1. Шадах. Если хочешь - не верь.

Страшнейшее оружие, предназначенное для своих. Это слово произносят шепотом, но гораздо чаще избегают упоминать. Оно заставляет содрогаться их не знающие страха сердца. Казнь на аннигиляторе — самое жуткое, что может приключится с трансформером. Потому что это гибель навсегда: не только тело рвется вживую на атомы, в клочья разрывается душа. Погибший в бою или сознательно из мира ушедший имеет право на возвращение. Пусть через многие столетия, несчетность испытаний и преград, но у него остается шанс заслужить физическое возрождение. Аннигилятор лишает этого права. Умерший в нем исчезает навеки, само имя его вычеркивается из родовых летописей и из памяти живущих, чтобы не навлечь на семью новых проклятий и бед. Но позор — негласный, затаенный, преследующий, все равно виснет на роде давящей тенью. Семья, взрастившая предателя, переходит в некую низшую касту. Ее членам и выходцам никогда уже не занять ведущих, значимых постов. Не выдвинуться на государственном поприще. Не украсить себя лаврами почета.

Это при условии, что виновника осудят публично. И так же публично казнят. За всю историю существования трансформеров такое дважды или трижды происходило. Но, слава Незримому, не с представителями Королевской семьи.

До недавности. Безумного этого дня.

Перед глазами пустая серость, и закрепленное в центре наглухо, грубо вытесанное каменное кресло. С широкими подлокотниками и выступающей ступенькой для ступней. В кресле — хрупкая фигурка. Вдавленные в сиденье плечики накрест стягивают ремни. Металлическая лента охватила лоб. Руки припечатаны локтями и запястьями, ноги — в лодыжках и коленях. По бескровно белому лицу ползут ручейками слезы, но упрямо сжатые губы сведены в твердую, печатью залегшую линию. А пылающие черные глаза глядят непримиримо и бесстрашно ему, кажется, в самую душу. И он понимает, мучительно и ясно, что проиграл. Провалился с треском, как последний болван, простофиля. Не удосужившись разглядеть за оболочкой вчерашнего несмышленыша несгибаемую взрослую волю, водрузил на кон свои амбиции. С помпой поставил — и в лужу сел... Пропади оно пропадом к чертям собачьим!

— Чего тебе не хватало? — Его и самого коробило от этих бессмысленных потуг — разобраться, переубедить, найти другой подходящий выход.

— Жизни. Любви... Свободы!

— Ты не только себя убила, ты его потянула на дно!

— Мы никому не причинили вреда. Мы лишь хотели себе немного счастья.

— Ты осквернилась...

— Ты оскверняешь себя по десять раз на дню. Не воротит с души, нет — устилать свою жизнь трупами?!.. Ай, прости великодушно, ты, ведь, не понимаешь даже, что я втолковать пытаюсь. Ты видишь в них лишь добычу, но ведь для утоления голода не требуется столько убивать! С такой жестокостью. С таким садизмом!

— Ты с ума сошла?

— Нет, это вы свихнулись! Подчистую свихнулись, наперечет!.. Не создавали нас машинами для убийств. Это противоречит любым природным законам. И главное — без этого можно прожить, и получать от жизни удовольствие. Я не чувствую себя обделенной... — Не чувствовала. — Она сникла. Обреченный вздох всколыхнул грудь. Глаза бессильно закрылись, тонкие пальцы непримиримо сжались в кулачки. — Упавший голосок устало шелестел, — Я не жалею, нет. И он не жалеет, уверена. Подаренное нам время ценнее бессмысленной вечности. И знаешь, что я скажу? Мне жаль тебя, брат. Мне жаль тебя и остальных. Для чего вы живете? За что сражаетесь? К чему устремляете взоры? Вы в тупике, в который сами себя загнали. Сами построили стены, за решетки себя упекли. И еще удивляетесь — почему это нет потомства!

— Не смей!..

Она упрямо выставила подбородок, глаза метнули молнии, сузились. И каждое следующее слово било по нему, стегало сотней плетей. Он не желал слушать эту ахинею, этот бред, но и остановить ее почему-то не пытался. Точно разом утерялись силы, и он проваливался, падал в пустоту, где было не за что ухватиться, прервать или хотя бы замедлить стремительное это падение.

— Ты и тебе подобные, кичитесь своим совершенством. Как по мне — не знающий милосердия заявлять о совершенстве не имеет прав. А вы отрезали в себе лучшую половину чувств, приравняв ее к слабости. Все равно, что оскопились. Ты думаешь, я боюсь смерти?! Боюсь, но я на нее согласна! Потому, что уверена в правоте. И потому что не хочу тащиться по жизни оскопленной. Да, да, ты не ослышался! Животная похоть, которой вы подменяете чувства, кровь и ужас, которыми вы упиваетесь. Это низость и грязь. И я рада, что мой ребенок не увидит вашей черноты!

— Ребенок? — его словно лезвием резануло. Внутри гулко екнуло, обрушилось комом вниз, застряло в ногах железной гирей. Потом обволокло — зудящей беззвучной пеленой. Не удержавшись, он пошатнулся, прикрыл ладонью глаза. В виски монотонно вбивалась кувалда, а мешанина перепутавшихся чувств вдруг начала тускнеть и растворяться, расчищая дорогу мыслям. Четким, собранным, холодно трезвым. Он даже мимолетно этой нежданной трезвости подивиться успел, но не дал себя сбить и запутать ненужными, неуместными удивлениями. Аттали ему не спасти. Пришло время спасать собственную шкуру.

Не смотря на добровольный уход отца, несмотря на его последние настоятельные рекомендации окружению, в желании видеть преемником именно старшего сына, Краассу власть на блюдечке никто не подносил. Он шел к ней длительно и трудно, годами завоевывал доверие, доказывая делом состоятельность в любых государственных сферах. Поприщах, начинаниях. Он сумел внушить почитание и усмирить отдельных недовольных. Он сбалансировал и укрепил общество, найдя золотую середину меж настроениями лояльных и радикалов, и он не страдал излишней нетерпимостью, вопреки всему, чем укоряла его только что сестра. Разве не доказательство тому — процветающие многие миры. И вполне гуманная система для разумных, когда планеты-поселения превращены в оазисы спокойствия и стабильности. Да, избранные жребием приносятся в жертву. И да, их гибель легкой не назовешь. Зато почти искоренилась бессистемная варварская охота, обращавшая столетия назад целые континенты в разгромленные, выжженые пустоши. Трансформеры не отказывают себе в удовольствии развлекаться, но проделывают это взвешенно и с умом.

Воспитанник его опять же. Щенку совсем недурственно жилось. Вне сомнений, куда лучше, чем в окружении полудиких 'родных'. Но сколько волка не корми... В болонку не превратится. Хотя не исключено, что именно вопрос пола стал в их ситуации ребром. Как-никак, самец, и прямо скажем — из доминантных. Возмужал, обзавелся гонором и вполне естественными интересами. Что выберет нормальный половозрелый самец — верность строгому хозяину или кайф основного инстинкта? Ответ очевиден — если самец не ущербный, инстинкты возьмут над ним верх. Поэтому, хотя миловать ослушника Краасс не собирался, в какой-то мере он его понимал. И даже оправдывал — в отличие от сестры.

Разочарования оправдывание не уменьшало, но позволяло обуздать в себе злость и воздержаться от перепиливания собственного сука, вопреки вбитым с рождения нормам чести. Взвесив все 'за' и 'против', Краасс решился рискнуть.

Сжав челюсти, он резко отвернулся. Выдавил короткое: 'Прощай'. И скорым шагом покинул камеру, не оглядываясь на окруживших приговоренную стражей.

Андроиды, точное подобие людей с бесстрастным разумом машины. Они не предадут и не откроют тайн. На них одних он может положиться. На них и еще на Тамелона, бессменного своего партнера и вожака итранов по совместительству.

* * *

Если и присутствует на белом свете нация, с какой трансформеры считаются, оказывают доверие и даже уважение подчас, на какую привыкли опираться, — так это их союзники, итраны.

В мудрости и жизненной хватке единороги хозяевам не уступают. Бесстрашием и силой прославлены на века. А еще преданностью когда-то данному слову — служить безоглядно и безвременно в обмен на спокойствие и защищенность собственных угодий и семей. Эти самые угодья остались весьма условным обозначением, потому что с течением времени племя полулошадей-полудраконов настолько тесно слилось с рагезтянами и так широко расселилось, нога в ногу следуя за ними, что вся империя рагезтов по праву считается и родиной итранов тоже. Что совершенно не мешает обеим нациям жить.

Не мешает, если брать настроения общества в целом.

В суждениях трансформеры неоднородны. Кое-кто, отличающийся нестандартным миролюбием, готов признать помощников побратимами. Другие, из радикально настроенных Правящих Семейств, снисходительно терпят — как докучливый, но необходимый атрибут. А большинство... да не заморачивается просто! Ведь сколько существуют планеты и звезды, и смена времен года, и холод, и жар огня — столько рядом с трансформерами идут по жизни итраны. Плечом к плечу, а чаще — закрывая собою на передовой.

Двуликие — именуют тех, чей физический облик ограничен двумя ипостасями. Помимо итранов, народов таких десяток на слуху. При сильном потрясении, неконтролируемом гневе, необходимости нападения или защиты, единороги приобретают облик дракона — гигантской, змееподобной рептилии, одинаково быстро перемещающейся по суше и в воде, становящейся невидимой благодаря окутыванию себя особым защитным полем и обладающей энергетической броней, с легкостью отражающей заряд стандартной по мощности ракетной человеческой установки. Но в обиходе повседневности у них вид лошадей.

Могучие исполины, под стать своим высокорослым покровителям. Сложенные крепко, но не грузно. С чуть горбоносой крупной головой и мускулистой гибкой шеей, переходящей в неохватную грудь и массивный, слегка растянутый корпус, покоящийся на монументальных, будто колонны, ногах.

Снабженные режущим краем копыта замаскированы толстыми щетками очесов. Густая шелковистая грива стелется до земли, переходя на холке в торчащий меховой ежик, тянущийся до самого хвоста и переливами цветов напоминающий змеиную кожу. Оттенки его сугубо индивидуальны и служат соплеменникам визуальным паспортом владельца. Точнее — половинкой паспорта. Вторую половину информации собратьям являет рог — символ зрелости и оружия, которому трудно противостать.

Итран поражает противника, выдавая, по желанию узко или широко направленный, высокочастотный импульс, воспламеняющий, разрывающий, либо парализующий цель. Это может быть одиночный 'выстрел', серия, или превращающая в пепел препятствия волна. Для создания волны несколько единорогов усилия обычно объединяют, но и единственный итран ее тоже способен поднять. Если тренирован, опытен, силен. Если это Тамелон, примером.

Их породнила судьба. Вернее — несчастный случай. Вернее — счастливая случайность для гонористого и вспыльчивого мальчишки, который кому-то что-то взялся доказывать, наплевав на элементарную безопасность. Ну и встрял в неприятности по самое не балуй. Едва не распрощавшись с недавно начатой жизнью.

Много позже, повзрослев и происшедшее переосмыслив, Краасс голову давал на отсечение — его пытались устранить. Иначе, как объяснить вопиющую и априори не присущую техническому персоналу халатность, неосмотрительно допустившего малолетнего наследника на славящуюся агрессией планету арахнид. Проигнорировав внезапно вышедшие из строя системы слежения и полностью оборванную с юным рагезтом связь. Связь — равнозначную жизни, потому что дичь, которую он на спор собрался добывать, сама являлась охотником — не ведающим страха, не знающим пощады и в жажде крови трансформерам не уступающим.

Эттары. Близкие родственники 'цивилизованных' скорпионопауков.

Фа-арра — собственно и означает 'паук' на рагезе. Исконное имечко этих высокоинтеллектуальных сплоченных созданий, официально представляющих в разумном мире расу мыслящих насекомых, даже трансформерам с их способностями суперполиглотов, выговаривать — сущий геморрой. Не только язык, а и остальные подвижные части тела автоматом в трубочку свернутся. Поэтому прижилось название 'пауки', с приставкою 'фа' — сверх. Эттары же нечто усредненное между фааррами и термитами. Полупрозрачные, как застывший холодец, неуклюжие с виду существа, вооруженные тяжелыми челюстями и четырьмя парами клешней-лопат, достигающие величины упитанного сенбернара и селящиеся тысячными колониями в подземных лежбищах-гнездах, объединенных глубинными тоннелями и поверхностными охотничьими тропами.

Кланы эттаров непрерывно воюют друг с другом, заодно стремясь уничтожать любую живность, забредающую на территории гнезд и представляющую потенциальную угрозу незащищенным самкам и детенышам. Нужно ли говорить о том, что явившегося в их пределы трансформера, при условии обнаружения, они будут преследовать с особенной страстью и остервенением, поскольку знают о 'владыках космоса' не понаслышке.

С Краассом так и приключилось. Больше того, эттаров словно заранее доброжелатель предупредил. Вместо бесшумной охоты получилось громкое отступление, вскоре обратившееся бегством, потому что пропадать за здорово живешь рагезтянину естественно не хотелось. Но когда он с боями прорвался к модулю, выяснилось — аппарат безнадежно испорчен. В числе прочего приказала здравствовать связь. И основная и аварийная. Не то что видеоканалом — в режиме SOS координаты не сообщить. Трансформер был вынужден бросить бесполезный катер, грозящий обернуться ловушкой, и продолжить свой бесславный, многодневный, изматывающий забег, в конце которого, как он трезво оценивал, его ждала верная гибель. И гибель бы его настигла, если б ни пришедшая ниоткуда помощь. В прямом смысле упавшая с небес.

Они с Тамелоном пересекались, когда отец обучения ради прихватывал сына в военный лагерь итраньего молодняка. Высокомерный, горделивый мальчик к единорогам отчего-то благоволил. Особой приязни не выказывал, но и чванливость лишнюю не позволял. Тамелон, отпрыск местного вожака, был ненамного Краасса старше, но его серьезность и уравновешенность подкрепленная впечатляющим воинским дарованием и цепким живым умом произвела на юного наследника неизгладимое впечатление. Он с интересом присматривался к единорогу, изредка вызывая того на общение. И всякий раз бывал приятно удивлен — цельностью натуры, широтою познаний, а еще тончайшим но непробиваемо прочным щитом самоуважения. Тамелон никогда не лебезил перед наследником, не опускался до пресмыкания или лести, но в то же время рагезт понимал — единорог к нему искренне расположен. Краассу это нравилось — несмотря на свой высокий статус и толпы мнимых приятелей, душой он был тотально одинок. И инстинктивно тянулся к желающему одарить его теплом существу, пусть даже это существо не годилось ему в наперсники по соображениям морали. Краасс чувствовал, что между ним и Таме образовывается связь, но понятия не имел — насколько она окажется уникальной.

Единорог угнал транспортник. Безуспешно перед тем добиваясь организации поисков. Его не желали слушать. Официальные данные гласили, будто наследник отправился в увеселительный вояж, категорически предупредив, что беспокоить его позволяется лишь отцу. А отец пребывал на другом конце космоса, и знать не знал, во что такое вляпался сыночек. Убедившись, что тревогу бить не собираются, Тамелон пошел на самоволку. Будучи прекрасно осведомлен: он подписывает себе смертный приговор, если подозрения не подтвердятся. На его удачу и счастье Краасса, интуиция итрана не подвела.