы, если что нам будет нужно, я смело обращалась к нему. Я знаю, что молодая была... все так было странно.