Созерцающие путь

столицы для участия в следующем штурме.

— И что же они будут делать? — поинтересовался Рукоблуд.

— Кабы знать... — Циклоп пожал плечами. — Но маги Бабилл—

ского ордена считаются сильнейшими во всей Империи.

— Попроси их наколдовать тебе неувядаемый стояк, — посове—

товал Краб. — Чтоб снова с бабой не обломиться, как в прошлый

раз.

— Хватит похабничать, дурень! — обиделся Циклоп. — О серьёз—

ных ведь вещах говорим...

Серые балахоны появились внезапно, заставив всех разом

смолкнуть. Пять фигур в надвинутых на самые глаза капюшонах

шли прямо к нашему костру. Красные собачьи головы на их ба—

лахонах, казалось, неустанно вынюхивали крамолу и преступные

сговоры. Серые подошли, постояли недолго, разглядывая нас. Их

глаза скрывались в тени клобуков.

— Юлиус Сезариус по прозвищу Школяр! — Прозвучало от

одной из фигур, как гром среди ясного неба.

110

Меня обдало холодом, а в голове поплыло. Всё сделалось

каким-то далёким, будто и не я вовсе поднялся сейчас на ноги.

— Пойдёшь сейчас с нами, — продолжал вещать хрипловатый

тенор из-под капюшона.

Четверо в балахонах обошли костёр и встали по бокам от меня.

— В чём меня обвиняют? — Собственный голос показался мне

чужим.

Я глянул на своих товарищей, пытаясь обрести хоть какую-то

поддержку, но они смотрели на серых, кто с нарочитым равноду—

шием, а кто и с явной неприязнью. И все молчали.

— В чём обвиняют? — Главный мерзко ухмыльнулся. — Был бы

человек, а обвинение для него найдётся. Если захочешь, отыщем

для тебя что-нибудь особенное.

Стражи, обступившие меня, расхохотались. "Странный у них

юмор. Профессиональный, наверное..." — отстранённо подумал я.

— Да хотя бы в крамольных разговорах со своим командиром. В

возведении хулы на власть, — сообщил он, наконец. — Идём, идём.

Нам не терпится познакомиться с тобой поближе.

— А что с нашим десятником? — Я повёл плечами, пытаясь

освободиться от рук конвоиров, но те лишь крепче вцепились.

— Там всё узнаешь, — пообещал серый. Потом он повернулся и

пошёл, а меня повели следом.

* * *

Дознавательский шатёр только снаружи казался шатром. Вну—

три была довольно глубокая яма, кое-как выложенная кирпичом.

Там, надо полагать, и производили дознание. Когда я спустился

туда по крутой лестнице, в ноздри ударил сильный запах палёных

волос, железа и крови. Казалось, этот смрадный каменный мешок

насквозь пропитался ужасом и болью. От всего этого волосы у

меня зашевелились, а в ногах началась мелкая дрожь. Тусклый свет

масляных ламп позволял разглядеть расставленные внизу кошмар—

ные механизмы и орудия. Да, с таким арсеналом кому угодно язык

развяжешь... В стенах ямы были проходы в другие помещения, не—

которые были затворены обитыми железом дверями. Каждый шаг

по вымощенному камнем полу отдавался вокруг гулким эхом.

111

Меня провели в довольно обширную комнату и поставили

перед большим столом, заваленным бумагами. Чадные лампы кое—

как разгоняли над ним тьму, но больше освещали место, где мне

пришлось стоять. На краю столешницы я увидел какую-то тём—

ную лужу... то ли чернила, то ли кровь. Дознаватель сел за стол

напротив меня и откинул капюшон, открыв лысеющую голову.

Наконец-то, я смог рассмотреть его лицо. В полумраке оно больше

напоминало обтянутый морщинистой кожей череп с глубоко вва—

лившимися глазами. И что самое неприятное: кожа на этом черепе

могла двигаться, растягиваться, пародируя человеческую мимику.

— Ну что, Сезариус, начнём нашу беседу. — Щель внизу черепа

растянулась, что должно было, наверное, означать добрую улыбку.

Я молчал, стиснутый с двух сторон громилами в сером.

— Давно ли ты знаком со своим командиром, десятником Мой—

сой? Ведь так он вам представлялся?

Я не ответил, пытаясь овладеть собой, и меня ощутимо двину—

ли локтем в рёбра.

— С тех пор, как завербовался в императорскую армию, — на—

конец, выдохнул я. — Он с самого начала был нашим наставником.

— Очень хорошо, — череп удовлетворённо ухмыльнулся, будто

я сообщил ему нечто важное. — А каких-нибудь странностей за ним

не замечал? Ну, вёл он себя не так, как прочие унтер-офицеры?

Или разговоры необычные?

— Честно сказать, так я его считаю самым лучшим из всех ко—

мандиров.

— Понятно... — Улыбка за столом чуть пригасла. — Ну, а наеди—

не с тобой он что говорил, а? Рассказывал что-нибудь о себе? От—

куда он? Чем раньше занимался? И что собирался делать дальше?

Я начинал понимать, что юлить здесь бессмысленно. Внутрен—

ний голос подсказывал, что им и так всё давно уже известно, что

они знают об этом деле куда больше меня самого, а весь этот до—

прос — просто фарс, устроенный ради какой-то неведомой цели.

Сидящий за столом не без презрения смотрел на дрожащий перед

ним кусок ничтожной плоти. Он беспредельно властвовал в этом

царстве ужаса и упивался страхом своей жертвы; как кот, играю—

щий придушенной мышью, или паук, готовящийся вонзить жвалы

в муху. Поэтому я решил не запираться.

112

— Говорил, что изучал историю... при Бабиллском универси—

тете, — ответил я, чуть запнувшись. — Не знаю, чем он тогда до—

садил властям, но ему пришлось бросить всё и податься в импе—

раторскую армию. — Тут мой голос окреп, я заговорил громко и

отчётливо, глядя дознавателю прямо в глаза: — Как я понял, он всю

жизнь был противником сложившейся системы. Теперь, видя, что

творится вокруг, я его понимаю и даже начинаю симпатизировать

его взглядам.

Возможно, впервые за всё это время на черепе отразились

какие-то истинные чувства: рот приоткрылся, глаза вытаращились

на меня в неподдельном изумлении.

— Это всё, что ты можешь сказать? — спросил он, наконец.

— Пока мне больше нечего добавить, — объявил я, несколько

опьянев от собственной смелости.

— Послушай, Сезариус, нам доподлинно известно, что ты явля—

ешься отпрыском древнейшего рода, славного великим прошлым.

Твои далёкие пращуры были властителями древней империи, за—

воёванной варварами, то есть нами. — Офицер Государственного

Сыска усмехнулся. — Так ведь вы всегда нас называли, да? Но всё

равно верно нам служили.

Я счёл за благо промолчать.

— Мне бы хотелось, чтобы ты служил и дальше. Нам нужны

честные и верные люди. К тому же, мы не можем уследить за по—

рядком всегда и повсюду. Я понимаю: тлетворное влияние твое—

го наставника породило в тебе некоторые вредные мыслишки, но

особой вины за тобой не нахожу. Да, кстати! Ты ведь интересовал—

ся судьбой своего бывшего командира, да?

Я вздрогнул, предчувствуя недоброе.

— Покажите ему... — Кивнул он на дальний угол комнаты.

Один из его подручных подошёл к какой-то куче в углу и сдёр—

нул с неё грязную рогожу. В мутном свете я не сразу рассмотрел,

кто это. Но палач услужливо повернул ко мне за волосы голову

трупа, и я узнал лицо, хоть оно и было обезображено синяками и

запёкшейся кровью.

— Что поделаешь, — глумливо пожалел мерзавец за столом. —

Не выдержал допроса, болезный. В годах ведь уже был...

113

Какое-то время я смотрел на своего мёртвого командира, вспо—

миная его весёлое доброе лицо, превращённое теперь в кровавое

месиво. Смотрел то на него, то на дознавателя. Во мне волной под—

нялась и забурлила жгучая ненависть к вонючей яме, к допросным

орудиям, к отвратительной харе, что маячила насупротив, ко всему

здесь. Страха больше не было, только неистовый гнев. Захотелось

разметать, разнести здешний гадюшник, добраться до этой мерз—

кой черепушки и раздавить, разодрать её, как гнилую тыкву. В гор—

ле у меня заклокотало. С нечеловеческим воплем я прыгнул через

стол, страстно вытягивая руки к ненавистному объекту.

В приступе ярости я совершенно позабыл о мордоворотах, что

стояли сзади. Короткая подсечка под ноги в момент прыжка, и го—

лова моя со всего маху приложилась о край стола. Лёжа на полу с

помутившимся сознанием, я едва ощущал тупые удары по бокам.

Костоломы пинали меня со знанием дела, без особой злобы; раз—

меренно, методично, как могла бы сбивать масло умелая хозяйка.

Наконец, откуда-то издалека донёсся приказ: "Хватит!"

Меня подняли на ноги, хорошенько при этом встряхнув. Мед—

ленно приходя в себя, я услышал знакомый до отвращения издева—

тельский тенорок:

— Ай-яй-яй, Сезариус! Это так-то ты благодаришь за хорошее

к тебе отношение?

— Может быть, на дыбе его растянуть для вразумления? — спро—

сил один из костоломов. — Прыгучести это враз ему убавит.

— Гы-гы-гы! Да уж, с растянутыми жилами хрен попрыгаешь!

— отозвался другой.

— Как тебе нравится предложение моих коллег? — поинтересо—

вался главный. — Или ты всё-таки намерен внять голосу разума?

— Намерен внять... — Разлепил я разбитые губы, после того,

как меня ещё раз встряхнули.

Я ощущал себя опорожненным досуха, разбитым бочонком,

до которого давеча добралась жадная орава выпивох.

— Вот и славно! — Череп улыбнулся и заглянул мне в глаза. — Ну

что, Сезариус, готов ты искупить свою вину перед Империей?

— Готов... — буркнул я, с досадой глядя на стол между нами.

— Будет тебе искупление. Только сперва надо придать тебе над—

лежащий вид.

114

Он хлопнул в ладоши, и его помощники засуетились. Меня

усадили на что-то мягкое, отёрли кровь с лица. Потом подкатили

вплотную низенький столик с вещами.

— Что это? — удивлённо спросил я, разглядывая новенькую

форму с унтер-офицерскими знаками.

— Твоё новое обмундирование, — ответил дознаватель. — Мо—

жешь примерить.

— За какие же это заслуги?

— Авансом, сержант. Твоему десятку так и так нужен новый

командир. А ещё потому, что нам нужны твои глаза, уши и руки...

если, конечно, не хочешь, чтобы всё это было по отдельности. Оде—

вайся поскорее, нам сегодня предстоит ещё одно дело провернуть.

— Потом обратился к своим подручным: — Помогите ему!

* * *

Я и не подозревал, что воздух может быть таким сладким и

свежим. Когда мне, наконец, удалось выбраться из затхлого камен—

ного погреба, яркое, уже перевалившее за полдень солнце ослепи—

ло меня. Не обращая внимания на боль в рёбрах и звон в ушах, я

с удовольствием зажмурился и полной грудью вдохнул влажный

весенний воздух. Но на душе от невосполнимой потери кошки

скребли. На всю оставшуюся жизнь осталась уверенность, что мир

устроен несправедливо и что нет в нём места для идеалов. Всё,

перед чем я совсем недавно благоговел, теперь казалось пошлой

пародией, разыгранной паршивыми актёрами среди похабных де—

кораций грязного балагана. А себя ощущал бессловесной марио—

неткой, только что переодетой для нового представления.

Серые провели меня через лагерь. Расспрашивать их о чём—

либо не было ни малейшего желания. Миновав ряды шатров, мы

вышли на холм, с которого открывался вид на город. Тревожное

предчувствие шевельнулось в душе, хотя какая уж там тревога по—

сле только что пережитого. Затем я сообразил, что меня ведут на

место публичных казней пленных.

Весь наш десяток, полностью экипированный, был там, а ещё

присутствовал капитан нашей центурии со своим помощником,

совсем молоденьким лейтенантом. Серых Псов тоже хватало, они

115

окружали какого-то старика в местном священническом облаче—

нии. Товарищи обернулись и с удивлением вытаращились на меня.

Один из моих сопровождающих подошёл к сотнику и начал с ним

негромкий разговор, во время которого оба то и дело на меня по—

глядывали. Я же беспокойно переминался с ноги на ногу, ощущая

неопределённость своего положения.

Сбоку послышались мягкие шаги. Я повернулся и увидел мое—

го дознавателя.

— Доблестные воины Великой Бабиллской Империи! — торже—

ственно обратился он к боевой единице. — Перед вами ваш новый

десятник! Юлиус из рода Сезариусов произведён сегодня в чин

унтер-офицера!

— А где наш старый командир? — отважился спросить Пере—

кошенный.

— Ваш старый командир, именовавшийся Мойсой, оказался из—

менником и врагом Империи. Он поносил власть, вредил государ—

ственным интересам и подтачивал, аки червь, устои нашей вели—

кой державы. За это он понёс заслуженную кару и умер. Забудьте

о нём.

Больше вопросов не было, но я заметил у некоторых из наших

такой нехороший блеск в глазах, что холодок пробежал по спине.

— А теперь, Сезариус, настало время искупления, — приблизил—

ся ко мне главарь серых.

Я попытался встретиться с ним взглядом, но капюшон надёж—

но скрывал его глаза.

— Видишь там старца в облачении простого туземного жреца?

— Он ткнул в сторону священника. — Это главарь местной рели—

гиозной секты. По сути, он — один из страшных злодеев, которые

многие века дурманили своей ересью северные народы, отвращая

от истинной религии, навязывая им нелепые ритуалы и ограничи—

вая свободу их совести. Для таких у нас только один приговор —

мучительная смерть через позорную казнь. Ему хватило наглости

явиться к нам, чтобы просить за своих. Мы вняли его просьбе. По—

этому вместо них сегодня будет распят он. На потеху своей пастве.

Она наверняка будет наблюдать за экзекуцией из города. — Он пре—

рвался, глядя, как его подручные разрезают рукава облачения при—

говорённого. А потом продолжил с усмешкой: — Мне даже кажет—

116

ся, что этот безумец счастлив. Ещё бы, ведь он умрёт так же, как их

Мессия, если верить их нечестивым книгам. Умрёт, принося себя в

жертву. Что ж, мы с радостью доставим ему это удовольствие. Тебе

же, Сезариус, выпала честь стать его палачом. Этим ты искупишь

свою вину перед Империей.

— Я... я не смогу... — через силу выдавил я.

— Ещё как сможешь! Знающие люди покажут тебе, что и как

делать. Да и про свой десяток не забывай, они тоже помогут.

Меня подвели к грубо сколоченному щиту, прибитому к тол—

стому длинному столбу. Серые уже разложили на нём священника.

Прихватив его ноги продетой меж досок верёвкой, они зацепили

руки верёвочными петлями и начали тянуть к углам щита. Старик

молчал. Лицо его при этом светилось лёгкой, какой-то блажной

улыбкой. Потом он беззвучно зашевелил губами.

— Растягивайте попа вдоль бруса! — рявкнул заплечных дел ма—

стер. — Сколько вас ещё учить, сучьи дети?!

Когда верёвки закрепили на специальных крючьях, в одну руку

мне сунули тяжёлый молот, а в другую — длинные калёные гвозди.

Я недоуменно смотрел на них, мало-помалу соображая, что мне