Ильм слегка вздрогнул, но повернулся нарочито медленно.
Гийом выглядел на этот раз неожиданно просто, даже как-то по-домашнему. Без всяких излишеств и намеков на высокий духовный сан. Сандалии на босую ногу, широкие холщевые штаны и просторная, немного мешковатая туника. Только глаза и лицо брата-куратора были сосредоточены и совсем не располагали к задушевным посиделкам у камина.
— Добрый день, благостный,— учтиво поклонился Ильм, — в вашем приветствии, я полагаю, скрывается глубокая аллегория. Что ж, с точки зрения учения о душе, я, взваливший на плечи груз магии, действительно мертв. Мертв душой. А в остальном таким себя не ощущаю.
— Никаких аллегорий. Ни поверхностных, ни глубоких. Только горькая правда жизни и ничего более. Я мог сейчас тебя совершенно спокойно убить. Ты бы даже ухом не повел.
— Я, признаться, не рассматривал ваше появление здесь в таком свете.
— Не стоит недооценивать даже потенциально безопасную ситуацию. Разве ты пришел сюда по доброй воле?
Ильм опустил глаза. Последний их ночной разговор не слишком располагал к добровольным поступкам, но сейчас эту шероховатость очень хотелось обойти.
— Вы обещали хорошее вино. И вот я здесь. Кто же откажется попробовать знаменитые напитки из ваших погребов?
— Ах да,— Гийом сокрушенно развел руками, — как же я запамятовал.... Сейчас распоряжусь, чтобы принесли повод для нашей встречи.
Он громко хлопнул в ладоши. Дверь чуть приоткрылась и в проеме показалась исполненная служебного рвения физиономия.
— Вина и пару кубков, — повелительно бросил брат-куратор.
Физиономия тут же исчезла.
Гийом перевел взгляд с двери на некроманта.
-Так что, лейтенант, береги спину. Это первое, что я хотел тебе сказать. Точнее, не хотел, но так получилось. В, общем, сам виноват.
— Я должен был стоять по стойке смирно?
— Не дерзи,— брат-куратор чуть слышно стукнул указательным пальцем по столу, —
здесь тебе не гарнизонная казарма. И не бабкины именины. Скажем просто. Ты на чужой территории. И такая территория может быть где угодно, пока мы заодно, — Гийом немного выделил последнее слово, — учти это.
— Учту.
— Надеюсь, что разумный подход к жизни в тебе преобладает. Теперь еще кое о чем не слишком приятном. Мне не понравилось... Да, именно не понравилось то, что ты при последнем нашем разговоре не уточнил, как, собственно, сюда попадешь.
— Но я прошел.... Сумел пройти....
— Чего ты сумел? Ты такой наивный или прикидываешься? Неужели ты думаешь, что тебя вот так просто сюда бы привели? Да никогда в жизни! Это я конфиденциально проинструктировал наряды, которые выходят на ворота. Разумеется, я им разрешил немного повалять дурака при встрече с тобой. Что бы все выглядело более правдоподобно. Ты поверил.
— Как они меня опознали? — Ильм разочарованно покачал головой. Маленький триумф не состоялся.
— Знаешь, очень не сложно опознать некроманта, по собственной воле желающего встретиться со мной.
— Как это возможно?
— О, — Гийом позволил себе улыбнуться краешком рта, — поверь, это не сложно, даже если ты снимешь с руки свой драгоценный самоцвет. Вся ваша братия у нас под колпаком. Это так. Но это не повод для необдуманных и резких шагов. Все должно быть в меру. Мы за некий баланс сил. Во всяком случае, такая политика орден на данный момент вполне устраивает... Однако, мы отвлеклись, а у нас мало времени. Точнее у меня. Ага, а вот и вино....
Служка тенью забежал в комнату и поставил на столе глиняный кувшин зеленого цвета, бокалы и тарелку с нарезанным мясом.
— Прошу к столу, — Гийом подвинул к себе тот самый большой стул, — присаживайся, лейтенант, угощайся.
— Вы первый.
— Боишься, что отравлю?
— Тем не менее.
— Охотно, — брат-куратор демонстративно плеснул вино по бокалам, и отпил по глотку из каждого, — не превращай осторожность в манию. Можешь наделать ненужных ошибок. Хотя лучше быть осторожным, чем мертвым. Все. Я свой менторский тон на сегодня исчерпал. Думаю, ты все понял. Не стой столбом, угощайся. Повторяю, у меня мало времени.
Ильм выбрал место на противоположном краю стола. Выпил вина, пожевал жареное мясо. Продолжать разговор он не спешил, все еще толком не понимая, зачем он здесь нужен и чего от него хотят.
Гийом с удовольствием опустошил свой кубок и пытливо посмотрел не некроманта.
— Мучаешься от неопределенности?
— Не мучаюсь, но и комфорта особого не испытываю.
— Это пройдет.
— Вместе с моей жизнью?
— Гораздо раньше. Малая информированность для тебя сейчас благо.
— Я так не думаю.
— Зато я так считаю, — Гийом подцепил на вилку кусочек жаркого, — время все расставляет по своим местам. Все. Только что-то раньше, а что-то позже. Меня время тоже за последние дни заставило несколько раз сменить планы... Тогда ночью я планировал при следующей встрече с тобой говорить совсем о других вещах, нежели чем планирую теперь. Всему виной этот проклятый бой. Очень хорошо, что ты выжил. Очень хорошо...
— Что-то прояснилось? — Ильм внимательно посмотрел на собеседника.
— Увы, — брат-куратор тихонько постучал вилкой по полированной крышке стола,— увы... Я знаю не более, чем знал в ночь погрома. Лишенный всякого здравого смысла ночной налет на город. И никаких зацепок. Была у меня мысль попросить тебя допросить кого-нибудь из убитых. Ну что ты на меня так смотришь? Все было бы оформлено совершенно законно. Чрезвычайные обстоятельства, графская виза, благословление нашего магистра. Так вот... трупы были просто нашпигованы магией. Они разложились так быстро, словно их облили кислотой...
— Можно вызвать души.
— Я знаю. Только на это никто одобрения не даст. Это слишком. Ты надеюсь, меня понимаешь. К тому же правило третьего дня...
— Правило третьего дня не обойти.
Перед мысленным взором Ильм всплыла засаленная страница из учебника по прикладной некромантии. Правило третьего дня. Или аксиома Шельда-Римуса. Душа умершего человека и сам умерший человек будучи поднятым из мертвых на третий день после смерти, теряет память на все события, случившиеся за три последних дня жизни.
— Только три дня,— некромант немного подался вперед,— а, что если есть что-то, что за четыре дня до смерти было...
— Не было. Эти люди самые обычные лесные бандиты. По полураспаду магического фона мы достоверно можем сказать, что колдовством по ним прошлись лишь за день до штурма. К тому же тебе лучше меня известно, какие силы высвобождаются при вызове души. Это тебе не труп поднять. — Гийом посмотрел на него в упор, — ты бы хоть глаза опустил для приличия... Наши следящие кристаллы это безобразие вмиг засекут. И тогда добра не жди. Я, разумеется, окажусь ни при чем, а тебя за одно место возьмут. Нет, Ильм, не пойдет...
— Я просто предложил, — пожал плечами некромант, — нельзя, значит нельзя. Только что делать-то?
— Я долго размышлял и пришел к мысли о том, что нужен человек, способный беспристрастно взглянуть на все это безобразие. Сверху так сказать. Человек, способный к анализу.
— Надеюсь, что не я.
— Разумеется.
— В вашем окружении?
— Здесь таких нет.
— Тогда в магической школе.
— Узколобые ослы.
— Сдаюсь.
— Есть один человек. И ты его знаешь. Его мнение для меня значит очень много... Насколько я знаю, у тебя еще десять свободных дней... Туда четыре дня, обратно четыре и там пара...
— Куда туда?— насторожился Ильм.
— В графство Ношт. К твоему бывшему наставнику.
— К Хонву?
— К нему, родимому. Навестишь старика, все расскажешь. Его послушаешь. Потом мне доложишь. Заодно немного отвлечешься от городской жизни. Ну что, согласен?
Ильм задумался. Сколько прошло лет, с тех пор, как он покинул башню мастера? Восемь лет учебы, да до того еще два года, пока он готовился к поступлению. Десять лет. Немало, а пролетели, как один день. Он давно подумывал навестить своего первого наставника, но каждый раз дела не позволяли воплотить планы в жизнь. А сейчас, словно сама судьба подталкивает его... В городе тошно находиться. И отказать он все равно не сможет. Итак, решено.
— Я согласен, но есть несколько вопросов.
— Задавай, — немного просветлел лицом Гийом.
— Откуда вы знаете про мастера?
— У него и спросишь. Если Хонв сочтет нужным, то объяснит.
— Я могу ссылаться на вас?
— Это непременное условие.
— У меня вообще-то, — Ильм немного замялся, — туго сейчас с наличными...
— Понимаю, — брат-куратор извлек из рукава запечатанный сургучом свиток, — вот, возьми. Здесь все, что нужно, записано. Запомни адрес. Тряпичная улица. Дом, на который смотрит бронзовый лев. Там тебе помогут. Отправляйся туда чуть позже. Ближе к закату. А я пока пошлю гонца, что бы предупредил о твоем появлении.
Ильм с подозрением принял загадочное послание.
— На тряпичной улице одна знать живет.
— Не беда. Ищи и обретешь,— брат-куратор встал из-за стола, давая понять, что беседа подошла к завершению.
Ильм поднялся вслед за ним.
— Когда думаешь в дорогу отправиться? — осторожно спросил Гийом.
— Сегодня.
— Удачи, костяной мастер. Удачи.
— Благодарю. Кто меня отсюда выведет?
— Я лично провожу.
Гийом положил ему на плечо тяжелую руку и, впервые за время их короткого знакомства, улыбнулся. И что-то такое проскочило в его улыбке, что заставило Ильма внутренне содрогнуться и неожиданно для себя сгорбиться.
Бронзовый лев, стоявший на высоком постаменте посреди небольшой ухоженной площади, смотрел прямо на помпезный трехэтажный особняк. В таком под стать жить знатному вельможе. Ильм долго рассматривал украшенные витражами окна, прикидывая так и сяк, как он будет оправдываться, когда охрана этого богатого дома начнет выставлять его на улицу. Никак не верилось, что за этими каменными стенами, ждут некроманта с запиской от самого куратора ордена Единого.
Время шло, а дело не двигалось.
Наконец Ильм собрался с духом, подошел к ограде и дернул за шнурок, свисавший с каменного столба. Где-то внутри мелодично звякнул колокольчик.
Прошло несколько томительных мгновений.
Только Ильм собрался позвонить еще раз, как входная дверь распахнулась и на пороге появилась довольно занятная парочка. Крупный, похожий на быка, громила в кольчуге и маленький, сгорбленный старик. Громила подошел первым, скрестил руки на груди и замер, и окинул гостя недобрым взглядом. Всем своим видом он давал понять, что любые не обдуманные выходки будут пресечены сразу и навсегда.
Старик встал чуть в стороне, немного распрямился и обратил на Ильма подслеповатые слезящиеся глаза.
— Кто таков?
Ильм молча протянул ему свиток.
Старик наморщил и без того изрезанное морщинами лицо и сорвал сургуч.
— Так, так...., — проскрипел он, — тебя, значит, и ждем. Так, так... Некромант значит... А чем докажешь, что ты это ты?
Ильм стянул с руки перчатку и блеснул перед его носом черным самоцветом.
Старик удовлетворенно пошамкал губами.
— Проходи, чего встал в проходе...
Некромант протиснулся мимо охранника и, сдерживая шаг, поплелся вслед за горбуном.
Странная компания. И это точно не банк. Вывески нет, а без нее и при таких постояльцах внутри этого дома может быть все, что душе угодно. Но раз Гийом его послал именно сюда, значит доверием старикашка обличен. Гийом человек серьезный. Со всякой швалью дело иметь не будет... Или будет, но при условии, что шваль проверена и перепроверена на вшивость. Не станет же второй человек в местной орденской иерархии пятнать свою безупречную репутацию. Скорее всего, этот старичок самый обычный процентщик. Таких много в каждом городе. Народец этот крутится волчком между добропорядочными горожанами и людьми с не очень чистой совестью. Скупает потихоньку краденые вещи и не забывает порой выколачивать просроченный долг при помощи наемных кулаков. Сейчас все проянится.
Они прошли небольшой запущенный сад, в котором доцветали поздние осенние цветы и подошли к входной двери.
— Открывай, — старик властно вскинул подбородок.
Ильм послушно взялся за ручку и обернулся. Здоровяк не пошел за ними, как положено телохранителю, а остался стоять у калитки, внимательно разглядывая редких прохожих.
— Ну, что замер? Заходи, здесь не кусаются. И дверь аккуратно прикрой за собой. Чуешь, какая пружина тугая? Весь косяк из-за нее разбили...
Прихожая встретила Ильма дорогим ковром во весь пол и большими зеркалами на стенах. Пользуясь случаем, некромант оглядел свое отражение полностью. С головы до ног. В принципе все было ничего. Не отлично, конечно, но на твердое хорошо. Невысокие сапоги со шнуровкой по бокам, черные, почти в обтяжку шерстяные брюки, длинная темная, тоже шерстяная, туника. Поверх туники серебрится кольчуга, перепоясанная простым кожаным ремнем с квадратной пряжкой. Слева от нее висят ножны с мечом. Осознание того, что клинок тупой, немного портит, несомненно, суровый облик, но об этом ведь никто не знает... Так, что там у нас выше пояса... Меховой плащ, кстати, последний и, наконец, украшение всякого человека — голова.
Ильм прищурился. Отражение его сделало то же самое, отчего стало почему-то похоже на проснувшегося с похмелья Санти... Голова как голова. Черные с изрядной долей седины длинные волосы, правильные черты лица, прямой нос. Вот только кожа бледновата и круги под глазами. Это явление временное. След после травмы и медитаций. Так всегда бывает...
— Хватит рожи корчить, — проворчал старик, — пойдем дела делать. Сапоги разрешаю не снимать.
— Почему твой охранник снаружи остался?
— А неча ему тут делать.
— А не опасно, вот так с посторонним находиться в таком большом доме?
— Я тебя, что ли, опасаться должен? — гобун презрительно усмехнулся, — не волнуйся, паренек, у меня для таких как ты завсегда в рукаве пара козырных карт имеется. Иначе не дожил бы до своих лет. Но это не в обиду тебе. Ты спросил, я ответил.... К тому же, раз у тебя с собой такая бумажка, то мне только повиноваться и остается.
— А если бы на меня в пути напали и бумажку того...
— Зануда ты. Не переживай, это не твоя головная боль.
Старик, сердито стуча тапками, завел Ильма в небольшую уютную комнату, наполненную тишиной и покоем.
— Сейчас получишь деньги.
— Под процент?
— Под роспись. Хотя... С таких языкатых, как ты, процент драть надо. Чтобы молчали чаще.
— Уже молчу.
— То-то, — старик приоткрыл конторку и вытащил небольшой мешочек, — так, посмотрим...
Он аккуратно выложил на столик перед собой ровно десять серебряных центурий. В два ряда. По пять штук.
— Пересчитай.
— Ты издеваешься, отец?
— Я тебе не отец. Спасибо, Единый, миловал от таких деток. Пересчитывай.
Ильм послушно передвинул указательным пальцем каждый кругляш на противоположную сторону.
— Все верно. Десять центурий.
— Распишись.
Ильм обмакнул перо в чернильницу и пододвинул к себе лист бумаги. Он оказался совершенно чист. Лишь внизу чернело каллиграфически выведенное опытной канцелярской рукой слово " подпись"