Стрелы задевали его — верный признак, что он движется слишком медленно. Вскоре одна найдет цель.
Паника расстроили ряды наступающих. Многие оборачивались на шум сзади. Вопли ужаса и боли готовы были породить беспорядочное бегство. Вдруг нечто смело канезцев со стены, будто там прошлась рука великана. Доспехи скрежетали по камням, кровь хлестала из открытых ртов. Канезцев размазывало по машикулям, будто кто-то отбивал мокрое белье.
Девушка в длинных черных одеждах, кожа цвета отборных жителей Даль Хона, волосы подобны черному облаку — овладела целой секцией стены. Хенганская стража побежала укрыться за ее спиной. Шелк расправил рубашку и отдал поклон. — Всегда приятно свидеться, Мара.
— Закрой пасть, смердит. — Она взошла на парапет и, не обращая внимания на кровь и плоть, высунулась наружу. Снова ругнулась. — Уйдите от проклятого города! — заревела она, яростно взмахнув рукой.
Шелк ощутил, как выплеск силы сотряс камни фундаментов. Выглянул наружу, постаравшись не запачкать рубашку кровью. Все лестницы лежали на земле, сломанные, между ними корчились солдаты. — Как всегда тонко, Мара.
— Где Дымокур?
— Поймал болт. Пришлось спасать положение.
— Тебе? Спасать положение? Не смеши.
— Ты слишком сурова.
— Поцелуй меня в зад, — бросила она. Хотя рассеянно, без особого пыла.
Неплохая идея, подумалось ему. Может, это ее успокоило бы. Но Шелк тут же вспомнил мрачные рассказы об участи всех ее любовников. Нет, лучше не оказаться раздавленным, как лучший лён. Он поправил рукава. — Что ж, и тебе того же.
— Я здесь не ради тебя.
"Нет, нет. Ты пришла служить Шелменат. Но почему? Не из-за уважения. Нет. Знаю тебя, Мара из какой-то жалкой деревни провинциального Даль Хона. Ты поклоняешься силе. Самому крутому кулаку. И Защитница оказалась самой могущественной из тобою найденных.
Что не добавляет моего к тебе уважения, девчонка".
Он коснулся пальцем виска. — Ну... раз у тебя все в руках, я пойду спать. — Он направился прочь.
— У тебя кое-что вечно спит, правда? — крикнула она вслед.
Он обернулся, посылая самую искреннюю улыбку. — Тебе проверить не позволю, милочка.
Она прокляла его, но Шелк шагал, не обращая внимания, зная, что это злит ее сильней всего. В башне он увидел, что солдаты Хенга кидают трупы за стену. Маг постоял, заинтересованно наблюдая, потом приказал всем уйти. Оставшись один, поискал среди павших, думая: "Кто-то окажется примерно моего роста..."
На заре одинокого канезца нашли блуждающим по сожженному полю, лицо и голова сплошь были покрыты засохшей кровью. Раненый в голову рядовой солдат, прежде наверняка бывший артистом или ремесленником, судя по мягким рукам и тощему телосложению. Дозор сопроводил его в переполненные шатры лекарей, оставив ждать помощи среди многих страждущих.
Едва спасители Шелка удалились, он обвязал голову и половину лица бинтом и вышел в лагерь. Избегая расположения командиров, которых должны были охранять особо тщательно, ушел в задние ряды, к разномастным палаткам прислуги — поваров, мелких торговцев, шлюх и походных жен, мужей и детей. Настоящий бродячий город притащился с юга вслед колоннам Кана.
Здесь он бродил, кивая встречным, вступая в краткие разговоры и расспрашивая про ясноглазую Ан, бывшую с ним на всем пути от Лаэта. Втирался в самые шумные, пьяные и гулящие толпы, просадил все деньги, играя в карты и "плошки", но не жаловался. Наконец, к полудню лагерь успокоился.
Он успел услышать много жалоб на лишения в северном походе. Услышал о нехватке всего, от стрел до пищи и дров для ее приготовления. Услышал про себя самого, описанного в весьма непривлекательном виде, как и Хоталар и прочие городские маги. Похоже, никто не ставил его поколение столь же высоко, как ужасных стариков, вроде А"Карониса или кровожадного Джедина из Трели.
Он оставался в лагере до ночи, слушая и оценивая. Хотя сам не знал, чего именно ищет. Знал лишь, что ощутит это, услышав — необычную ноту, странную деталь или непонятный факт. Он не обнаружил ничего. Первая вылазка в лагерь Кана не принесла удачи. Тогда он небрежно встал, кивнул соседям, прощаясь, и побрел в лучах рассвета.
Дорога привела его к низшим среди низших — поденщикам, золотарям и землекопам — эти одинаково усердно рыли и выгребные, и могильные ямы. И наконец, здесь он услышал что-то странное. Один старик твердил, будто его подружка повстречала в лагере чудовище.
Шелк присел к группе скорчившихся вокруг жалкого костра. — Ты про Рилландараса? — спросил он как можно более равнодушным тоном.
Старик ухватился за вопрос, ведь от сотоварищей он получал лишь насмешки и ухмылки. — О нет, сударь. Не про зверя-человека. Нет, сударь. Кела сказала, он как человек, только весь кривой и больше.
— Может, твоя подруга всё перепутала?
— Не могу знать, сударь. Только ее слова. Она работает в тайных шатрах, куда никого не пускают. Держат его скованным и скрытым, вот как она сказала. Он говорит сам с собой на неведомых языках.
Старик явно желал подольше погреться в сиянии статуса, свойственного носителям секретов, и Шелк постарался изобразить доверие и восхищение. Он понизил голос, шепнув: — Об этой тайне лучше не говорить, верно? Кто знает, вдруг нас подслушивают.
Кустистые брови старика взлетели, он тронул пальцем нос, кивая. — Тут вы правы, сударь. Точно. Наверно, дело важное.
Шелк кивнул ему на прощание и ушел. Они могут продолжить эту тему, или нет. Но он знал человеческую натуру. В следующий раз ему вывалят в десять раз больше рассказов и сплетен. Так или иначе, нить ухвачена. "Как человек, только больше и весь кривой".
Он направлялся к стене города. Но как, во имя Спящей Богини, попасть туда незаметно?
* * *
Дневные охотники и ночные, решил Дорин, относятся к совершенно разным породам. Ночные охотники, совы, держались в самых темных и мрачных углах обширной мансарды. Если их тревожили днем, они лишь открывали осуждающий глаз, озирались и снова впадали в спячку.
А вот дневные охотники, соколы, ястребы и орлы, будучи пробужденными ночью, подскакивали, почти готовые принять бой. Потом они долго жаловались и клекотали, ерзая по насестам и топорща перья, выражая недовольство вторжением.
У Дорина было время вести наблюдения: он лежал, целиком завернутый в бинты, и приходил в себя под заботой Уллары. Что ж, он услышал зов смерти. Ясно, как никогда раньше. Если бы не две усиленные Деналом мази, которые у него оставались, дело кончилось бы плохо. И все же... шесть — восемь Ночных Клинков на счету — совсем неплохой итог.
Он поклялся в следующий раз управиться еще лучше. Если такое случится.
Уллара была счастлива вновь войти в роль сиделки, а не хозяйки, принимающей случайного гостя. Вначале он жадно ел, чтобы восстановить силы — пока не заметил, что она не ест совсем. Ассасину удалось вырвать признание, что вся семья испытывает нужду. Тогда он дал ей денег и велел закупить еды на всех. Она сходила на рынок и принесла куда больше, чем обычно потребляла семья. Что, объяснила она вскоре, было ошибкой. Отец начал задавать вопросы, и пришлось соврать, будто она продала одного из питомцев.
Однако, отец отныне стал одобрять то, что прежде считал напрасной тратой времени.
В тот день Дорин ходил по мансарде, предаваясь рутинным упражнениям. Не то что он был вполне готов для них, но дела шли на лад. Каждый вечер он выспрашивал Уллару насчет новостей. Прошло две недели со дня стычки на крышах, но в течении осады ничего не изменилось. Однако Уллара сообщала о скудности рынков. Растущих ценах на съестное вроде муки. Исчезновении со всех прилавков свежих овощей. Дорин удивлялся, долго ли будет терпеть Защитница.
Шум у люка заставил его нырнуть в заранее найденное укрытие. Хотя Уллара клялась, будто сюда никто не ходит, он не очень удивился, однажды увидев поднимающуюся дверцу и пожилую женщину в проеме. Ее мать, решил он.
Женщина порылась в ящиках и ушла, явно не заметив вопиющих знаков чужого присутствия — следов в помете на полу. Не область ее компетенции, очевидно. Люди имеют обыкновение не видеть того, чего не ожидают увидеть. Свойство, которое легко использовать.
Сегодня появилась Уллара. Дорин удивился, видя в ее руках бутыль вина. — Особый день?
Она заморгала, смутившись. Потом стыдливо вспыхнула. Похоже, любой его вопрос вводит бедное дитя в замешательство, подумалось Дорину.
Она протянула бутыль. — О нет. У нас кончилась питьевая вода.
Дорин сел. — Но у вас целая река течет по городу.
— Все думают, будто канезцы отравили воду.
Он счел это маловероятным — разве яд не смывался бы ниже по течению? — Ты тоже так думаешь?
— Кто знает, что на уме у злых южан?
Вот оно, снова — странная вражда ко всем, кто живет в соседней долине, за соседним хребтом. Всеобщее предубеждение, Дорину не свойственное. Возможно, потому, что его учили относиться ко всем одинаково. Как к возможным целям.
Он принял бутыль и с удовольствием отпил. Хотя наступила ранняя осень, жара в мансарде стояла удушающая. Зачастую он выбирался наружу, прячась за щипцом.
— Как идет осада?
— То же самое. Стоят.
— Понимаю. Эти дела могут длиться годами.
— Конечно, такое невозможно.
Дорин указал на бутыль. — Вопрос силы воли. Их или... — Он чуть не сказал "нашей". — Канезцев или хенганцев. Если у вас кончается пища, у них то же самое.
Улара яростно покачала головой: — Ох, нет. Они регулярно получают обозы с юга.
Дорин опустил бутыль и подозрительно поглядел на нее. — Откуда тебе знать?
Она снова залилась краской, взгляд запорхал по мансарде. — Я... слышала. На рынке.
— Просто сплетни. Беспокойные слухи и болтовня.
Она поджала губы и стиснула руки коленями, промолчав.
Он отдал бутыль и утер губы. — Ну... Уллара. Спасибо за все сделанное. Ты спасла мою жизнь — точно спасла.
Она понурилась. — Уходишь.
— Думаю, завтра.
— Ты еще не вылечился!
— Да, но возможности остаться нет. Меня могут найти. — Он склонил голову, чтобы найти ее глаза. — К тебе могут возникнуть неудобные вопросы.
Она отвернулась, сжавшись сильнее.
— Прости, но мне нужно уходить. Не могу остаться тут навсегда, сама знаешь.
— Чуть-чуть подольше, — прошептала она.
— Завтра, Уллара, — сказал он так же мягко. Хотелось ее приголубить, возможно, обнять в знак утешения. Но это казалось ему неправильным, и он взял ее руку — такую грубую и морщинистую в юном возрасте — и поцеловал.
Она залилась слезами и убежала.
Оставив его гадать, сделал ли он правильно. Или совсем наоборот?
Она не вернулась на закате и утром. Он выждал и с неохотой вылез за уютный щипец крыши, начав спускаться.
Вышел на улицу. Было на удивление безлюдно для дневного часа: похоже, долгая осада взяла свою дань с деловых людей. Нужно отыскать тайные запасы, если их не потревожили, и направиться в Анту. Наверное, по реке в Каун, потом на корабле. Лучше избежать долгого и опасного пути по суше.
Он пошел на север вдоль Внешнего Круга, гадая, много ли барж способны выходить из Хенга, когда кто-то встал на пути. — Дорин! Что за сюрприз тебя видеть!
Проклятие неделям покоя — они жестоко притупили чувства! Он расправил плечи, поднял глаза и увидел Реену. Девушка махнула рукой, зазывая его в переулок. — Думаю, нужно потолковать.
— Согласен.
За углом она удивила его еще больше, прильнув и поцеловав в губы. И пробормотала, не отрываясь: — Они просто хотят поговорить, Дорин. Поговорить.
Он изумленно отпрянул. Девушка сердито сверкнула глазами. Дорин оглянулся: по улочке приближались два отменных представителя породы "наемных мышц".— Реена... — Он отскочил, готовя кинжалы.
— Просто поговорить, — умоляюще сказала она.
— Так тебе сказали, девка.
Устье переулка перегородили уже четыре бугая. Дорину не нужно было оборачиваться, чтобы понять: это тупик. Реена выбрала верно, будь она проклята.
Он приготовился, расставил ноги. Пусть он слаб, но справится с бродячей труппой любителей.
А те дружно подняли пустые руки. — Только слова, — крикнул вожак.
Дорин попятился. — Говори.
— Встреча. Панг имеет к тебе предложение.
Дорин выглядел расположение выступающих кирпичей на стене. Вложил кинжалы в ножны и порывисто прыгнул. Пальцы нащупали зацепки. Бок обожгло болью. Он со стоном подтянулся выше и еще выше. Помедлил там, глядя на пять поднятых лиц. — Извиняйте, но не настолько я верю вашему боссу. — Упираясь ногами в едва заметные выступы, он быстро добрался до третьего этажа.
— Назови же место! — раздался злобный выкрик с земли.
Дорин выглянул за край крыши. — Нет такого места, где я... — Он замолчал. Нет, в городе есть одно место, где он может быть в полной безопасности от проклятого главаря. — Ладно. Есть одно местечко, там я встречусь с вашим боссом — если у него кишка не тонка.
Глава 7
— Не желаю тебя здесь, — сказал черноволосый дальхонезец, по-детски надувшись.
Дорин оперся спиной о дверной проем мавзолея, созерцая пустую ночью улицу Богов. Ответил рассеянно: — А мне не интересно, чего ты желаешь.
— Уходи сейчас же.
Дорин приложил свернутую ладонь к уху, делая вид, будто слушает звуки из центра холла. — Похоже, твой жрец не против.
— Он говорит лишь со мной, — проскрипел сквозь зубы юноша.
Дорин скрестил руки, торопливо глянув на улицу. — Что, вроде воображаемого друга?
Юноша дернулся, рука схватилась за вытертую рукоять меча. Дорину показалось, что он различает треск дерева, проволоки и рога — столь сильным был судорожный хват.
Он же оставался спокоен — хотя бы внешне. Кажется, юнец убивает лишь тех, что угрожают богу или храму. Как-то так. Значит, Дорина защищают придуманные юнцом нелепые правила. Нужно лишь не преступить по незнанию какой-нибудь глупый религиозный закон, например, сожрав конину в новолуние или войдя в мавзолей в остроконечной шляпе.
Юноша погрузился в гневное молчание, что как нельзя лучше устроило Дорина. Он наблюдал, больше не заботясь о тылах. Впрочем, его беспокоила девочка — лежала, как и прежде, среди старых одеял у стены. Хотя бы сейчас она спала. "Держишь ее в мавзолее? О чем ты думаешь, парень?"
— Твоя? — спросил он, указывая на девочку.
Челюсти парня окаменели. — Опекаю. А что?
— Удивляюсь, что ты не передал ее в какую-нибудь семью.
— Ей безопаснее со мной, здесь. Никто ей не навредит. Я поклялся.
Дорин поднял руки, сдаваясь. — Просто спросил.
Текли ночные часы. Улица очистилась от преданных богопоклонников, но по сторонам мавзолея начала собираться иная толпа, слишком мускулистая и упитанная для здешних мест. Ни одной старушки в черной шали.
Десять здоровяков отделились от сборища. Дорин укрылся в сени каменного портала. — Достаточно! — крикнул он. — Нет смысла продолжать, если среди вас нет главного.
Уличные громилы разделились, явив особенную фигуру, куда приземистее и толще. Этот тип шествовал, слегка покачиваясь. Круглая лысая голова блестела от пота даже в холоде ночи. Тело было столь же округлым, живот торчал горшком, руки казались толстыми как сучья. Если это Панг, подумал Дорин, почему же его не прозвали Жбанг? Одет он был довольно просто для преступного босса — в широкие брюки, темно-синюю рубаху и зеленый жилет.
