Собственность государства - роман завершен

Джейсон пристально посмотрел мне в глаза:

— Ну мы же понимаем, что в бою есть более опасные роли и менее опасные? Как понимаем и то, от кого зависит распределение ролей. И то, что любая услуга, особенно ценная, не останется без должной благодарности, тоже понимаем?

Я криво улыбнулся:

— Я понимаю, что вашему Дому стоит завести отдельного переговорщика, а не поручать это деликатное дело бестактному дилетанту. Да-да, сэр, предлагать мне подставить своих старых проверенных товарищей ради чужака со стороны — это бестактность, а делать это в присутствии одного из моих парней — еще и откровенный идиотизм. Я был бы хреновым лидером, если б согласился на такое. Да, и еще: мне не требуются подачки чужих Домов. Если выживу — буду главой собственного. У меня все.

* * *

Седьмая неделя прошла, как и предыдущие. Еще одна ложная тревога — из-за странно выглядевшей собаки — закончилась взбучкой позвонившему в полицию директору ресторана, причем прямо перед камерами репортеров.

Одной рукой я ухватил жирдяя за шиворот, второй поднес к его лицу не очень крупного бродячего песика:

— Вот это, кретин, твоя "очень подозрительная собака"?!! Это, мать твою за правую ногу, щенок!

Директор попытался вырваться и даже сумел это сделать: его рубашка оказалась очень непрочной. Но сразу же после этого Бела ухватил его за волосы и рывком притащил обратно.

— Как вы смеете! — завизжал директор. — Я буду жаловаться!

— Рот закрой, жирдяй, и смотри сюда. Это — мелкий щенок. Собака не может быть вместилищем для эфириала или Порчей, если только это не очень крупная собака, минимум под пятьдесят килограммов. Собака малой массы бесполезна для некроманта. Ты притащил нас сюда по заведомо ложной тревоге, и еще будешь жаловаться?!

Кто-то из репортеров попытался заступиться за директора, но сам стал объектом моего гнева:

— Мы на каждую зачистку едем, как на последнюю, не зная, кто из нас с нее вернется, а кто — нет! Ошибся, говорите? Собака странной показалась? Ну так вот мы и повышаем его грамотность, чтобы впредь не ошибался!

Вечером того же дня выяснилось, что директор сообщил о странной собаке, проиграв пари одному из посетителей. В итоге оба виновника ложной тревоги попали на большие штрафы, директора при этом уволили.

Валлендел меня за это пожурил, но на следующий день госпожа ЛаВей сообщила, что этот инцидент не только не уронил наш рейтинг, а даже немного поднял.

— Ну а что? Люди любят брутальных парней, — пояснила она в ответ на наше удивление. — Главное тут не переборщить. Кстати, песика мы продали на благотворительном аукционе: его купили за триста империалов, которые потом пожертвовали в детский приют в ближайшем городе.

За исключением этого случая, седьмая неделя ничем не отличалась от предыдущей.

Очередная вечеринка началась точно так же, как и все предыдущие. Пустующий кабинет, привычный диванчик и Сабрина. Со стриптизом, правда, не выгорело.

— Ну Саша, я же никогда в жизни этим не занималась, — попыталась оправдаться она. — Танцевать умею только бальные танцы, к сожалению, и только в паре.

Впрочем, я не пал духом и немного разнообразил свою партию, овладев Сабриной не на диванчике, а на столе. А потом мы перебрались на диванчик и она исполнила свою партию так же замечательно, как и всегда до этого.

Когда мы лежали рядом, обнявшись и тяжело дыша, я высвободил одну руку и дотянулся до кармана своей рубашки.

— В общем, я не знаю, что тут и как говорить, потому что делаю так в первый раз. Так что просто — это тебе.

Когда Сабрина увидела изящную серебряную цепочку с относительно крупным сапфиром, ее глаза непроизвольно расширились.

— Ах, какая прелесть! — восхитилась она, а затем перевела на меня озабоченный взгляд: — Саша, а где ты взял столько денег?

— "Столько" — это сколько? Всего-то девятьсот пятьдесят империалов, подумаешь. Нас возили как-то в казино и дали там фишек на тысячу. Ну а я их проигрывать не стал, а просто взял да обналичил.

— "Всего-то"... Саша, это не всего-то. На такие деньги моя семья — я, мама и папа — жили месяц, когда я была маленькой... Ты снова тронул меня до глубины души, но... Это слишком дорогой подарок. Ты же все деньги на него потратил...

Я криво улыбнулся:

— Дело было несколько недель назад, и с тех пор я просто не смог их потратить. Нам не на что тратить деньги, понимаешь? Вся наша жизнь состоит из боевого дежурства, двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, тридцать один день в месяц, двенадцать месяцев в год. И так десять лет, или до тех пор, когда удача или фатальная неудача не освободит нас от службы в СТО. Мы не можем пойти в ресторан или снять номер в отеле и заказать выпивку и девочек... А если бы я мог — заказал бы в номер тебя. Понимаешь, мы, эстэошники, не делаем накоплений, не откладываем на будущее. Его у нас нет. Для нас нет "завтра", для нас нет даже "сегодня", потому что через пять минут может взвыть сирена, зовущая меня на зачистку, с которой я уже не вернусь. У меня есть только "сейчас". У большинства парней имеются родственники — а я сирота, у меня есть только ты. Если я покину ряды СТО со щитом — жалкая тысяча империалов уже не будет для меня ощутимой суммой, а если на щите — тогда деньги станут мне не нужны. Так что я решил потратить их сейчас, и лучшего варианта не придумал. Не выживу — хотя бы ты будешь помнить меня...

И тут я заметил, что Сабрина из последних сил пытается не разрыдаться.

В общем, эта встреча получилась для нас незабываемой, а наше пребывание в пустующем кабинете — гораздо более долгим, чем в предыдущие разы. Сабрина превзошла саму себя, но я окончательно понял, что действительно пронял ее до глубины души, только после того, как она сделала для меня многие замечательные вещи, включая то, о чем я, с оглядкой на ее возможную подневольность, не считал этичным попросить.

Еще целых два дня после этого я всерьез подумывал, чтобы изменить свое завещание в ее пользу, но передумал: она не пропадет и так. У нее в жизни перспективы очень даже ничего себе, бесталанным сиротам в одном конкретном приюте моя пенсия нужнее. Ведь четыре тысячи сто шестьдесят империалов в месяц — это сто тридцать восемь империалов в день. Хватит на пирожок с мясом каждому сироте в приюте, и так каждый день на протяжении двадцати лет.

А я не понаслышке знаю, что значит лишний пирожок с мясом в дополнение к сиротскому рациону.

* * *

Сирена взвыла аккурат за полчаса до полудня.

— Ну что за непруха! — воскликнул я. — Ну почему не раньше и не после обеда?!! Пятиминутная готовность!

И мы бросаемся в арсенал лихорадочно напяливать защитные костюмы и броню.

Разумеется, все это показуха для Гюнтера и его камеры: мы знаем, что это "ненастоящая" тревога, он — нет.

Но германец, хоть и взволнован, умудряется пошутить:

— Ну, мне тут в целом понравилось с вами тусоваться, однако я уже начинаю мхом обрастать, так что все-таки надеюсь увидеть вас в настоящем деле.

— Типун тебе на язык, капустник хренов, — беззлобно огрызается Каспар.

Мы трясемся в бронефургоне, который несется по улице с диким завыванием, и перешучиваемся. Смеемся самым удачным шуткам. Гюнтер сосредоточенно снимает нас и то, как помощники оператора проверяют наши нашлемные камеры.

— Парни, свои слова и реплики никто не забыл? — ухмыляюсь я.

— Я их даже прочитать не успел, — виновато подыгрывает мне Стоян. — И что теперь делать?

— Что делать, что делать... Скакать и бегать! Все, теперь молчи всю зачистку!

— Не вариант! — отзывается Гайдрих. — У меня реплики в ответ на его. Стоян, ты должен сказать "Это все свартальвы виноваты!", а я отвечу "и велосипедисты!".

— А при чем тут велосипедисты?!! — опешил Стоян.

— А при чем тут свартальвы? Это как раз наши вторые реплики!

— Матерь Небесная, — поморщился я. — Этому анекдоту сто лет в обед, кто вообще там слова нам пишет?! Короче, парни, в задницу все эти реплики, просто будьте самими собой и стреляйте во все, что движется.

Каспар заржал и повернул свой автомат стволом к себе, чтобы попасть в свою наствольную камеру:

— Дорогие зрители, я вам официально заявляю: это все референты нашего министерства виноваты! Это они нам слова пишут!

— Не гони на них, — прикрикнул я, — нам еще грех жаловаться, все-таки наши реплики в сто раз умнее той чуши, которую они пишут для министра!

Заржал весь фургон, даже водитель за баранкой.

— Так, а что мы чистить должны? — спросил Кай.

— Да вроде какие-то подземные коммуникации... Тоннели с кабелями, ну там телефонные линии и тому подобная фигня.

— Стопудово очередной ложный вызов, и я даже знаю, кто нас вызвал!

— Кто? — приподнял бровь я.

— Да телефонщики, трубопрокладчики или кто там заведует этим хозяйством! Решили нас использовать вместо проверочной бригады!

— Если это действительно так — я использую кота или собаку виноватого вместо глушителя для моего "кишкодера"! — пообещал Кравитч.

— Он шутит, дорогие зрители, он шутит! За время службы Дэви не пострадал ни один кот или пес!

Фургон притормозил, мы начали выгружаться и проверили связь.

На месте нас уже ждал усатый дядька в строительной каске, который показал нам план подземных коммуникаций. Всего нам предстоит проверить каких-нибудь семьсот метров подземных тоннелей.

— Не так уж и много, — сказал Бела, — обед пропустить не должны.

Мы прошли перед толпой зевак к открытому спуску под землю. По пути я скользнул взглядом по большой афише картинной галереи, гласившей, что жемчужина выставленной коллекции — знаменитая "Два на четыре" кисти самого Адольфа Гитлера, "магнум опус", главная работа всей жизни великого пейзажиста. Такая картина наверняка выставлена в самом престижном заведении, значит, мы находимся в самом центре города. А что людей на улицах мало — время-то обеденное. И да, глазеет на нас сквозь окна ресторанов и кафе изрядное количество глаз. В общем, хорошее место выбрали, чтобы показать нас не только по телику, но и вживую. Вы, мол, чаевничаете себе спокойно, а эти парни всегда где-то рядом, делают свою работу...

— Так, ребята, все как всегда. Заходим, ловим то, что там есть, если оно есть, валим и выходим. Благо узкие тоннели — самое оно для шрапнели... Ха, да я уже стихами заговорил.

— Два слова в рифму — еще не стих, — одернул меня Рюиджи.

— Ну и пофигу, я ж не претендую на лавры Вергилия. Так, все, шуточки отставили, шутить будем потом, если сможем. Порядок стандартный... Хотя нет. Смотрите, вот план, вот точка спуска. Этот отрезок заведомо тупиковый, всего двадцать метров, его проверят сразу два человека. А потом мы идем вот сюда, по этому проходу, вот тут решетка... Да? — обратился я к дядьке в каске.

— Да, все верно, вот тут решетка и вот тут, — показал он, — приварено крепко.

— А как вы попадете в эти тоннели, если надо будет? Отрежете решетку?

— Зачем? Туда есть спуск через люк, просто не отсюда. Люк находится на людной площади через квартал отсюда, а вообще мы закрыли проходы полностью, потому что там нет ничего. Те кабеля уже не используются с тех пор, как новую телефонную станцию поставили. Ну, правда, еще есть линия электропередачи, но ее кабель капитальный и бронированный, с ним ничего не случится.

— Понятно. Значит, идем вот тут до развилки, здесь оставляем четыре человека с двумя щитами и проверяем вот эту загогулину. Возвращаемся сюда и дальше по тоннелю до упора. Рюиджи, Каспар, возьмите в фургоне тактические щиты: два вместе и готово, тоннель перекрыт.

Спустившись под землю, мы убедились, что фонари не нужны: штатное освещение работает хорошо.

— Гюнтер, ты последний идешь, и оглядывайся на всякий случай.

— Так мы же идем по узкому проходу. Кто у нас сзади оказаться может?

— Пф-ф-ф... Ты себе даже не представляешь, какие коленца Порча иногда выкидывает. Ну можешь и не оглядываться, если не хочешь, главное, что ты сзади идешь, а мы, если что, услышим чавканье Порчи...

— Александер, ты сама доброта! — хохотнул он.

— Разумеется, ведь я же предупредил тебя, чтобы ты оглядывался. Все, парни, вперед, в темпе мазурки. А то я обедать уже хочу.

Рюиджи и Каспар двигаются первыми, я сразу за ними и по центру, так, чтоб мне было удобно послать вперед шрапнельный заряд, остальные за нами. Тихо, не считая производимого нами шума, только коробочки на стенах пощелкивают реле, индукционными катушками, соленоидами или что у них там внутри.

Мы миновали первое забранное решеткой ответвление. Решетка крепкая, основательная, такую поди выломай. Доходим до второй развилки: справа тоннель, который надо проверить, слева — решетка. Рюиджи и Каспар занимают оборонительную позицию, пока мы проверим "аппендикс".

— Вы там только быстро проверяйте, — ухмыльнулся Рюиджи, — а то нам тут без вас страшно...

— Стойте, парни... Тихо.

— Что такое?

— Не нравится мне этот тоннель... Кай, подержи.

Я сунул ему в руку свой "кишкодер" и взялся за решетку. Несильный рывок — и она у меня в руках. Тяжелая, прочная — но стальные штыри, к которым она приварена, легко вышли из своих отверстий, куда, по идее, должны были быть крепко вбиты.

Вглядываюсь в темноту — и меня охватывает уже слегка призабытое чувство. Покалывание и омерзение, только трудноразличимые. Впрочем, этому есть простое объяснение: высоковольтная линия скрадывает ощущение чужеродной эфирной сигнатуры, есть у нее такое необъяснимое свойство. И тот, кто скрывается там, в темноте неиспользуемого тоннеля, явно о нем знает.

Я облизал пересохшие губы и взял у Кая "кишкодер".

— База, это Терновский. Валлендел, Мэрриот, вы слышите меня?

Они отозвались почти одновременно.

— Мэрриот! От кого именно поступил вызов?!

— От одного из техников.

— Задержите его. Это не ложная тревога, все смахивает на ловушку. В перекрытом тоннеле что-то или кто-то есть, решетка буквально выдрана из стены, да вы сами все видели!

— Проклятье, а мы так надеялись, что это снова ложная тревога!

— Мы тоже. Конец связи.

— Саша, а решетка не могла давно уже быть в таком состоянии? Откуда ты знаешь, что там что-то есть? — спросил Кай.

— Да уж поверьте, парни. Дэви — шрапнель, я со "слонобоем". Если это одержимый — то очень матерый, раз сумел скрыться под землей, легкой прогулки не будет. Стреляйте сразу, потом думайте. Вперед, и смотрите под ноги на предмет ловушек!

Минуты три мы молча продвигались по тоннелю, сосредоточенно вглядываясь в темноту, располосованную лучами тактических фонарей, и тяжело сопели. Откуда-то послышался странный металлический лязг.

— Вы слышали?

— Вперед, тут нечего слышать! Я буквально нутром его чую!

Минутой спустя мы нашли место, где одержимый обустроил свое логово: на полу тоннеля спальный мешок и несколько консервных банок.

— Дальше — прямой отрезок и тупик в ста метрах! Кравитч — огонь!

"Кишкодер" грохнул, свист и щелчки картечи по бетону. Я дослал в ствол осколочную гранату и послал ее туда же. Вспышка и грохот — и больше ничего.