Затерявшийся

— Что-то произошло, унтер-офицер? — поинтересовался обер-лейтенант, когда я вернулся.

— Вчера было уже поздно ехать к вам, и мы заночевали у бургомистра, чтобы быть в лагере с самого утра. Так эта свинья нажралась местного шнапса до того, что пришлось вылить на него два ведра ледяной воды, пока проснулся. Вернёмся в город, спишу на фронт.

— Можем отправить его за проволоку, — засмеялся офицер. — Русские обрадуются.

— Слишком легко отделается.

Офицер пошёл к двери штаба, мы с Кузьмой за ним, а переводчик замыкал шествие. Домик оказался, и правда, небольшим. Сразу за прихожей находилась комната примерно на двадцать квадратных метров, в которой сидел пожилой, лет за сорок, солдат, закопавшийся в каких-то бумагах. При нашем появлении он вскочил, но видя что на него не обращают внимания, тут же сел обратно. В дальней стене было ещё две двери. Мы направились в правую. Судя по всему это и был кабинет обер-лейтенант. Даже портрет Бешеного Адика присутствовал на видном месте. Что интересно телефона не было, в приёмной тоже, а провода к дому шли, значит в соседней комнате что-то типа узла связи. Вопрос — там только телефоны или радиостанция тоже есть. Ох, как не хочется туда гранату бросать. А ведь где-то должна быть и спальня, не в кабинете же офицер спит. Здесь больше дверей нет.

— Присаживайтесь, господа.

Смотри-ка, демократ. Я бы лучше постоял, так манёвр пошире, но не отказываться же. Сам начальник устроился за массивным, но обшарпанным столом, нам же достались места у противоположной стены.

— Итак, вы господин бургомистр, хотите получить военнопленных для организации из них вспомогательной полиции, меня правильно информировали?

Дождавшись перевода Кузьма вскочил, замахал головой и вдруг, схватив корзинку и переместившись к столу обер-лейтенанта, потянул на свет свою чудовищную бутыль. Надо было видеть ошалевшие глаза немца, когда он осознал реальные размеры скрывавшейся ранее тары.

И тут всё пошло наперекосяк.

С улицы раздалась короткая автоматная очередь, за ней сразу вторая — длинная. Похоже наш план накрылся. Кто там говорил про плохих организаторов? Ну, получи.

Штык доставать уже некогда, поэтому снимаю автомат с предохранителя и вскакиваю.

— Побег!

Это я ору. Естественно по-немецки. Вторая очередь закончилась и на секунду становится тихо. Немцы начинают соображать, но явно поздно. Стреляю в переводчика. и этот выстрел как будто спускает курок. На улице начинается полный тарарам. Оживают как минимум два пулемёта на вышках, и заглушая всё остальное, заходятся длинными очередями. Похоже Максимы тоже подключились к веселью, а вот стрельбу винтовок я не слышу. Это конечно ничего не значит, в этом грохоте одиночные выстрелы просто не прослеживаются, но ощущение, что всё пошло кувырком не из приятных. Кузьме оружие, спрятанное на дне корзины, доставать некогда, поэтому он просто бьёт зажатой в руке бутылью офицера в голову. С замахом снизу вверх удар приходится в область левого виска, и немца буквально выметает из-за стола. Теперь справится. Дёргаю ручку двери и выскакиваю в другую комнату. Находящийся здесь солдат похоже ещё не врубился в ситуацию и тупо на меня смотрит, не пытаясь даже схватиться за стоящий у стола карабин. Уже и не схватится. Очередь и он опрокидывается на стол, заливая бумаги кровью. Разворачиваюсь в сторону левой двери, за которой у нас то ли узел связи, то ли спальня и слышу за спиной два выстрела, а через пару секунд ещё один. Это похоже Кузьма контроль переводчику сделал.

Бабах!

Аж, стёкла вынесло. Жив Жорка, только его связка могла так рвануть. Старшина сделал её всё же не из трёх, а из четырёх гранат, оставив осколочную рубашку только на одной. По весу считай вышло тоже самое, но приход гораздо круче. Блин, гранаты все в корзинке, я сейчас с одним автоматом получается.

— Кузьма, гранаты!

— Да, несу...

А на улице стало потише. Немецкие пулемёты заткнулись, только максимы бьют короткими очередями, то попеременно, а то в паре. Хороший дуэт.

Бах! Это уже одиночная граната. Сержант продолжает зачистку, а мы тут застряли. Непорядок. Что это у меня с ремнём? А, господин бургомистр мне за него гранаты пихает. Теперь и нам пора. Кузьма держит в одной руке браунинг, а в другой гранату с выдернутым кольцом. Даю очередь в дверь на уровне пояса и дергая ручку приседаю. Подарок летит над моей головой, захлопываю дверь, так и не рассмотрев есть ли кто за ней, и откатываюсь в сторону, беря на прицел выход на улицу. Вдруг кого нечистая принесёт, а мы тут спины подставили.

Бах! Бух! Бух!

Это не наша, это на улице.

Бабах!

А это — наша. Ушам-то больно как. Дверь распахнуло взрывной волной. Кузьма сейчас должен заскочить в зачищаемое помещение, но меня беспокоят взрывы на улице. Штурмовой группе рано ещё, даже на мотоциклах. Ох, как мне всё это не нравится.

— Чисто.

Раз не стрелял, значит зря гранату потратили, да и для здоровья это похоже не слишком полезно — кричит во всё горло, а я почти не слышу. Рот надо во время взрыва открывать — говорил старшина, а я забыл, забегался.

— Выходим!

Говоров кивнул, но вместо того чтобы пойти к двери вскинул пистолет и выстрелил в подстреленного мной старослужащего. По мне так явная перестраховка, но ни в жизнь не скажу. Дальше мой напарник сделал ещё одно действие о котором я позабыл — поменял обойму. Причём получилось у него это очень ловко — нажал на кнопку на рукоятке, перехватив на лету, единым движением убрал початую обойму в карман и тут же дослал следующую. У меня в магазине ещё больше двадцати, но тоже лучше перезарядиться.

Слух начал возвращаться. Стрельба на улице продолжается, но ещё какой-то звук на периферии мешает.

— Это что, сирена?

Получаю в ответ удивлённый взгляд.

— Собака воет.

Вот ведь... Точно. Ладно, надо идти.

Бух! Бух!

Да что там такое?

Пинком дверь нараспашку... Куда он меня отталкивает, и что за тряпка? Блин да что со мной — это же отличительный знак, чтобы в мой фельдграу кто ненароком не прицелился. Кузьма выкатывается вперёд, за ним я, повязав через плечо кусок белой материи. На плацу лежит человек в немецкой форме, к торцу казармы привалился другой. Второй — Жорка! Убит, ранен? Шевелится, значит жив... Бегом к нему. Пытается перетянуть ногу ниже колена самодельным жгутом из автоматного ремня.

— Серьёзно?

— Херня... Кровит... Ещё спина...

Кузьма уже накладывает пакет прямо поверх пропитавшейся кровью штанины.

Бух!

Да что это такое?

— Гранаты бросают... в окна... вслепую...

— Понял, молчи, береги силы.

Крови на губах нет, значит то что попало в спину до лёгких не добралось. Где же подмога? Ага, вот они голуби шизокрылые, летят. Им ещё метров сто, но на въезде придётся останавливаться, мотоцикл не тот предмет, которым можно шлагбаумы таранить. Опасно.

— Я дорогу освободить...

Пригибаюсь и бегу навстречу двум нашим мотоциклам, на которых штурмовая группа спешит на помощь. Набились они здорово. Восемь человек на два мотика, один из которых без коляски. Шпроты какие-то. Пулемётчики заметили мой бросок и начали шить по казарме ещё интенсивнее, не давая немцам возможности прицельно обстрелять ни меня ни штурмгруппу. Гранату же сюда не добросить никак. Успеваю вовремя, наваливаюсь на короткий конец бруса, и оба мотоцикла проскакивают не снижая скорости в мертвую зону. Три четверти дела сделано. И мне пора обратно, а то как бы чего не прилетело.

Отдалённый взрыв. Где-то с другой стороны лагеря. Похоже пленные решили под шумок сдёрнуть и нарвались на мины. Вот же ж... Что им не сидится?

Штурмовики уже работают. Даже не спросили ничего у главного командира, обидно.

Граната влетает в торцевое окно. Вряд ли там кто есть после Жоркиной связки, но страховка великое дело.

Бах!

Первый пошёл! Второй, третий, четвёртый... Очередь из дегтяря... Тому в общем-то и внешние стены сложенные из нетолстого бруса не помеха, а уж внутренние перегородки... По крайней мере максимы прошивали здание насквозь.

Бах! Бах!

Бух!

А вот это опять немецкая, живы ещё похоже гады, и главное наши гранаты тратят. Непорядок. А это ещё что? Какое-то шевеление в лагерной зоне. Ползут голубчики. К пулемёту ползут.

— Эй, там за проволокой, замерли.

Услышали. Один обратно пополз.

С Георгия уже сняли китель и бинтовали спину.

— Как он?

— В спине два осколка по касательной, один в ребре застрял, — санитар отвечал, не переставая заматывать сержанта. Как бы в мумию не превратил. — Ничего не сломано. В ноге сквозное, похоже пулевое, кость тоже вроде не задета. Евстратововичьей самогонки бы в него влить, а то может шок...

— Кузьма, не всю на обер-лейтенанта извёл?

— Не, бутыль крепкая, выдержала.

Бах! Бах! Очередь. Ещё одна. Ещё... А теперь пошли одиночные — это уже контроль.

— Матвеев, входить уже можно?

Голос специально могу не повышать, и так ору, но и Матвеев сейчас относится к отряду глухариных.

— Даже через дверь.

Намусорили-то как. Чего это меня так мутит? Пойду обратно на воздух. Фу, здесь полегче, вот и старший сержант поспешил покинуть этот филиал бойни.

— Языка взяли или всех порешили?

— Есть два подранка, сейчас притащат.

— Мы без потерь?

— Якименко зацепило осколком. В мягкие ткани нижней части спины, сидеть пока не сможет. С Байстрюком что?

— Серьёзнее, но похоже не смертельно.

— Мы как могли спешили, командир...

— Видел. Всё правильно. Уж вашей вины тут точно нет. Что-то не так пошло.

Вон и остальная 'кавалерия из-за холмов' рысит. Старшина со своими хозяйственниками спешит заняться учётом и контролем. Вот пусть в кишках и покопаются. Где там наша самогоночка, мне она сейчас тоже будет в самый раз. Но ведь фиг — сейчас по плану общение с народом. Вон он за колючкой собирается. К тому же там уже кого-то бьют, нет уже не бьют, уже ногами месят.

— Отставить.

Ну да, так они меня и послушали. И что мне делать — как в плохом кино в воздух стрелять? Вот ещё, раз бьют, значит за дело, а патронов лишних у нас нема. А вот и ещё нескольких тащат.

— Внимание! Командиры, наведите порядок. Если не прекратится самосуд, и через минуту весь личный состав не будет построен, я соберу своих людей и уйду. Сможете здесь передавить друг друга.

Похоже подействовало. И командиры вроде есть, а Матвеев говорил, что лагерь для рядовых и сержантов. Хотя последнее время сюда новых понагнали, возможно не успели отсортировать.

За минуту конечно не уложились, но в три вполне. За это время Матвеев доложил, что у нас всё же есть потери — ещё один убитый и один раненый. Один из бойцов стрелковой двойки, несмотря на инструктаж, полез к проволоке. Второй пытался его остановить и оказался вблизи во время взрыва мины. Похоже этот взрыв я и слышал. Что его туда понесло? Может и узнаю, если раненый скажет, а возможно так и останется тайной. Пока старший сержант докладывал, его кто-то узнал и по шеренгам пошёл шепоток. Сержанту приказал остаться, ему организацию эвакуации и передам. Наконец роение закончилось, и от строя отделился командир со шпалой и пушечками в уцелевшей петлице.

— Товарищ...

— Командир партизанского отряда, товарищ Леший — подсказал я ему.

— Товарищ командир партизанского отряда, сводный отряд бывших военнопленных по вашему приказанию построен. Докладывал капитан Нефёдов.

— Вольно, капитан. Товарищи, освобождение лагеря произведено комсомольским партизанским отрядом 'Полоцкий мститель'. Прямо сейчас вы все должны определиться чего вы хотите. У вас есть несколько путей. Можете остаться здесь, кому понравилось... Смирно! Похоже, никому не понравилось. Прекратить разговоры, потом поговорите, когда я закончу. Вольно. Можете идти на все четыре стороны. Можете присоединиться к нам. В последнем случае лёгкой жизни не обещаю, а те, кто забыли уже что такое дисциплина и строгое выполнение приказов, вполне смогут оказаться у стенки. Хотя это вряд ли — патронов мало, потому просто повесим. И не говорите потом, что я вас не предупреждал — Гуляй-Поля не будет. Кто уходит самостоятельно два шага вперёд.

Как я и думал такие нашлись, меньше десятка. Наверно и ещё бы вышли, но боятся — а ну как лоб зелёнкой намажут.

— Отлично. Свободны. Матвеев, сопровождающего им, по полбуханке хлеба и пусть валят. Только одновременно со всеми, не дай бог сразу на немцев наспорются, тогда можем влипнуть. Остальные поступают в распоряжение старшего сержанта Матвеева. Через полчаса нас здесь не должно быть. Кстати, эти полчаса на раздумье для тех кто колеблется. Если надумаете — скатертью дорога. Да ещё, сапёрам срочно собраться у шлагбаума. Капитан, за мной. Старший сержант командуйте.

Мы с капитаном отошли на десять шагов от начавшего руководить Матвеева.

— Предателей били?

— Да, товарищ командир отряда.

— Сократим просто до командира.

— Есть.

— Дайте команду, чтобы их быстро придавили, без зверств, и возвращайтесь.

— Есть.

В сторону шлагбаума потянулись два тонких ручейка — дезертиры и сапёры. На сапёров у меня были планы. Старшина должен организовать снятие возможно большего количества мин с периметра, при этом он получил строгий приказ, что жертв быть не должно. Пусть лучше останемся без мин, чем без людей. Эх, было бы время. Может оно и есть, и даже скорее всего, на крайний случай засада на дороге его может дать достаточно, но что-то не хочется мне здесь задерживаться.

— Товарищ командир...

— Извините, капитан, задумался. Что у вас?

— Да вот... Команду я отдал, но по правильному трибунал нужен.

— А адвокат не нужен?

Верёвки перебрасывали прямо через верхнюю балку ворот. Вдруг один, из почти десятка, лежащих людей вскочил и с криком: 'Товарищи! Простите!', побежал в нашу сторону.

Дах!

Бегущий рухнул как подкошенный, а Матвеев, повесив винтовку на плечо, продолжил отдавать распоряжения.

— Сколько всего человек в лагере и сколько командиров?

— Чуть меньше трёхсот, командиров тринадцать.

— Не слишком счастливое число, но мне как раз, я мартовский.

Нефёдов непонимающе посмотрел на меня.

— Нумерологией не интересовались? Видно. Для зодиакального знака Рыбы число тринадцать является удачным. Это так, к слову. Поговорить я с вами хотел по следующему вопросу: в отряде уже есть сложившаяся система командования, к тому же, если вы заметили, отряд является комсомольским. Понятно к чему я клоню?

— Да. Вы не собираетесь передавать командование старшему по званию.

— Не только это. Я сам собираюсь расставлять командиров на должности, поэтому даже капитан может попасть под командование сержанта. Скорее всего командиры, которые смогут доказать свою полезность, займут достойные места, но само наличие звания для нас ничего не значит. Пока будем выдвигаться во временный лагерь, поговоnbsp; — Не, бутыль крепкая, выдержала.

рите с людьми. Тому кто откажется поможем с выходом к линии фронта. Оружие скорее всего не дадим, сами не жируем, но минимальным количеством продовольствия снабдим. Если нет вопросов, можете идти.