Корпункт

— Да если б выходной завтра, то я бы с радостью, а так, ты ж сам понимаешь, с утра работа. Встаю ни свет ни заря...

— Понятно. А если водку глушить не будем, просто поговорим? Найдётся десять минут? И давай уже внутрь зайдём, чтоб не мокнуть.

Не дожидаясь возражений, Иван шагнул в гостиничный вестибюль. Сказал Григорию, вошедшему следом:

— Можно вон там, в углу, где кресла стоят. А то лень к тебе наверх подниматься.

Коммивояжёр открыл рот — хотел, видимо, возразить, что к себе и не приглашал, — но сдержался и молча сел в одно из глубоких кресел. Иван, заняв соседнее, откинулся на мягкую спинку:

— Гриша, хотел у тебя спросить. Давно ты на них работаешь?

— На кого?

— Ой, вот только не надо. Можно подумать, ты в кабаке ко мне подсел просто так. И чисто случайно дал мне конверт с намёком свалить из города.

— Да ёшкин дрын, Ваня, я же сам тебя отговаривал — не бери! Честно предупреждал, только ты не слушал...

— Торгаш ты хитрый, базара нет. Находишь, блин, индивидуальный подход к клиенту, особенно если тот уже накидался... Короче, Гриша, в совпадения я не верю. То есть они бывают, конечно, но не в данном конкретном случае. Поэтому давай, не телись — пароли, адреса, явки...

— Какие явки? Совсем сдурел? Я эти конвертики привёз из другого города, из губернского! Вот именно в таком виде! Их ещё в типографии запечатали! Я ими только торгую, а повлиять на то, что внутри, не могу никак. У меня всё чисто, с М-договором, там пункт специальный есть...

— А кто тогда может, если не ты?

— Держатели — ну, в смысле, клиенты, которые их у меня берут...

Иван никогда не мнил себя психологом экстра-класса, чующим подлянку за километр. Детектора лжи под рукой сейчас тоже не было (равно как и интерпретатора речевых интенций стационарного). Но имелось редакторское чутьё на слова, обострившееся в магическом мире. И чутьё это подсказало — в последней фразе Григория есть одна любопытная коннотация.

— Держатели, — повторил Иван, пробуя словечко на вкус. — А просвети-ка — кто, кроме нас с тобой, держал этот конверт в руках?

Кажется, он попал-таки в точку — собеседник замялся, зыркнул по сторонам и начал выбираться из кресла:

— Ваня, извини, но...

— Гриша, ты своим поведением вызываешь у меня дежавю. Сегодня утром один вот так же отмалчивался. Пришлось напомнить, что я — словесник и сотрудничаю с полицией. Вряд ли тебе, представителю малого и среднего бизнеса, нужно её внимание... Да, и на всякий случай — вокруг свидетели, так что давай без фокусов...

Именно это напоминание о свидетелях, как ни странно, подействовало на Григория успокаивающе. Он понаблюдал, как портье переговаривается вполголоса с горничной и таксистом, после чего сказал:

— Ты, Ваня, пойми — я зла тебе не желаю, даже наоборот. И конвертик этот несчастный подсовывать не хотел, просто выбора не было.

— Давай по порядку, Гриша.

— Ладно, дело такое...

30

Иван ожидал услышать нечто подчёркнуто фэнтезийное, но начало истории, рассказанной торгашом, отдавало скорее реалистическим детективом.

С месяц назад, когда Григорий только приехал в город, его подловили на мелком жульничестве (сам он утверждал, правда, что речь шла о невинной торговой хитрости, но суть от этого не менялась). Причём подловили не полицейские, а некий мутный субъект, который пообещал молчать, если коммивояжёр окажет ему пару-тройку услуг. Короче, это был банальный шантаж.

Без фэнтези-элементов, впрочем, тоже не обошлось.

Шантажист обладал нервирующей способностью появляться неожиданно, будто из-под земли. Вроде нет его рядом, а через секунду — раз, и уже стоит в двух шагах, смотрит на тебя с брезгливым вниманием. Для этих фокусов он, по словам Григория, предпочитал безлюдные затенённые закоулки, свидетелей избегал. Никогда не представлялся по имени, а внешность имел неброскую, без особых примет.

Короче говоря, тот же гад, с которым сталкивался Иван, тут даже сомнений не было.

И вот на прошлой неделе этот безымянный гадёныш навестил Григория вновь. Спросил, имеются ли в продаже конвертики с предсказаниями. Выбрал один, подержал в руках с полминуты, прикрыв глаза, после чего вернул. Дал инструкцию — конверт этот следует невзначай показать новому редактору 'Вестника'. Да, просто показать, не склоняя к покупке. Клиент, дескать, сам заинтересуется и потребует...

— Ты мне, Ваня, можешь не верить, но я вот прямо надеялся, что ты покупать не будешь. И этот дундук тогда бы выкусил с маслом! А ты, как назло, упёрся, конверт забрал. Что там наутро вычитал — даже спрашивать не хочу...

— После этого шантажист к тебе ещё приходил?

— Нет, тот раз был последний. Я думал, пригрозит на прощание — молчи, мол, не проболтайся, а то прибью. А получилось наоборот. Говорит мне с эдакой змеиной ухмылочкой — если писака опять заявится, то передай ему, что свой выбор он сделал и пусть теперь расхлёбывает последствия. Вот именно так, я слово в слово запомнил... Ты, Ваня, не обессудь...

— Хрен с тобой, Григорий. Хоть что-то стало понятно.

— Тогда уж ты и с ищейками, пожалуйста, не откровенничай. Видишь ведь — я не сволочь, просто бывают иногда обстоятельства...

— Ты мне лучше вот что скажи — можешь выйти на связь с этим твоим знакомцем? Назначить встречу в конкретном месте?

— Нет, не получится. Он сам всегда приходил, когда ему надо. Может, и сейчас сидит в уголочке, слушает... Хотя нет — народу тут многовато, замучается глаза отводить...

— Ясно, Гриша. Бывай.

Вечерняя улица опять приняла Ивана, окутала стылой моросью. В тёмных пазухах между каменными домами, куда фонари заглядывали с трудом, мерещился чей-то неприветливый интерес. Там колыхались тени и копошились мокрые призраки, разбуженные фантазией...

Поймав себя на подобных мыслях, он в сердцах сплюнул на тротуар. Подумал — скотина всё-таки этот тип, анонимный шантажист-ниндзя. Подсылает к нему шестёрок, давит психологически, внушает исподволь ощущение неуюта. То есть продолжает намёки, что из этого мира надо валить.

Вот блин...

Какой же секрет он оберегает, этот поганец?

И как далеко он готов зайти?

Иван в который раз оглянулся через плечо, но прямой опасности так и не обнаружил. Злясь на себя, распахнул массивную дверь подъезда, взбежал по лестнице. Оказавшись в квартире, задёрнул шторы и зажёг свет в обеих комнатах, а заодно и в кухне.

Сказал себе — поздравляю, чувак, дожился. Сегодня темноты испугался — а завтра что? Будешь прятаться под кроватью?

Потёр виски, пытаясь избавиться от тяжести в голове. Закашлялся — в горле неприятно саднило. Простыл? Вот это совсем некстати...

Он принял горячий душ, заварил себе чаю и, обжигаясь, выдул большую кружку, но самочувствие не улучшилось. Наоборот, головокружение заметно усилилось, и появилось чувство, что из комнаты уходит тепло, а вместо него сквозь оконные щели нагло, по-хозяйски вползает знобкая сырость.

Иван лежал, закутавшись в одеяло, а комната вращалась вокруг него.

Вращение, как ни странно, почти не нарушило устойчивость декораций — этажерки и кресла не шелохнулись, даже графин не съехал со столика. Лишь книжные корешки на полках шелушились, роняя буквы, и те осыпа́лись с раздражающим шорохом, дробились, усеивали паркет вдоль стены неопрятным крошевом. Сквозняк подхватывал эти крошки и швырял их на бежевые обои, превращая в липкий налёт, который тут же начинал затхло фосфоресцировать. Зрелище было физически неприятным, но притягивало внимание, и оторваться становилось сложнее с каждой минутой.

Иван панически дёрнулся, выдирая взгляд из трясины, и это стало его последним целенаправленным действием в эту ночь. Перегруженное сознание отключилось, словно щёлкнул предохранитель.

Утром он не смог встать.

Разум нехотя регистрировал какую-то активность вокруг. Вроде бы открывалась входная дверь, кто-то заходил в комнату. Приглушённо, будто издалека, звучали полузнакомые голоса, но смысл того, что произносилось, моментально терялся. Из горячечно-зыбкого марева выплывали белые лица-маски, для которых в памяти с трудом находились подходящие имена — Екатерина, Павел, Александра Андреевна. Он смотрел на них и снова проваливался в туманное забытьё.

Лишь к вечеру ум слегка прояснился.

Иван проснулся в поту и с ощущением дикой жажды. Пошевелил языком, шершавым и пересохшим, и уставился на полноватого господина с обширной плешью, стоявшего у кровати. Тот с готовностью пояснил:

— Не беспокойтесь, я врач, пришёл вас проведать. Хотите пить?

— Да...

Жадно выхлебав воду, Иван откинулся на подушку. Отметил про себя, что комната выглядит как обычно, налёта на стенах нет. Снова фокусы восприятия...

— Что со мной, доктор? Как вы вошли? Я дверь запирал...

— Александра Андреевна открыла снаружи своим ключом. А её позвали ваши коллеги, которые хватились вас на работе. Касаемо же вашего состояния — ничего экстраординарного. Простуда, усиленная эффектом М-акклиматизации, ну и нервной встряской до кучи. Считайте, батенька, что организм ваш вытребовал себе внеплановый отдых. Отгул, так сказать, для восстановления...

— И как? Жить буду?

— Всенепременно. Кризис, к счастью, миновал быстро — хотя поваляться ещё придётся денёк-другой. Вы уж, пожалуйста, лечением не манкируйте. И микстурки, что я оставлю, выпейте аккуратно.

— Спасибо, доктор.

— Не за что, Иван Егорович, не за что. С вами тут, кстати, ещё один посетитель пообщаться желает, но это лучше попозже. Вам бы ещё поспать...

Иван скосил глаза и, увидев в дверях инспектора, пробурчал:

— Ладно, чего уж там, пусть заходит.

— Но только пару минут, не больше.

— Да, — пообещал сыщик, сняв фуражку, — я на два слова.

Дождавшись, когда доктор выйдет из комнаты, он продолжил:

— Ну, господин редактор, всполошили вы нас с утра не на шутку.

— Могу представить. Я в редакцию не пришёл — и там, наверно, подумали, что я пропал, как те двое.

— Вроде того. Ваши сотрудники, впрочем, не растерялись. Сразу кинулись к вам сюда — вы не открывали, но свет у вас на кухне горел. Побежали за хозяйкой квартиры, ну и нас известили тоже. В общем, всё закончилось хорошо. Я только хотел один момент уточнить, если не возражаете.

— Слушаю.

— Простуда, нервы — это логично и объяснимо. Но, может, было ещё какое-нибудь воздействие? Вчера вечером? Не хотелось бы ничего упустить, учитывая недавние происшествия.

— Понимаю. Но нет — нападений не было. Мне, правда, чудилось, что кто-то за мной подглядывает... На улице, пока шёл... Но это, наверно, всё-таки глюки были, галлюцинации... Хотя, может, тот тип и правда следил... Вы его, случаем, не поймали?

— Нет пока.

— А как вообще расследование? Насчёт потеряшек новости есть?

Вопрос Иван задал, в общем-то, для проформы, ни на что не рассчитывая. Но инспектор, задумчиво пригладив волосы, сообщил:

— Да, представьте себе. Борис Ильич объявился, вполне живой и здоровый.

31

Это прозвучало столь неожиданно, что Иван растерялся. Приподнявшись, глупо переспросил:

— В каком смысле?

— В прямом, конечно же. Помните, я рассказывал, что мы проверяем всех отъезжающих за последние сутки-двое? Так вот, дирижаблем не улетал никто из интересующих нас персон, но есть ещё и фуникулёр — не в Вернхевейске, правда, а в посёлке на дальнем краю плато. Я отправил туда своего сотрудника. До посёлка от нас — часа три на автомобиле, поэтому проверка вчера заняла достаточно много времени...

— Дайте угадаю — Борис там был, но вы его не догнали? Уже слинял на фуникулёре вниз?

— Нет, почему же? Он совершенно никуда не спешил. Навестил в посёлке приятеля, они вместе зашли в пивную, где наш сотрудник их и застал. Борис Ильич ответил на все вопросы. Подтвердил, что больше не желает работать с вами в газете. И теперь, уволившись, намерен съездить к родне в другую губернию. В общем, дал исчерпывающие, подробные пояснения. И лишь после этого сел-таки на фуникулёр...

— Постойте, вы что его — отпустили?

— Да. А как же иначе?

— Ну ё-моё...

Иван обессиленно упал на подушку. Матерные конструкции, просясь на язык, выстраивались в длинную очередь, но он кое-как сдержался. Отдышавшись, проговорил:

— Борис замешан во всю эту мутотень! Какие сомнения могут быть? Вот прямо здесь, под моими окнами, он болтал с тем самым козлом, которого я за призрака принимал! С главным подозреваемым...

— Борис Ильич не отрицал ту встречу. Но она была, по его словам, единственной и случайной. Тот господин, будучи приезжим, всего лишь спросил дорогу к центральной площади...

— Ага, конечно, дорогу... 'Как пройти в библиотеку'... Я ж вам рассказывал — Борис с ним общался как со знакомым! Вы вообще слушали, что я говорил?

— Да, Иван Егорович, я вас выслушал со всем возможным вниманием. Но кроме ваших подозрений и домыслов у нас, по сути, нет ничего. Где состав преступления? Пропавший геолог завтра найдётся, как нашёлся Борис Ильич. У него, у геолога, между прочим, сейчас двухнедельный отпуск, и он может делать, что пожелает. Некий чужак бродил под вашими окнами? Законом это не запрещается. Чужак этот, по вашим словам, знаком с Борисом Ильичом? Извините, но вам могло просто показаться. Ваше эмоциональное состояние в тот момент было достаточно специфическим...

Иван стиснул зубы. Злость, подогретая липким простудным жаром, вскипала в нём, клокотала, искала выход. В черепной коробке отчаянно билась мысль — да неужели все они в этом закисшем царстве такие инфантильные идиоты? Они реально не понимают, что тут назревает нечто пугающее, опасное, чуждое? И будут хлопать ушами, доверчиво щёлкать клювом, пока эта жуть не расползётся по всем углам?

Он попытался произнести это вслух, но из горла вырвался только надсадный хрип. В комнату заглянул обеспокоенный доктор — и тут же, всплеснув руками, стал теснить инспектора к выходу:

— Всё, голубчик, ступайте. Больному нужен покой...

Сон — плотный войлочный полог.

Ни картинок, ни звуков — только сладкий привкус микстуры.

Минуты падают в прошлое.

Следующее пробуждение оказалось менее драматическим. В квартире никого не было, за окнами мокла ночь, а к жажде прибавился зверский голод.

Иван, пошатываясь от слабости, доплёлся до кухни, отрезал огромный кус копчёного мяса и впился в него зубами. Жевал, давясь и порыкивая, как давно не кормленный пёс, пока не заныли челюсти. Сыто выдохнул, откинулся на спинку деревянного стула и снова перебрал в памяти события последней недели.